Хозяйка замка Ёдо - Ясуси Иноуэ

Тятя знала, что отныне Фусими находится в руках их сторонников, но не вполне понимала, что творится в других землях. Повсюду шли сражения, однако судить о том, в чью пользу развивается ситуация, пока было слишком рано, а гонцы, которые один за другим, загоняя коней, со всех концов страны прибывали в Осаку, вносили ещё больше путаницы в общую картину. К тому же не все даймё чётко высказались, чью сторону они принимают. Не ясно было, к примеру, к какому стану следует отнести таких князей из дальних провинций, как Маса Санада, — к вражескому или своему.

А всё потому, размышляла Тятя, что в западных землях нет среди воинов личности достаточно яркой и могущественной, чтобы вокруг неё сплотились защитники Хидэёри. Мицунари Исида мог бы претендовать на роль предводителя, но ему приходилось решать сиюминутные вопросы — он как оглашённый метался между Осакой, Фусими и Саваямой, вместо того чтобы разрабатывать общую стратегию. Противоречащие друг другу приказы сыпались на западные войска со всех сторон, всё было не так, как во времена тайко, — война выходила из-под контроля. И даже Тятя понимала, что неразбериха связана с отсутствием полководца масштаба Хидэёси, человека, способного объединить и направить к одной цели усилия многих воинов.

В середине восьмого месяца лазутчики донесли, что военачальники из лагеря Иэясу покинули театр военных действий в Тохоку и собрались на совет в горной крепости Киёсу. Прослышав об этом, Тятя всерьёз забеспокоилась и отрядила гонца к Хидэаки Кобаякаве справиться о положении на фронтах. Кобаякава в полном боевом облачении лично явился в Тятины покои засвидетельствовать своё почтение ей и Хидэёри. «Положение столь серьёзно, — заявил полководец, — что медлить более нельзя. Мы сегодня же выступаем в Оми». В тот день резервные подразделения, расквартированные в Осаке, получили приказ покинуть город. К вечеру замок снова опустел. На страже с несколькими подчинёнными остался лишь Тэрумото Мори — большинству своих самураев он тоже велел идти на восток. Однако на следующий день неведомо откуда подоспело подкрепление, существенно усилившее осакский гарнизон.

В конце месяца последовала вереница сообщений о поражениях сторонников Хидэёри на всех фронтах. Первым пал замок Гифу; войскам князей Отани и Исиды был нанесён невосполнимый урон.

На восьмой день девятой луны Тятя получила новость, в которую долго отказывалась верить: Такацугу Кёгоку, средоточие всех её чаяний, только что заключил союз с кланом Токугава и теперь готовит свой замок Оцу к длительной осаде. Он строит укрепления, а его самураи уже перекрыли западной армии дорогу на восток. Всем было ясно, что он с самого начала замышлял предательство и притворился союзником западных сил, чтобы избавить себя от подозрений с их стороны, а сам между тем продолжал тайные сношения с Токугава и в конце концов, дождавшись удобного момента, поднял свои войска против сторонников Хидэёри с целью выбить почву у них из-под ног.

Тятю это известие ошеломило. Чтобы Такацугу обратил оружие против неё и её сына? Немыслимо! Это чудовищная ошибка! Двоюродный брат и родная сестра Охацу не могли её предать! Она давно потеряла надежду наладить отношения с Когоо, супругой Хидэтады, наследника Иэясу, поскольку считала, что над ними довлеет предопределённость кармы, но даже мысли не допускала, что подобный разлад может случиться между ней и Охацу или дамой Кёгоку. Неужели Тасуко, которая искренне любила Хидэёси и была так предана ему, что после его смерти стала монахиней, теперь последует примеру своего брата и перейдёт в стан Токугава, жаждущий стереть с лица земли род Тоётоми?

— Полагаю, правитель Оцу встал на сторону Токугава во имя былой дружбы и родственных связей, — сказал онемевшей от потрясения Тяте самурай, который сообщил ей об измене кузена.

Самурай, без сомнения, имел в виду «былую дружбу» и «родственную связь» Такацугу с Когоо.

С женой наследника Иэясу правителя Оцу действительно объединяли давние отношения. Так же как и с ней, с Тятей. Когоо была его свояченицей. Так же как и она, Тятя.

Её ошибка заключалась в том, что, думая о Такацугу, она принимала в расчёт лишь юношескую влюблённость, горевшую ярким пламенем между ними много лет назад. Этот чистый огонь исказил восприятие вещей, в нём сгорела реальность, остались лишь эфемерные узы, которые некогда крепко связывали их с Такацугу и о которых никто, кроме них двоих, не знал. На самом же деле именно эти узы могли сыграть против неё. Память во всех подробностях восстановила сцену в замке Адзути: обезумевший Такацугу, стоя на коленях, отчаянно цепляется за подол её кимоно, а она бесстрастно, с ледяной жестокостью отталкивает его. Быть может, для Такацугу пробил час мести? Быть может, того, что позднее она сама предложила ему своё тело и он демонстративно отверг её, было недостаточно, чтобы утолить его жажду возмездия?

— Кому дано читать в чужих сердцах? — тихо произнесла Тятя.

Эти слова случайно вырвались наружу и гулким отзвуком отдались в её собственном сознании. Она почувствовала, как из самых глубин её существа поднимается смех.

Проводив самурая, Тятя вышла на энгаву и залюбовалась лучами осеннего солнца, играющими в листве деревьев. В саду мирно покачивались пурпурные волны леспедец, там царил удивительный покой, рядом с которым жестокое буйство судьбы, накатившей штормом на неё и Хидэёри, казалось неуместным. Тятя вдруг поняла, что всю свою жизнь, даже презирая Такацугу, даже проникаясь к нему ненавистью, она тем не менее не переставала думать о нём. Высокородный мальчик, будущий воин, ещё в детстве отвоевал себе место в её сердце и остался там навсегда. Само имя Кёгоку, осиянное славой былых свершений, приводило её в трепет, когда она была маленькой девочкой, и преклонение перед самурайским домом, растерявшим своё могущество, по-прежнему жило где-то в закоулках души взрослой женщины.

Тятю вдруг прошиб холодный пот. А ведь теперь, когда тайко мёртв, она впервые в жизни свободна… Вольна делать всё, что пожелает, не опасаясь гнева господина… Ей осталось выполнить свой последний долг — привести к власти Хидэёри, и, как только эта задача будет решена, она, Тятя, если, конечно, её посетит такая блажь, сможет отобрать у Охацу мужчину, которого когда-то сама… отвергла. Но в юности-то она его действительно любила, а он испытывал к ней настоящую страсть… Она отдала Такацугу сестре только на время и теперь имеет право его вернуть!

Очнувшись от сладостных мечтаний, Тятя внезапно осознала, что в реальности ситуация развивается совсем по-другому. Такацугу повернулся к ней спиной и в этот самый момент укрепляет замок Оцу, готовясь к обороне от войск её союзников. Ради Хидэёри нужно срочно отговорить его от этого решения! Тятя принялась лихорадочно размышлять, кого бы отправить к нему с посланием, и вспомнила о семидесятилетней старухе по имени Атя, мастерице чайной церемонии, их с дамой Кёгоку давней приятельнице.

В тот же день госпожа Атя покинула Осаку и направилась в Оцу. Вернулась она два дня спустя. Заручившись поддержкой Тасуко, старая женщина пыталась склонить Такацугу на сторону Хидэёри, но безуспешно. Он велел передать Тяте, что нынешнее положение вещей определено законом кармы и никто из смертных не в силах в этом что-либо изменить. Ему же ничего не остаётся, кроме как молиться за спасение госпожи Ёдо и её сына. Нынешняя война имеет лишь отдалённое отношение к ней и к маленькому господину Хидэёри, а посему он советует им набраться терпения и не покидать Осакский замок, пока всё не закончится.

Атя сообщила, что в замке Оцу уже сожжены призамковые посады, лавки купцов, усадьбы вассалов и на их месте возведены частоколы, вокруг выставлены военные посты и приняты все меры предосторожности на случай осады. При этом с юга Оцу защищён лишь крепостной стеной да рвом, так что одного решительного штурма будет достаточно, чтобы замок пал.

В ночь на одиннадцатое число одиннадцатого месяца, сразу после возвращения Ати, совет западных сил в Осаке официально признал поведение Такацугу Кёгоку изменой и постановил начать осаду замка Оцу. Мотоясу Мори был назначен руководителем операции, Хидэканэ Мори — заместителем командующего. Семь осакских полков, несколько военачальников из провинции Ямато со своими самураями и подразделения, прибывшие с острова Кюсю, — всего пятнадцать тысяч воинов — выступили к Оцу. Осакский замок в который раз погрузился в тишину.

Тятя ничего не знала о том, как идут дела в Оцу и что происходит на восточном фронте. В замке царило напряжённое ожидание. Мысли его обитателей были заняты не столько осадой неприметной крепости Оцу, сколько решающей битвой, которая не сегодня завтра должна была разразиться на востоке. Вестовые на взмыленных боевых конях один за другим влетали в ворота замка, но Тятя и её сын не покидали своих покоев.