Хозяйка замка Ёдо - Ясуси Иноуэ

Остаток лета и начало осени 3-го года Кэйтё[111], после кончины тайко, Тятя провела в Фусими, подле своего сына.

Поскольку о смерти Хидэёси не было официально объявлено, в жизни Тяти и её окружения ничего не изменилось, только в замке теперь царило некое мрачное спокойствие. С наступлением осени Тятя услышала о том, что Госпожа из Северных покоев, чья резиденция по-прежнему находилась в Осаке, дала буддийский обет и приняла монашеское имя Кодай-ин. Вскоре после этого распространилась молва, что дама Кёгоку, проживавшая в Фусими, тоже намерена стать монахиней. Не успели придворные дамы поделиться с Тятей этой новостью, как дама Кёгоку сама испросила у неё аудиенции и сказала, что хочет принять постриг, а затем перебраться из Фусими в Оцу, к своему брату Такацугу.

Тятя не сразу узнала двоюродную сестру — до того исхудала и постарела бедная Тасуко. При упоминании имени Хидэёси её лицо омрачалось, и скорбь эта была искренней. Ещё при жизни тайко Тятю посещала мысль о том, что дама Кёгоку, наверное, единственная из наложниц питает к своему господину глубокое истинное чувство, теперь её догадка подтвердилась. Тасуко всегда держалась скромно, избегала распрей с соперницами, довольствовалась тем мимолётным вниманием, которое дарил ей Хидэёси, и любила его, не требуя ничего взамен. И не было ничего удивительного в том, что она пожелала стать монахиней.

Как и Тасуко, Тятя овдовела, но отныне в судьбах двоюродных сестёр не останется ничего общего. Даме Кёгоку предстоит молиться за беспокойный, мятущийся дух тайко, даме Ёдо — оберегать и воспитывать его наследника. Остаток её жизни будет посвящён тому, чтобы из Хидэёри, в котором смешалась кровь Асаи, Ода и Тоётоми, сделать всемогущего властелина, повелителя страны.

— Когда увидитесь с братом, передайте ему мои наилучшие пожелания и скажите, что я уповаю на его поддержку и помощь господину Хидэёри, — попросила Тятя кузину.

Такацугу был всего лишь скромным хозяином клочка земли в Оцу с мизерным доходом в шестьдесят тысяч коку, но теперь сам факт его существования приобрёл в Тятиных глазах огромную важность. Брат её доброй подруги дамы Кёгоку, муж её любимой сестры Охацу остался для них с Хидэёри единственным союзником, на которого можно было положиться без колебаний.

Незадолго до того как дама Кёгоку покинула Фусими, до Тяти начали долетать тревожные слухи о строптивом поведении Иэясу Токугавы. Он стал открыто пренебрегать последней волей покойного тайко, отступаться от собственных обещаний, чем вызвал гнев Тосииэ Маэды. Ещё поговаривали, что назревает разлад между Мицунари Исидой и другими влиятельными даймё.

С наступлением 4-го года Кэйтё[112] было объявлено о переезде Хидэёри из Фусими в Осаку. Осакский замок считался оплотом рода Тоётоми, а значит, у Тяти не было оснований противиться этому решению, так что она предпочла покориться и ждать назначения даты переезда. Однако она всё же выдвинула одно условие: ей, как матери наследника, также должно быть выдано дозволение жить в Осаке. До сих пор в целях соблюдения приличий по отношению к Госпоже из Северных покоев Тятя ещё никогда не бывала в Осакском замке одновременно с сыном. Но теперь положение в корне изменилось: Тятя была матерью Хидэёри, с которым Госпожу из Северных покоев не связывали кровные узы, а стало быть, законная вдова Хидэёси не могла с ней ничего поделать.

Десятого дня первой луны Тятя и её сын заняли резиденции в Осакском замке.

Тосииэ Маэда и другие влиятельные даймё сопровождали их в пути, Иэясу также присоединился к эскорту, провёл день в своей осакской усадьбе и вернулся в Фусими. Отныне, согласно последней воле тайко, Тосииэ и Иэясу надлежало разделить полномочия по решению государственных вопросов и вдвоём править страной — Тосииэ из Осаки, Иэясу из Фусими.

Через несколько дней после Тятиного переезда в осакский замок Госпожа из Северных покоев приняла постриг и объявила о своём желании удалиться в киотоский монастырь. Тятя, когда ей об этом доложили, ограничилась словами: «Вот и славно». Она считала, что, чем раньше Госпожа из Северных покоев покинет Осаку, тем будет лучше для всех. Ей вспомнилась первая встреча с законной супругой Хидэёси в Дзюракудаи так отчётливо, словно это было вчера. Она тогда только-только стала наложницей кампаку. Взгляд Госпожи из Северных покоев до сих пор ледяным пламенем жёг ей лоб, она помнила гнев и стыд, разрывавшие её сердце. За десять лет, минувшие с тех пор, две женщины ни разу не вступили в открытое противостояние, но взаимная ненависть тлела у каждой в груди, готовая вспыхнуть пожаром.

В день, назначенный для отъезда Госпожи из Северных покоев в Киото, Тятя думать ни о чём не могла, кроме прощального визита, который вдова тайко обязана была нанести Хидэёри. Тятя собиралась облачиться в церемониальные одежды и проводить Госпожу из Северных покоев до ворот замка — это будет последняя дань уважения бывшей супруге Хидэёси.

Но Госпожа из Северных покоев не явилась в резиденцию наследника дома Тоётоми. От прислужниц Тятя узнала, что она направилась прямиком к воротам. «Что ж, — подумала Тятя, — стало быть, и я избавлена от необходимости оказывать ей почести». Сославшись на недомогание, она отрядила вместо себя двух придворных дам, чтобы они поприсутствовали при отбытии высокопоставленной вдовы.

Для всенародного извещения о кончине тайко власти дожидались возвращения войск с Корейского полуострова. На двадцать девятый день второй луны наконец состоялась погребальная церемония. Похороны тайко, который при жизни так любил пышные, шумные торжества, прошли скромно и тихо, несмотря на внушительное число участников шествия.

По случаю официальных похорон пятеро старейшин — Иэясу Токугава, Тосииэ Маэда, Тэрумото Мори, Хидэиэ Укита и Кагэкацу Уэсуги — обменялись с пятью наместниками письменными клятвами. Они пообещали друг другу объединить усилия всех десятерых для принятия решений государственной важности и для помощи Хидэёри. В сердце каждого, кто слышал эту клятву, она отдалась зловещим отзвуком. Тятя, узнав обо всём от придворных дам, поняла, как и остальные, что бесчисленные обеты, вырванные тайко незадолго до смерти у своих приближённых и подписанные кровью, теперь уже ничего не значат, раз есть необходимость в новом подтверждении союза старейшин и наместников.

День ото дня Тятино беспокойство по поводу грядущих событий нарастало наравне с осознанием собственной беспомощности что-либо изменить. Это был самый мучительный и тревожный период её жизни. Она, конечно, знала, что трудности после смерти тайко нагрянут неизбежно, но никогда не думала, что это случится так быстро, что не пройдёт и года со дня кончины властелина всей Японии, как придётся готовиться к худшему.

Тяте ничего не оставалось, как во всем положиться на Тосииэ Маэду, ведь именно к нему наравне с Иэясу Токугавой перешла вся полнота власти после смерти Хидэёси. Кроме того, между Тятей и Тосииэ существовала давняя и прочная духовная связь с тех самых пор, когда пятнадцать лет назад даймё Маэда приютил у себя в замке Футю трёх княжон Асаи после пожара в Китаносё.

Тятя совсем извелась от недобрых предчувствий, но так и не решилась расспросить Тосииэ о сложившейся политической ситуации, а тот, со своей стороны, хранил молчание. Однако всякий раз, оказываясь в обществе этого воина шестидесяти двух лет, Тятя не могла отогнать от себя смутные мысли о том, что крепким здоровьем он не отличается, а старость и недомогание существенно подрывают его позиции в противостоянии Иэясу. На исходе третьей луны она впервые осмелилась осведомиться у Тосииэ, имеют ли под собой основание многочисленные слухи о его разногласиях с господином Токугавой и следует ли ждать в связи с этим тревожных событий. Тосииэ, серьёзный и мрачный, закрыл глаза.

— Я уже принял все необходимые меры ради безопасности господина Хидэёри. Если со Мной что-нибудь случится, представители дома Тоётоми должны руководствоваться одиннадцатью статьями моего завещания, которое я оставил своей супруге.

— Господин имеет в виду меры на случай войны? — уточнила Тятя.

— Именно, — честно ответил старый полководец.

— К ней надобно готовиться уже сейчас?

— Да. Думаю, не пройдёт и трёх лет, как вспыхнет междоусобица. Больше всего я жалею о том, что меня не будет рядом с вами, когда всё начнётся, — так сказал Тосииэ, и в голосе его звучало искреннее сожаление.

Через десять дней после этого разговора он покинул изменчивый мир. Тяте подумалось, что старый воин умер от истощения — все свои силы он отдал на то, чтобы предотвратить распрю, которую неизбежно должны были затеять даймё вокруг наследия тайко. Кончина Тосииэ Маэды повергла Тятю в беспросветное отчаяние. Огромный Осакский замок внезапно показался ей опустевшим и шатким, потерявшим опору.