Сердце русалки - Ида Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это русалка их свела с ума, — говорили старухи.
— Да какая русалка! Не поделили что-то! Либо деньги, либо бабу! — отвечали мужчины и женщины.
— У нас в лесу завелся разбойник, — уверяли старики, кивая в сторону жилища Густава.
— Пьяные были, вот и все, — со знанием дела говорила молодежь.
Братья-монахи никаких версий не подтверждали. Они были ошарашены даже больше, чем крестьяне. Когда им принесли на носилках тело Вергия, одному из монахов стало плохо, и он потерял сознание. Другие же скорбно ахнули и отвернулись.
Было решено похоронить их обоих побыстрее.
Говорят, когда были похороны, на которые пришел и старик Густав, и Лафонтены, кто-то стоявший рядом с Густавом слышал, как тот шептал себе в бороду «Ты же обещала, что он будет жить. Ты же обещала, что он будет жить. Ты же обещала, что он будет жить…», и так всю службу. Густава стали жалеть, и то, что он тронулся умом еще больше после жестокой смерти любимого внука, никого не оставило равнодушным.
Несколько дней спустя соседи организованно пришли к Густаву, принесли ему гостинцев, каждый поделился, чем мог. Густав робко, еле ковыляя, все это принял и искренне поблагодарил. Когда пришли его проведать еще через пару дней, Густава нашли лежащим в постели под одеялом. Он не шевелился и уже не дышал.
Часть 4. Душа
Глава 1
Лафонтены обычно не слишком активно принимали участие в жизни крестьянских семей. Кто родился, кто умер, особой разницы не было. По утреннему колоколу, за здравие или за упокой, они узнавали, что окрестили новорожденного, либо отпели покойника. Поэтому в то утро, когда в деревню принесли на носилках тела Вергия и Ганса, Леда была в полном неведении. За завтраком она услышала, как церковный колокол скорбно затрезвонил три раза, и совершенно не придала этому значение. Просто повседневный фоновый шум.
— Вот и еще одна душа отлетела к Богу, — сказала баронесса, намазывая масло на свежий мягкий хлеб.
— Монахи как-то странно ударили в колокол, обычно они звонят по-другому, когда отпевают, — заметил барон.
— Не все ли равно? — спросила Леда, которой не хотелось за завтраком, в такое прекрасное солнечное утро, думать о мертвецах, что не имели к ней никакого отношения. — Если бы случилось что-то серьезное, нам бы сообщили.
Она посмотрела на Лею, ища поддержки, и та согласно кивнула, запивая свою овсянку сладким чаем.
Вдруг к ним ворвалась служанка. Она выглядела растерянной, на лице отражался ужас. Она подбежала к барону и что-то нашептала ему на ухо. Барон тут же поднялся и, ничего не объясняя, поспешил за женщиной. Минут через десять он вернулся и сел на прежнее место.
— Случилось несчастье, девочки, — сказал отец, схватив зачем-то тканевую салфетку, и принялся нервно мять ее в руке. — Не хочется портить вам аппетит, но мне сейчас сообщили, что сегодня утром на берегу под утесом нашли два тела.
Баронесса и дочери отложили свои вилки и ложки и тревожно посмотрели на барона.
— Это наш дорогой святой отец Вергий.
Баронесса ахнула и закрыла руками лицо.
— И какой-то местный парень. Кажется, Ганс его звали.
Леда глубоко вздохнула, не веря своим ушам, кровь прилила к ее голове, в висках пульсировало. Она ничего не видела перед собой, глаза покрылись какой-то рябью, голоса родителей отлетели далеко, и почти не слышно было, что они говорят. Тело ее стало вялым, она наклонилась вбок и без чувств упала на пол вместе со стулом.
* * *
Конечно, бурную реакцию Леды все списали на скорбь из-за кончины Вергия. Никто даже и подумать не мог, что убивается, не ест, не спит она из-за другого человека, покинувшего этот мир.
У девушки не укладывалось это в голове: буквально вчера она ходила с ним на свидание, у них была какая-то связь, до сих пор ей непонятная, и вот теперь ей сообщают, что Ганс, прекрасный, сильный, умный Ганс лежал на берегу озера с перерезанным горлом. Что там делал Вергий, ее совсем не волновало. Леда кричала, била подушки, рвала зубами простыни, кидалась своими расческами, корсетами и туфлями, чтобы через минуту потерять все силы, упасть на кровать и пролежать несколько часов без единого движения и каком-то тупом трансе. Ей казалось, что все это сон, дурной сон, очень дурной сон. Она била себя по голове, дергала за волосы, чтобы проснуться, но ничего не помогало. Вокруг нее сновали служанки, мать и сестра, но она их не видела и не слышала, они как приведения в длинных юбках, без лиц и эмоций наклонялись над ней, приносили еду и питье и потом оставляли снова одну наедине с горем.
Лея никак не могла понять, почему Леда так убивается из-за священника. Она никогда его не любила, говорила, что он двуличный, и шутки у него дурацкие, что отец Харвес (еще один священник из монастыря) гораздо более искренен и чист. Но когда Лея пыталась с сестрой поговорить, та уходила в молчанку и либо заливалась слезами, либо выгоняла Лею из комнаты.
На похороны семья Лафонтен пришла в полном составе. Службу проводил новый настоятель, тот самый отец Харвес, который был ровесником Вергия. Это был достаточно суровый и аскетичный человек, который был известен в деревне, как строго соблюдающий догматы церкви. По поместью ходили слухи, что Вергий и Харвес даже ссорились из-за того, что Вергий проводит слишком много в компании барона, а свободные часы посвящает не работе в монастыре, а таскается в лес. Но в отличие от Харвеса, паства любила Вергия, он всегда собирал на воскресную службу полный двор народу.
Серая каменная церковка была такой маленькой, что едва вместила в себя всех желающих попрощаться с покойными. Когда народу стало слишком много, было решено перенести поскорее гробы в склеп, где было попросторнее, а оттуда уже пуститься в похоронную процессию.
Когда Леда увидела лежащего в гробу Ганса, какой он бледный, прозрачный, как его лицо за один день потеряло всю свежесть и красоту, горе снова овладело ею. Она разревелась у
