Операция «Цитадель» - Богдан Сушинский

— Мюллер никогда и никого не поддерживает. Это не в его правилах, и потом, он даже не знает, как это в политике делается. Борман — да, его мнение иногда может оказывать кое-какое влияние на фюрера. Если только ваша информация верна. Но ведь наверняка он является человеком Хорти.

— Особо доверенным человеком Хорти. Каллаи давно предал союзнические обязательства перед Германией и тайно ведет переговоры с представителями Англии, России и США, пытаясь при их содействии переметьнуться в антигерманский лагерь.

— В таком случае вам нечего опасаться, что он может опередить Салаши.

— Теоретически опасаться действительно нечего. Но создается впечатление, что в рейхе плохо ознакомлены с этой частью деятельности Каллаи. Что там ему по-прежнему верят. Мы знаем, что этот человек способен производить нужное впечатление на своих собеседников, однако знаем и то, насколько он подлый.

— Поэтому вы решили отвести мне роль изобличительницы Каллаи в ставке фюрера? — иронично поинтересовалась Фройнштаг. Но это не смогло сбить Юлишу с избранной интонации.

— Это правда, что Скорцени вхож к фюреру?

— Теперь он уже вхож в кабинет любого правителя мира. Если в чьей-либо приемной перед ним не спешат распахнуть дверь, он распахивает ее сапогом. Вы, баронесса, как полуавстрийка, должны знать это, уже хотя бы опираясь на опыт Австрии.

— Очевидно, по-настоящему об этом феномене войны заговорят лишь после ее окончания, — согласилась Юлиша.

— Допустим, я предприму любые возможные в этой ситуации шаги, чтобы по своим каналам, а также с помощью Скорцени убедить моих влиятельных, я бы даже сказала, очень влиятельных, знакомых в Берлине, в Главном управлении имперской безопасности, что в Венгрии есть человек, хоть сейчас готовый сменить адмирала Хорти…

— Что этот человек сделает все возможное, чтобы Венгрия и впредь оставалась надежной союзницей Германии.

— И что другого такого человека в Венгрии не существует…

— Вот видите, как прекрасно мы поняли друг друга, — баронесса наклонилась через стол и едва заметно прикоснулась рукой к руке Фройнштаг. Сугубо женское проявление признательности, которое сказало Лилии больше каких бы то ни было слов. — В Берлине ни на минуту не должны усомниться в том, что, с приходом к власти Салаши и его партии, Венгрия станет на путь национал-социализма, основательно увеличит и укрепит свою армию и будет сражаться против коммунистов с тем упорством, которое во все века отличало воинов-венгров.

— Я постараюсь передать эту мысль с той же уверенностью, с какой вы, баронесса, доносите ее до меня.

— Помня при этом, что престарелый Хорти тоже чувствует опасность, и его люди постараются найти свои подходы к фюреру.

— …Как несомненно и то, что свое, отведенное ему историей, время он уже то ли предельно использовал, то ли безнадежно упустил.

Баронесса достала из сумочки записную книжечку, вырвала из нее листочек и что-то написала на нем.

— Вот та сумма, — пододвинула она листочек поближе к Фройнштаг, — которая уже завтра будет положена на ваше имя в «Альпийском банке» в Швейцарии. Подробности вам сообщат завтра же.

Унтерштурмфюрер взглянула на цифру, удивленно повела подбородком и уважительно произнесла:

— Признаться, я не думала, что имею дело со столь серьезной и понимающей ситуацию собеседницей.

— Причем это далеко не последний взнос, с условием, что наше сотрудничество будет длительным.

— Оно будет длительным, баронесса, — кротко заверила ее Фройнштаг.

Она уже направилась к двери, когда на приставленном к окну столике ожил телефон. Фройнштаг встревоженно оглянулась и подождала, пока баронесса возьмет трубку. Однако Юлиша не начинала разговор, поскольку в свою очередь терпеливо ждала, когда закроется дверь за ее гостьей.

11

Когда Власов постучал в кабинет Хейди, она беседовала с каким-то тучным штандартенфюрером СС[80]. Разговор происходил на повышенных тонах, и, насколько генерал сумел уловить, суть его сводилась к условиям, в которых пребывал в санатории этот эсэсовский полковник.

Андрей заглянул, давая понять Хейди, что очень нужно переговорить с глазу на глаз, но она в это время всецело была занята своим пациентом и на появление жениха почти не отреагировала. Если, конечно, не считать высокомерно-удивленного взгляда, которым удостоила появление здесь русского.

Поняв, что визит оказался несвоевременным, Власов несколько минут нервно прохаживался по приемной, сопровождаемый насмешливо-хитроватым взглядом засидевшейся в секретаршах морщинистой австрийки.

— Вы могли бы вызвать фрау Биленберг, — наконец, не выдержал он пытки ожиданием. Помня, что точно такой же пытке подвергается сейчас и Штрик-Штрикфельдт, очевидно, обязавшийся непременно, уже сегодня, вернуть его в Дабендорф.

— Это невозможно, господин русский офицер.

— Генерал, — нервно поправил ее Власов.

— Если вы так считаете, — пожала плечами секретарь.

Марта прекрасно знала, в каком Власов чине и в каких отношениях с Хейди. Но она «всего этого» не одобряла. В том числе не одобряла и того, что Власов до сих пор не надел германский мундир, как это сделали все его штабные офицеры, и не носил знаков различия. В конце концов, сама Марта была дочерью и женой офицеров. Стоило ли удивляться, что она упорно продолжала обращаться к Власову «господин русский офицер» и демонстративно не делала никаких поблажек, пытаясь низводить его до уровня случайного просителя. — Госпожа Биленберг явно не одобрит этот мой поступок.

— Но скажите, что ее жду я.

— Вы? — наивно удивилась Марта, что в устах ее прозвучало, как «А кто вы, собственно, такой?!». — Но вы же сами видели: у нее в кабинете штандартенфюрер Вольке. Из гестапо. Кстати, ее давнишний знакомый, — не отказала себе в удовольствии Марта еще раз ранить русского, исподлобья проследив за его реакцией.

— Здесь он такой же пациент, как и все остальные, — ревниво заметил Власов не столько для Марты, сколько для того, чтобы погасить вспышку раздражения.

— Ошибаетесь, господин русский офицер. Это все мы в конечном итоге пациенты штандартенфюрера СС Вольке. По крайней мере, до тех пор, пока он возглавляет земельное отделение гестапо.

Впав в еще большее смятение, Власов решительно шагнул к двери и, уже без стука, отворил ее. Генерала поразило, что штандартенфюрер и Хейди еще несколько секунд спокойно беседовали между собой, словно не замечали его появления.

— Фрау Биленберг, мне очень хотелось бы переговорить с вами с глазу на глаз. Буквально несколько минут.

— Но я сейчас занята, — спокойно ответила Хейди, улыбаясь Вольке. — Вы же видите.

— Это связано с моим отъездом в Берлин.

— Тем более, — процедила СС-вдова.

— Кто это такой? — тут же побагровел штандартенфюрер. — Судя по произношению, это или поляк или чех.

— Русский.

— Русский?! — подхватился штандартенфюрер, набыченно глядя на Андрея. — Только его здесь не хватало! Что ему нужно в санатории СС?

— Он здесь отдыхает.

— Вы издеваетесь, фрау Биленберг?

— Ничуть.

— В таком случае, я спрашиваю вас: как он, этот русский, оказался в санатории СС?

— Это не просто русский, он еще и генерал.

— А мне плевать на то, что он был генералом. Теперь он пленный. И место ему — в лагере.

— Но это генерал Власов, — только теперь Андрей почувствовал, что Хейди развеяла маску злорадственного безразличия и слегка обеспокоилась. В любом случае, ей не хотелось, чтобы штандартенфюрер ушел от нее в ненависти. — Тот самый генерал, который создает русскую армию.

— Русскую? — располневшая шея тучного полковника побагровела, как раскаленная гильза. — Он… создает русскую армию?!

— Да нет же, господин Вольке, генерал Власов и его солдаты служат Германии.

Командарм не сомневался, что штандартенфюрер давно понял, кто перед ним, но продолжает амбициозно ломать комедию.

— Генералы, которые служат Германии, носят знаки различия вермахта! — жестко парировал штандартенфюрер. — В том числе и русские генералы. Мне это известно. А этот ходит, как обозный вольнонаемный или какой-нибудь хиви[81] из захудалого тылового артдивизиона.

По тому, как резко отреагировал Вольке на этот аргумент СС-вдовы, Власов видел, что полковник не только прекрасно понял, с кем имеет дело, но и давно осведомлен о том, что Власов упорно отказывается надеть мундир немецкого генерала. Хотя все остальные русские генералы и офицеры уже носили форму вермахта или русские белогвардейские мундиры, но со знаками различия РОА.

Упрямство, с которым Власов отказывался от германского мундира, продолжая облачаться в какую-то странную, цвета хаки, форму непонятно какой армии и какого рода войск, раздражало в рейхе уже многих, даже самих генералов и старших офицеров.