Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

— Послушай, кто тебе эту грязь в уши вылил? — с преднамеренным хладнокровием поинтересовался Айтбай и, чтобы унять расходившегося Турумбета, громко рассмеялся: — Легковерен ты, как ребенок! Скажи ему, верблюд с неба спустился — поверит. Скажи, на верблюдах небо держится — опять поверит. Чудак ты, Турумбет, ей-богу!

— Ты мне сказки не рассказывай! У большоев научился? — кипел Турумбет. Скажи спасибо, не нашли тебя нукеры, а то наслаждался бы уже в райских садах!

— Спасибо, — усмехнулся Айтбай. — Если б не ты, могли б найти мою юрту...

— Найдут еще!

— А чего искать? Вот пристрою своих стариков, сам пойду навстречу! Вот, мол, я. Искали?

— Как же — герой... с чужими женами воевать!.. Ну, погоди ж!.. — злобно сверкнул глазами Турумбет и зашагал дальше. Правда, в походке его уже не было прежней воинственности, а на лице — неукротимой жажды мести. Но повернуть обратно под насмешливым взглядом Айтбая он не мог. А тот будто прилип к Турумбету — идет рядом, подтрунивает:

— Вот где она, любовь! Прорвалась-таки! То-то, гляжу, обезумел ты, как Меджнун.

— Отстань!

А Айтбай продолжал:

— Только зря ты волнуешься. Сам рассуди: было б что между ними, стала б Багдагуль молчать? Да она бы пыль из воды подняла!

Вера в слова Дуйсенбая была подорвана. Гнев улегся. Честно говоря, Турумбету уже вовсе и не хочется встречаться со своим мнимым соперником, привселюдно обсуждать семейные дела.

— Значит, говоришь, неправда? — задерживается он невдалеке от сакли Туребая.

— Голову имеешь? Тогда скажи: кто привел Джумагуль в этот дом? — уже наступал Айтбай. — Багдагуль. Так? Зачем же ей было б красть нитки от собственного платья? А?

Туребай встретил их около кибитки — сбрасывал с арбы привезенные дрова. Видно, только вернулся из леса. Заметив гостей, спрыгнул на землю, радушно пригласил в дом.

Турумбет успел заметить прилепившуюся к кибитке камышовую лачугу, расслышал детский плач. Догадался, вот, значит, куда забрались. Негусто...

Пропустив вперед Турумбета и хозяина, Айтбай осторожно придержал Багдагуль, что-то шепнул ей на ухо. Сперва на лице ее выразилось удивление, затем Багдагуль рассмеялась. Когда она вместе с Айтбаем вошла в кибитку, хозяин и гость сидели уже на кошме, поглядывали друг на друга, испытывая неловкость.

— Такие, получается, наши дела, — начал Айтбай, располагаясь рядом с хозяином. — Обижен на тебя Турумбет.

— Это за что же ему на меня обижаться? — в недоумении вскинул глаза Туребай.

— Да вот прослышал он, будто...

— Не стоит! — перебил Айтбая Турумбет, беспокойно заерзав на месте.

— Нет уж, начал, так давай... Может, сам скажешь?

Турумбет мотнул головой.

— Ну, в общем, наговорили ему, будто теперь у тебя две жены — вот она, — Айтбай указал на хозяйку, — и Джумагуль.

У Туребая от изумления открылся рот.

— Неужели? — притворно удивилась Багдагуль. — Пусть только попробует! Я обе ноги его в один сапог засуну! — и озорно рассмеялась.

— Глупости! Ерунда! — насупился Туребай и сердито спросил у гостя: — Кто сказал?

— А-а, — не захотел Турумбет выдавать своего покровителя. — Зачем много говорить!

— Ну, чтоб уж все до конца, давайте Джумагуль позовем, — предложила хозяйка.

Турумбет поморщился:

— Нет, не нужно!

А Багдагуль, чтоб досадить Турумбету, стала рассыпаться в похвалах Джумагуль — и какая-де умная она да работящая, и какое у нее доброе сердце, и хозяйка какая! Для Турумбета эти слова — нож в сердце. Не выдержал, — поднялся:

— Ну, я пойду.

— Иди, — не стал удерживать его хозяин, а Айтбай, уже будто вовсе и не к Турумбету обращаясь, сказал:

— Вот оно как получается, когда байским умом живешь. Недаром говорят, рукой простака змею ловят.

Турумбета словно ужалили.

— Подумаешь, мудрецы какие! — огрызнулся он и вышел, не оборачиваясь.

Клевета — как семя: посеешь — взойдет. Не всегда сразу. Временами подолгу томится и разбухает в душе, не обнаруживая себя внешне. Но раньше или позже ядовитым дурманом проклюнется на поверхность, расцветет махровым цветом.

Багдагуль переменилась в один день. Сначала, в тот вечер, когда приходил Турумбет, она посмеялась над ним и вместе с мужчинами сделала все, чтобы рассеять его подозрения. Теперь эти подозрения закрались в душу самой Багдагуль. То, на что прежде она не обращала внимания, чему не придавала никакого значения, вдруг обрело в ее сознании новый смысл. Отчего несколько дней назад, достаточно ей было подойти к соседкам, о чем-то оживленно беседовавшим на улице, те тотчас замолчали? Почему Туребай так настойчиво предлагал Джумагуль остаться в ауле, не уезжать в Чимбай? Почему каждый раз берет ее с собой в лес?.. А может, прав Турумбет? Иначе откуда б такой слух? Выходит, правда, без ветра листья не колышутся... А Джумагуль?.. Скромная, застенчивая, тихая... Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся... Змея подколодная! Ведь то она, Багдагуль, приютила и обогрела ее, когда Турумбет выгнал на улицу! Она сама, Багдагуль, своими руками строила эту лачугу, где теперь ее муж перемаргивается, наверно, со своей любовницей!..

Чем дольше думала Багдагуль, тем больше находила неопровержимых доказательств. И как только раньше она не замечала этого! Слепая была, глупая!

Еще вчера веселая, подвижная, Багдагуль превратилась сегодня в несговорчивую, сварливую жену. Она дерзко перечила каждому слову мужа, ссорилась там, где и не было из-за чего ссориться, при каждом удобном случае задевала его колкими словечками. Туребай терпеливо сносил непривычную строптивость жены, пожимал плечами, не в силах разобраться, какая муха ее укусила.

А нервы Багдагуль уже не выдерживали. Уже рвался наружу исступленный крик, слезы едкой обиды подступали к глазам, острая боль петлей сжимала сердце.

Утром, еще было темно, Туребай с Джумагуль уехали в лес. В прежние дни Багдагуль дожидалась их очень спокойно. Беспричинные волнения Санем смешили ее. Сегодня Багдагуль не смеялась.

Чем ниже катилось солнце к закату, тем чаще появлялась она на пороге, вглядывалась в дорогу и, ничего не сказав Санем, уходила. Заметив перемену в лице Багдагуль, старуха как-то спросила:

— Уж не заболела ли ты, голубушка? Бледная совсем.

—