Операция «Цитадель» - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что, баронесса настолько уверена, что «затем» все же последует? — уже чисто по-женски полюбопытствовала унтерштурмфюрер.
— В противном случае погубит его. Для того чтобы отомстить, она пойдет на все. Уверен, что и во главе партии «Скрещенные стрелы» Салаши оказался только благодаря ей.
— Но как объяснить тот факт, что до сих пор баронесса почему-то мало известна в высших германских кругах именно как «женщина Салаши»? Официально за ним числятся две другие любовницы. Куда менее влиятельные.
— А Шемберг и не считает себя любовницей предводителя нилашистов. Надеюсь, вы не намекали ей на этот статус? Подобные намеки обычно приводят баронессу в ярость.
— Кем же она мнит себя в таком случае? Может, вы ответите, Гольвег? — обратилась к оберштурмфюреру, не рассчитывая на то, что Шторренн в состоянии удовлетворить ее любопытство.
— Кем бы она ни приходилась Салаши, — ответил тот, — но если мы всерьез рассчитываем на него как на фюрера, эту австриячку придется убрать. А то еще чего доброго возомнит себя императрицей.
— Не возомнит, а станет ею, — уточнил Шторренн.
— Допускаете?
— Вполне.
— Но в таком случае это совершенно меняет дело. Кто же тогда она? Договаривайте, Шторренн.
Унтерштурмфюрер помолчал и, лишь свернув в какой-то темный переулок — он вообще старался избегать людных улиц, — произнес:
— Это любопытный вопрос, фрау Фройнштаг, или Вольф, как вам будет угодно. Уверен, что вам следовало бы задаться им еще до того, как решили навестить баронессу.
— Я должна воспринять ваши слова как нравоучение?
— Думаю, что не только Скорцени, но и сам Салаши не совсем ясно представляет себе, каковы истинные планы его Юлиши, — не обратил внимания Шторренн на амбиции Лилии. — Она ведь вовсе не случайно оказалась у него в любовницах. Вряд ли баронесса питает к этому демагогу какие-то особые чувства.
— Чтобы предположить такое, не обязательно было собирать на нее сразу три досье: для абвера, СД и гестапо.
— Скорее всего, — не обратил Шторренн внимания на реплику Лилии, — она остановила свой выбор на Салаши только потому, что поставила на него, как опытный игрок — на неприметную для многих других лошадку.
— Это похоже на правду, Шторренн, — согласилась Фройнштаг. — В свое время точно так же поступила другая вдова — Жозефина Богарне, которую Юлиша обожает и принципам которой следует.
— О том, что она мечтает стать первой дамой Венгрии, догадаться не так уж трудно. Куда труднее предугадать ее следующий ход.
— Возможен и следующий? — не поняла Фройнштаг. — После того как она станет первой дамой Великой Венгрии?
Шторренн многозначительно рассмеялся.
— То, что вы услышите сейчас, ни от кого больше в этом мире услышать не смогли бы.
— Так уж ни от кого!
— Во всяком случае, в этом городе. Возможно, поэтому с трудом поверите мне. А дело обстоит таким образом: баронесса не настолько самолюбива, чтобы стремиться во что бы то ни стало овладеть именно этим, венгерским, «троном». Трон угров, как и «корона» на голове самого Салаши, нужны ей лишь постольку, поскольку благодаря им баронесса фон Шемберг рассчитывает затем воссоединить Венгрию с Австрией.
Фройнштаг разочарованно что-то промурлыкала: это ей было известно еще в Мюнхене, от приставленного к ней Скорцени консультанта по вопросам Венгрии.
— Перекреститесь, Шторренн, — совершенно по-иному отреагировал Гольвег, явно усомнившись в здравомыслии его слов. — Я понимаю, что в свое время вы прозевали аншлюс, приходя в себя после очередной попойки.
— Во время аншлюса, дорогой Гольвег, я был среди эсэсовцев, которые входили в Австрию для поддержки парней Скорцени и Кальтенбруннера. Правда, тогда я был совсем юным эсэсманном[82]. А что касается баронессы Шемберг, то в ее лице мы имеем тайную австрийскую монархистку. Или националистку, как вам будет угодно, готовую жизнь отдать за то, чтобы была восстановлена Австро-Венгерская империя. Та самая империя, которую любимец баронессы Наполеон Бонапарт, — а Шемберг действительно поклоняется ему, вы угадали, — назвал «старой распутницей, которая привыкла, чтобы все ее насиловали».
— Он действительно так отозвался об Австро-Венгерской империи?! — воскликнула Фройнштаг. — «Старая распутница, которая привыкла, чтобы все ее насиловали»?!
— Дословно. Самому Наполеону, как вы помните, процесс изнасилования удался блестяще.
— Вы могли бы и обойтись без подобных уточнений и исторических пошлостей, Шторренн…
— Я-то мог бы, а Наполеон, как видите, нет. К тому же в баронессе течет кровь, родственная с той, что текла в жилах императора Австрии Франца I, умудрившегося столь бездарно распоряжаться «старой распутницей» во времена Наполеона.
— Так она еще и престолонаследница?!
— Причем признанная Международным монархическим союзом.
— Из этого следует, что баронесса Юлиша добивается трона не для Салаши и не для кого-то из известных нам представителей королевской династии, а… для самой себя?!
— В этом секрет ее стараний. В этом изюминка ее союза с Ференцем Салаши.
— Вы, Шторренн, даже не догадываетесь, насколько усложнили мне жизнь этим своим сообщением.
— В нынешней Венгрии никто всерьез ее престолонаследие пока что не воспринимает. Но время от времени императорская кровь ее, как это ни странно, вскипает. Так что, если вы желаете по-настоящему понять госпожу Шемберг и быть понятой ею, советую исходить из того, что и Салаши, и Венгрия для нее всего лишь средство к достижению главной цели всей ее жизни. Именно поэтому Юлиша так и ненавидит Хорти, что он мог, но не желал хоть что-нибудь сделать для возрождения империи.
— Но из этого следует, что баронесса опирается еще на кого-то.
— Следует, — не задумываясь, согласился Шторренн.
— А почему бы не предположить, что действует целая подпольная организация австрийских монархистов? — вновь попытался вклиниться в их диспут Гольвег, оказавшийся наименее подготовленным к нему.
— Вы это уже предположили, Гольвег, — заметила Фройнштаг, — жаль, что всего лишь… предположили.
— Правда, не совсем ясно, каким образом они собираются разделаться с Германией, где и слышать теперь не желают не только об Австро-Венгерской империи, но и о самой Австрии как независимом государстве.
— Вам никогда не быть политиком, оберштурмфюрер Гольвег, — рассмеялась Фройнштаг. — Право разделаться с Германией они оставили за Россией и ее западными союзниками. Неужели вам даже это не понятно?
— То есть они рассчитывают, что после поражения Германии победители заставят фюрера отказаться не только от Венгрии как своей союзницы, — попытался реабилитировать себя Гольвег, прощая Лилии ее мелкие уколы, — но и от Австрии, которую насильственно присоединили к рейху.
— Послушайте, Шторренн, — опять заговорила Фройнштаг, — вы и в самом деле обладаете хоть какими-то подтверждениями своих взглядов относительно баронессы Шемберг или же убалтываете нас своими фантазиями?
— Не фантазиями — умовыводами, что, согласитесь, не одно и то же. Но подтверждения тоже имеются. Уверен, что вы их получите.
«Вот что значит не подготовиться как следует к встрече с агентом иностранной разведки, — упрекнула себя Фройнштаг, отлично понимая, что Шторренн прав. Независимо от того, действительно ли он оперирует какими-то неопровержимыми фактами, или же основывается исключительно на своих „умовыводах”. — Ты отправлялась на беседу с любовницей Салаши, как с бордельной леди, за душой у которой ничего, кроме кутежей и посещений венеролога. Оказалось же, что имеешь дело с австрийской аристократкой, для которой возрождение империи стало смыслом жизни. А теперь подумай над тем, как много ты потеряла, неверно выстроив всю встречу с ней».
— Где вы, Шторренн, были раньше, с этими своими «умовыводами»?!
— В машине, как видите.
— Жаль, что всего лишь в машине. Ваши сведения мне очень пригодились бы.
— Не отчаивайтесь, еще пригодятся. Игра ведь еще только начинается. Еще даже свечи не все зажгли.
— Кстати, на какую разведку она работает, Шторренн?
— На австрийскую.
От удивления Фройнштаг зачем-то подалась к унтерштурмфюреру, но так и замерла с приоткрытым ртом.
— Не мешало бы опохмелиться, унтерштурмфюрер, — вновь вмешался Гольвег. — Такой разведки, «австрийской», давным-давно не существует.
— Именно поэтому баронесса упорно продолжает оставаться верной ей.
— Не корчите из себя царя Соломона! — возмутился Гольвег. — Я-то ведь все равно не пойму, поскольку мне не дано, так объясните хотя бы даме.
— Разведки вроде бы не существует, вы правы, — ответил Шторренн, лихо припарковывая машину у отеля «Берлин». — Однако отдельные звенья ее, глубоко законспирированные в Венгрии еще в те времена, когда об аншлюсе ни в руководстве Австрии, ни в ее разведке никто и не помышлял, продолжают, по всей видимости, функционировать. Чтобы со временем, когда Австрия вновь обретет независимость, явить шпионскому миру образцы преданности родине и долгу.