Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века - Антон Нестеров

Йоханнесс Вайерикс. 4 элемента натурфилософии. 1601. Британский музей, Лондон

А теперь, учитывая вышесказанное, взглянем на эпиграмму Донна, написанную им после участия в морской экпедиции графа Эссекса, где ситуация морского сражения изящно сжата до нескольких рифмованных строк:

THE BURNT SHIP

Out of a fired ship, which, by no wayBut drowing, could be rescued from the flame,Some men leap'd forth, and ever as they cameNeer the foes ships, did by their shot decay;So all were lost, which in the ship were found,They in the sea being burnt, they in the burnt ship drown'd.

[Из охваченного пламенем корабля, которому остается лишь/ затонуть, некоторые, чтобы спастись от огня,/ бросались в воду, но лишь подплывали/ к вражеским судам, как находили свой конец;/ и так погибли все, бывшие на том судне:/ они горели в море и тонули в пылающем корабле.]

Перед нами, казалось бы, парадоксальная, однако вполне реалистическая зарисовка. Но не будем спешить. В алхимических трактатах процесс поисков Камня часто описывался как странствие – или плавание.[523] Укажем на два современных Донну текста: «Тонкую аллегорию, посвященную тайнам алхимии» Михаэля Майера,[524] где получение камня представлено как многотрудное и полное опасностей путешествие, и «Краткое изложение Философии Природы» Томаса Карнока, созданное, очевидно, во второй половине XVI в. У Карнока мы читаем:

All which tyme to Land we shall not passe,No although our Ship be made of Glasse,But all tempest of the Aire we must abide,And in dangerous roades many tymes to ride;Bread we shall have none, nor yet other foode,But only faire water descending from a Cloude:The Moone shall us burn so in processe of tyme,That we shall be as black as men of Inde:But shortly we shall passe into another Clymate,Where we shall receive a more purer estate;For this our Sinns we make our Purgatory,For the which we shall receive a Spirituall body:A body I say which if it should be sould,Truly I say it is worth his weight in Gold.[525]

[Все это время мы не должны приближаться к земле,/ Хотя корабль наш сделан из стекла / Однако должны избегать мы всячески воздушных бурь,/ И многократно следовать опасными путями;/ Ни хлеба не должно быть с собою у нас, ни иной еды,/ А лишь пламенеющая вода, что нисходит из облаков:/ Луна столь обожжет нас за это время,/ Что мы почернеем, как индусы:/ Но вскоре прибудем мы туда, где климат иной,/ И там мы получим очищение;/ Ибо это из-за грехов наших мы создали сие Чистилище,/ Чтобы получить в нем духовное тело:/ Тело, которое, как сказано мной, если/ Истинны мои слова, ценно, как слиток золота.]

Здесь кораблем назван сам алхимический сосуд – алембик, и упоминается «пламенеющая вода». Этот кажущийся оксюморон кочует в алхимии из текста в текст. Так, у медика, алхимика и астролога Саймона Формана (1552–1611), больше известного историкам английской литературы тем, что в его дневнике 1611 г. содержится единственное дошедшее до нас аутентичное описание шекспировских постановок в театре «Глобус», в алхимическом стихотворном трактате «О разделении Хаоса» говорится:

«The water to the fire is most Enemie;Therefore, kepe fier in water, and moisten that is drie…»[526]

[Вода – главный враг огню;/ Потому сохраняй огонь в воде и увлажняй сухое…]

В другом алхимическом трактате XVII века, «Гидролит, или водяной камень мудрых», мы читаем: «Мудрецы многое говорили о выпаривающем огне, который называли они огнем мудрости, – он не материален и не имеет отношения к стихии огня, а – сущностен и несотворен. Также они называли сие пламя «божественным пламенем», или меркуриальной водой».[527] Весьма часто эта загадочная пламенеющая вода называется, как в трактате «Тайны розенкрейцеров», приписываемом Джону Ди,[528] и в ряде других алхимических текстов, «небесной водой, что не мочит рук».[529] А такой известный любому алхимику текст, как «Rosarium Philosophorum», учит: «Сжигай в воде, топи в пламени. Многократно делай влажным и каждый раз прокаливай. Умерщвляй переменчивое и оживляй, и воскрешай из смерти. И так воистину обретешь чаемое. И если ты знаешь режим огня, Меркурий и огонь – все, что тебе нужно».

Парадокс Донна прочитывался современниками именно в этом контексте. «Сгорать в воде» и «омываться пламенем» были для них вполне узнаваемыми и знакомыми словосочетаниями. И основная посылка донновской эпиграммы, как раз и порождающая иронично-комический эффект, понималась примерно как «И мы, вдали от столичной жизни, гния на корабельной палубе, знаем кое-что из вашей алхимической философии, – но знаем и реальность, вам в столицах не ведомую».

Определенная ирония по отношению к алхимическим практикам присутствует и в другом стихотворении Донна – «Алхимии любви». Однако ирония эта весьма неоднозначная. Стихотворение открывается фривольно-двусмысленным утверждением:

Some that have deeper digg'd loves Myne then I…

[Кто далее меня копнул рудник любви…]

чтобы далее развернуться следующим образом:

I should not finde that hidden mysterie;Oh, 'tis imposture all:And as no chymique yet th'Elixar got,But glorifies his pregnant pot,If by the way to him befallSome odoriferous thing, or medicinall,So, lovers dreame a rich and long delight,But get a winter-seeming summers night.

[Я не нашел этой сокрытой тайны;/ Все это сплошное надувательство:/И как ни один химик не получил Эликсира,/ но славит свой беременный горшок,/ коли случится, что обнаружит в оном/ нечто вонючее или какое лекарство,/ так и мечты влюбленных <преисполнены> роскошных и длительных радостей,/ но оборачиваются <короткой> летней ночью, подобной зимней стуже.]

Во времена королевы Елизаветы проводилось весьма тонкое различие между двумя категориями людей, практиковавших занятия алхимией. К первой принадлежали подлинные искатели знания, бескорыстные адепты, именовавшие себя «children of Science» – «детьми Науки», «sages» – «мудрецами» и «philosophers» – «философами», ко второй – прагматики и практики, мечтавшие об обогащении, – их презрительно именовали «souflers»– «раздувателями горна», и «chemists» – «химиками». Алхимические трактаты обращались к первым из них.

Вторых уличали в подделке золота и прочих металлов. Артур Ди (кстати, около двадцати лет проведший в России в качестве лейб-медика царя Михаила Федоровича[530]) в предисловии к своему алхимическому трактату «Fasciculus Chemicus» с горечью отмечал: «Искусство Химии слишком скомпрометировано, обесславлено и подвергнуто бесчестию мошенническими действиями самозванцев и обманщиков, его практикующих, – и в глазах публики отмечено недобрыми стигматами»,[531] а его издатель, сэр Элиас Ашмол, один из эрудированнейших людей XVII в., много лет отдавший собиранию и изданию алхимических рукописей, вторит этим словам: «Среди пишущих о священном Искусстве есть люди различные… Последнюю и наихудшую категорию составляют те из них, кто выпускает в свет ложные советы и исполненные фальши руководства, движимые намерением затмить и заслонить свет, распространяемый истинными Философами, – и не достойны они иного имени, как обманщики».[532]

Алхимик. Solomon Trismozin. Splendor Solis. Harley MS 3469

У Донна речь идет именно о «суфлере», шарлатане (в глазах людей той эпохи) «по определению». Обращает на себя внимание и другое словечко: «pot». Во всех алхимических сочинениях сосуду, в котором происходит варка философского камня, уделялось чрезвычайное внимание, он был окружен крайним пиететом и именовался «athanor» – «атанором», «alembick» – «алембиком», «cucurbit» – «перегонным кубом» или же «vessel» – «чашей». У Донна алхимический сосуд вполне под стать его хозяину. И тот, и другой не достойны ничего, кроме презрения. «Двойное жало» иронии в этом стихотворении направлено не против любви и не против алхимии, но против любви плотской и алхимии как подделки металла. Недаром же все комментаторы Донна, как один, рядом с «Алхимией любви» всегда вспоминают «Экстаз» – стихотворение о духовном соединении возлюбленных. Осмеивание морока любви-вожделения и тоска по любви совершенной у Донна – лишь две стороны единой медали.

«Растворение» («The Dissolution») – одно из самых пронзительных любовных стихотворений Донна. Как мы видим, уже само название отсылает к алхимической операции растворения, нисхождения в Хаос. В труде Джованни Лациния «Collectanea Lacinii ex Arnoldo de Villa Nova» мы читаем описание операций для получения Философского камня, извлеченное из сочинений Вилла Новы, якобы обладавшего Великой Тайной:

«Первейшая наша физическая задача – растворить Камень в Меркурии, первоматерии всех металлов. Растворение тела происходит под воздействием духа и сопровождается сгущением духа. Затем тело смешивается с духом, а дух – с телом. Четыре главных метода нашего Магистерия: растворение, очищение, редукция и фиксация. Растворить – значит сделать грубое тонким; очистить – сделать темное светлым; редуцировать – из влажного извлечь сухое; фиксация же достигается высвобождением духа и сгущением его в его собственном теле, или – твердой субстанции. Растворение Камня и погребение его во прахе – таков первый режим. Второй же режим: омовение и очищение черной, ущербной, зловонной материи, чтобы та могла стать светлой, чистой, лишенной порока, – каковое очищение достигается разделением Камня на четыре его элемента и очищением каждого из элементов».[533]