Сердце русалки - Ида Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В последнее время Леда неважно себя чувствовала. Уже месяц прошел, как не стало Ганса. Сенсация постепенно поутихла, местные перестали это обсуждать. Ее внутренняя боль не забылась, но присмирела и стала частью повседневной жизни. Леда просыпалась с мыслью о Гансе и засыпала, думая о нем. Она ходила гулять по деревне, топталась вокруг его дома, который быстро опустел, когда похоронили следом деда Густава. Весь их скот и запасы разобрали соседи, дом стоял покинутый и никому больше не нужный. От двора все еще разило жизнью: пахла вскопанная сырая земля после дождя, запах навоза и отходов от гусей витал в воздухе, но человеческого присутствия там больше не было. Налетал ветер, нес в сторону Леды эти остатки животных запахов, и ее начинало мутить. Но мутить не как обычно, с легким отвращением. Дурнота подходила к горлу, горьким комком застревала где-то между ребер. Чтобы избавиться от этого чувства, она отбегала от дома Ганса и быстрым шагом делала круг по деревне. Она срывала полевые цветы, полной грудью вдыхала их сладкий запах, и дурнота отпускала.
Самое неприятное, что эти приступы дурноты стали преследовать ее слишком часто. Вскоре она стала просыпаться с мыслями не о Гансе, а о том, не забыла ли она оставить около кровати судно, на случай если ее опять стошнит.
Она никому не жаловалась, решив, что это нервное.
Глава 4
Лея и Ларс никогда не сговаривались о дне и месте встречи. Лея просто отправлялась в лес в любую свободную минуту, и даже если приходилось немного ждать, Ларс всегда приплывал на песчаный берег. Через пару встреч он предложил ей уйти в более уединенные места: это было болотистый заросший берег недалеко от утеса. Лее было даже ближе туда добираться, но вот одежда ее не подходила для таких путешествий. Часто, возвращаясь домой, она ночью втихаря штопала подол юбки, если та рвалась, зацепившись за кусты, и втягивала обратно затяжки на вязаной шали с помощью длинной иглы с острым закругленным кончиком.
Сейра приплывала не каждый раз. И чем ближе Лея знакомилась с Ларсом, тем больше она к нему привыкала. Ей уже не казалось странным, что он не совсем человек, она не обращала внимания на его зубы, а улыбался он достаточно часто, светя на весь лес своими ровными белыми клыками. Лея также спокойно относилась к тому, как он набрасывается на еду, которую она приносит, и жалела его худобу, перестав уже стыдиться его полуголого вида. Его узкие плечи и торчащие ключицы и ребра вызывали у нее только желание раскормить это существо. Ларс не жаловался никогда на голод, но признавал, что скудность рациона уже стала ему привычна, и он не может ничего поделать с собой: когда чует запах свежего хлеба и жареного со специями мяса, то у него голова идет кругом.
Они разговаривали обо всем и ни о чем. Лея говорила о своей жизни и быте, Ларс — о своем. Лея поражалась тому, как ограниченно они живут, но при этом удивительно разумные, даже слишком рассудительные для дикарей, с которыми их можно было бы сравнить. Да, они с Сейрой не умели считать, читать и писать, но их речь была грамотная, по сути, представлявшая собой смесь деревенского жаргона с монастырским учебником словесности, по которому крестьяне изучали буквы, и была на удивление по-своему окультурена. У них была даже какая-то своя форма нецензурной брани: Лея смеялась, когда Ларс говорил «раздери меня плотва», а «святые караси» — повергли ее в священный ужас от столь дикой формы богохульства, но при этом она каждый раз каталась по траве от смеха, держась за живот, слыша это. Она вела себя естественно, никого не стесняясь, сбросив маску статуса и пуританского воспитания. Лея словно нашла свою родственную душу. Сам факт того, что она встретилась с чем-то потусторонним, необъяснимым, не пугало ее. Она считала, что раз есть Бог, раз на небе живут ангелы, а под землей — сатана с чертями, то закономерно, что в озере могут водиться русалки, в горах — тролли, а в заброшенных хижинах — ведьмы. Она верила в мистическое, и реальность существования чудес ее нисколько не смущала.
* * *
Придя на ставшее уже привычным место встречи, Лея прождала примерно полчаса, прежде чем Ларс вылез из озера. Капли воды на его бледной коже сверкали в лучах солнца. Лея мельком взглянула на его голые сизые ключицы и быстро отвела взгляд.
— Тебя давно не было. Что-то случилось? — начал Ларс.
— Нет, ничего особенного. Я ездила с мамой выбирать подвенечное платье. И смотри, что еще я там купила, — она прикоснулась пальцами к ушам, и серьги-лотосы блеснули в ушах.
Ларс удивленно улыбнулся. Его нисколько не трогали эти искусственные вещи, созданные рукой человека, а не природой. Но он сразу понял, где можно достать такой цветок.
— Если ты уговоришь своего двуногого жить здесь, то мы сможем и дальше видеться, — сказала Ларс, решив сменить тему.
— Я боюсь его, — честно призналась Лея. — Не имею ни малейшего понятия, о чем мне с ним говорить. Моя мать обожает Йохана. Кажется, что если бы она была не замужем, то сама выскочила за него. Они вместе всегда смеются, вспоминают что-то из своей молодости, а я чувствую себя лишней. Но ведь мне придется с ним жить, быть его женой и хозяйкой в его доме. Все эти мысли убивают меня. Мне даже не с кем поговорить. Мама занята свадьбой, а сестра… Леда в последнее время на себя не похожа, она отдалилась от меня, все время либо гуляет где-то по деревне, либо сидит, запершись в комнате. Мне так страшно из-за всех этих перемен, чего мне ждать, как дальше себя вести? — она вопросительно посмотрела на Ларса, будто он мог ей что-то посоветовать.
— Когда мне плохо, я просто ложусь и сплю, — сказал Ларс, — могу дрыхнуть несколько дней подряд. А когда просыпаюсь, то печаль уже не кажется такой тяжкой.
Лея задумчиво, по-доброму ухмыльнулась.
— Хочешь, открою секрет? — заговорщически спросил Ларс, понизив голос.
Лея кивнула.
— Отец однажды сказал, что когда-то с ним в пещере жила двуногая. Но он ее прогнал. Боялся, что она заболеет и умрет, и
