Сердце русалки - Ида Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда песня русалки долетела до полей, где двуногие выращивали себе еду, рожь на них приподнялась, устремив свои мягкие колоски к солнцу. Песня русалки коснулась черноземной земли, проникла в корни, в картофельные клубни и тыквенные зачатки. Овощи и бахча, словно воскресшие после долгого сна, запустили процессы роста и размножения.
Наполнившись энергией жизни, этой силой природы, которая тянулась к продолжению своего существования, которая всеми способами противилась смерти и забытью, Сейре будто стало легче, и печаль ее поутихла.
Много мыслей лезло ей в голову. Она думала о Гансе, о Вергии и о других двуногих, которые погибли из-за нее. Уже много лет она шла на риски, заводя с ними знакомство, но все эти мальчики и мужчины вскоре теряли голову, лишались рассудка и погибали. Может, нужно быть как Ларс, одиноким, нелюдимым, довольствоваться только семьей. Их этому учил отец: используй двуногих, но не отдавай им сердца, чтобы не было слишком больно — люби только свою семью: родителей, брата, себя. Люби свой род, свою сущность, свое наследие и свою магию.
Иногда Сейра наблюдала издалека за двуногими, которые приходили в жаркие летние дни купаться на песчаный берег под утесом. Являлись всей толпой: двуногий-мужик и двуногая-баба, с ними несколько двуногих-детей. Они кричали, брызгались водой, дети шалили, толкали друг друга, кидались камешками и тиной. Сейра видела, как одна маленькая девочка, положила на голову копну сорванных зеленых водорослей и, хохоча, стала называть себя русалкой. Ее братья и родители смеялись вместе с ней. И Сейра тоже смеялась.
Часто она, томясь одиночеством, живя в пещере с таким же одиноким братом, с которым было даже нечего обсудить, думала об этих двуногих, об их видимом счастье. Она не знала, что там у них внутри, когда они запираются в своей избе. Внешне все выглядело именно так, как ей хотелось для себя. В глубине души она бы желала жить, как та двуногая-баба, всяко лучше, чем существовать сотни лет и смотреть, как умирают те, кто тебе был дорог.
С тех пор как умер отец, жить стало еще более тоскливо. Когда все двуногие, с которыми Сейра заводила хоть какое-то общение, стали постепенно умирать, пропадать, не отзываться больше на зов, сердце ее очерствело. Она не заставляет их любить себя, она знает, что русалий яд привязывает двуногого к русалке, но и не пользоваться этой возможностью, чтобы страдать от одиночества, тоже не хотелось.
Ей было искренне жаль и Ганса, и Вергия. Но Ганс было жальче сильнее — она действительно хотела забрать его в их семью. Она никогда не проводила этот ритуал, но отец рассказывал, что на границе жизни и смерти, двуногого можно обратить русалкой. Нужно, чтобы из ног его вытекла вся кровь, и тогда ядовитый поцелуй русалки что-то изменит в его теле и вскоре вместо его отмерших ног начнет расти рыбий хвост, на шее появятся жаброподобные отверстия, а на локтях образуются небольшие плавники. Мягкие волосы его выпадут, а вместо них отрастут густые и длинные маслянистые пряди. Была только одна загвоздка. Ты либо русалка, либо двуногий. Обратной дороги нет. Она спасла бы жизнь прекрасного юноши, но ему пришлось бы все равно «умереть» для своей родни.
Сейра вертела в руках амулет-чешуйку, которую накануне подарил ей Ганс. Ее ужасно тревожило то, что она не может вернуть ему долг за этот подарок. Когда Ганс предложил ей отдать амулет, в нее будто вселилось какое-то демоническое существо, которое цепями сковало ее тело. Когда двуногие приносили ей еду, она такого не испытывала. Она принимала эти сласти и ничего не отдавала взамен. Но когда ей предложили что-то ценное, что содержит частичку человеческой души, она уже не могла принять это просто так. Возможно, это тоже проклятие. За какие пригрешения им все это?
Когда Ларс предложил познакомиться с девчонкой, в которую тот, как дурак, влюбился, Сейра сначала отнекивалась, ей нечего было «ловить» с двуногой, но от скуки согласилась. Побыв рядом с этой девушкой, Леей, Сейра вдруг почуяла где-то поблизости с ней едва заметный дух Ганса, кусочек его души, настолько маленький, что сначала показался ей наваждением. Она приблизилась к Лее, чтобы понять, откуда исходит эта энергия жизни, но, похоже, ошиблась. Душа витала где-то слишком далеко и была до невозможности маленькой, как песчинка, возможно, кто-то рядом с Леей, но не она сама, является носителем этой души.
У Сейры появилось предчувствие, что отдать свой долг она все же сможет. Чуть позже.
* * *
Лея на неделю выпала из жизни деревни и своих новых друзей с озера. Баронесса повезла ее в столицу, нужно было уже вплотную заняться подготовкой к свадьбе. И если украшение дома и составление праздничного меню можно было устроить и без невесты, но вот снять мерки и выбрать платье было уже ответственностью Леи. Поначалу Лея предложила надеть подвенечный наряд своей матери. Белое, атласное, с красивым жемчужным кружевом и шикарным двухметровым подолом впору село на Лею и подчеркнуло ее тонкий стан и изящную талию. Но баронесса была непреклонна: Лея выходила замуж не абы за кого, а за одного из богатейших землевладельцев их страны. Разве такая невеста может венчаться в платье двадцатилетней давности? Оно уже много лет как вышло из моды.
Лея, рассматривая в салоне подвенечные наряды, сделала вывод, что не так уж мамино платье устарело, а то было и гораздо лучше и красивее всего того, что ей предлагали в одном из самых знаменитых салонов кутюрье. Когда девушку поставили на пьедестал, где ловкие швеи снимали с нее мерки, Лея вдруг увидела столик, где продавали украшения. Серьги в форме кувшинки с цветком лотоса тут же привлекли ее взгляд, и она с радостью вспомнила о красивых волосах Сейры и зубастой улыбке Ларса.
Баронесса увидела взгляд дочери и попросила крутившегося вокруг них владельца салона завернуть им и эти лотосовые серьги. Близился день рождения сестер, поэтому мать не скупилась на подарки в преддверии торжества. Тем более что Йохан щедро оплачивал счета, которые баронесса ему пересылала.
Когда суета с выбором платья и фаты, наконец, закончилась, Лея в первый же свой свободный день после обеда засобиралась в лес. Она быстренько забежала на кухню и накидала в плетеную корзину как можно больше еды, оставшейся нетронутой с застолья. В гости с пустыми руками
