Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко

–

Жданов был большим городом, но хоронили близких на маленьких кладбищах, разбросанных по городу, ближе к дому. Оттого некоторые кладбища переполнялись. Горьковское кладбище, что находилось на одноименном поселке, настолько плотно примыкало к проезжей части, что казалось: еще немного и могилы выплеснутся на дорогу. И, проходящие мимо рассматривали памятники, вглядывались в лица умерших, примеряли на себя их года жизни и смерти.

Рядом с кладбищем находилась автобусная остановка, и Аркадий порой стоял на ней, ждал, разглядывал могилы. Думал, о тех, кто в них. Что мертвецов туда свело? Что сталось с их мечтами?

Какой след они оставили кроме этих могил?

Вот, скажем, взять яблоки симиренковские. Кем был тот Симиренко? Наверное, садоводом и даже селекционером. А вот что за человек он был – высокий или низкий, лысый или кучерявый – не помнит людская молва. Зато яблоки его на любом колхозном рынке осенью имеются.

Или вот, скажем, за заводом имеется поселок имени Лизы Лепехиной, основанный рабочими из сел, которым лень было домой ездить каждый день. Лепехинцы как на подбор – щуплые, низкие, с дрянными зубами, с папироской меж ними, с запахом перегара. И кем бы ни была та Лиза, но дала она наименование целому отряду рода человеческого.

А тут что? Обелиск из двухмиллиметрового стального листа, могилка, которая сотрется с лица земли, едва за ней перестанут ухаживать.

Аркадий приходил домой, но его ждала не семья, а приятель Пашка. Он рассказывал о том, как он провел день на заводе:

– Ты думаешь, я весь день сидел, сложа руки? Я еще поспал…

–

И вот тот день настал.

Глава 40

На проходной должны были проверять пропуска, а после трударям вменялось в обязанности оставлять их в табельной. Но вахтеры традиционно зевали, а табельщицы, как говориться, «рисовали восьмерки», не особо обращая внимание на содержимое ячеек пропускного табло.

Аркадий и Пашка зашли где-то без часу полночь вместе с третьей сменой – далее на территории завода было не так уж и трудно затеряться.

В этот время завод напоминал парк – шумели деревья, высаженные вдоль дорог, дул свежий ветер. И лишь грузовик, тянущий на прицепе какую-то емкость, мог разрушить идиллию.

– Ты таблетки не забыл?.. – спросил Аркадий.

Пашка похлопал себя по карману на рубашке-бобочке.

– Со мной.

В аптеке были куплены таблетки кофеина. По плану Пашка должен был подбросить его в чифирь мастеру с участка раскроя полотнищ. Мастер сидел еще при Сталине по политической статье, впадал в лагерную ностальгию и чифирил в обеденный перерыв. От кофеина в чифире у него прихватит сердце. Вызовут скорую, и ее вызов станет сигналом начала операции.

Впрочем, прежде требовалось нейтрализовать столовую.

Аркадий в те часы ощущал всю хрупкость своего плана – ведь все могло пойти как-то иначе.

Ожидали они на втором этаже недостроенного здания насосной станции.

Как странно – но Аркадий совсем не ощущал волнения. И время шло не быстро и не медленно, а как всегда. Хорошо было бы почитать книжечку, но ее не имелось. Да и зажженный фонарь мог их выдать. Быть может, это происходило потому, что еще не поздно было все отменить.

Пашка даже вздремнул на листах картона брошенных на бетонный пол.

Над заводом висело безоблачное и звездное небо.

А когда начало светать, Аркадий достал газовый ключ, сказал:

– Пора.

–

Ночью вода в корпусе была без надобности, и ее отсутствие заметили, когда в баню пришли мыться рабочие с третьей смены. К тому часу вода затопила весь коллектор и била фонтаном через люк.

Рабочие ушли из бани грязными и злыми.

Новая смена столь сильно в воде не нуждалась, паче опыт подсказывал, что к вечеру ее дадут. Ибо цех нуждался в тоннах воды для охлаждающих ванн, для приготовления смазывающе-охлаждающей жидкости.

Но раньше утренней смены в столовую приходили повара – около шести, чтоб накормив рабочих, закрыться и уйти домой в два. Обычно сначала пили крепкий чай, чтоб окончательно проснуться, открывали опечатанную кладовку, холодильники, где хранились продукты. Начинали греть воду, чтоб к десяти открыться и впустить первых проголодавшихся, накормить их горячими пирожками, борщом.

Но в тот день, открыв кран, заведующий столовой не обнаружил там воды. Принялся звонить начальнику паросилового цеха, который отвечал, среди прочего, за водоснабжение.

– Если в кране нет воды… – пошутил начальник цеха, намекая на не совсем русскую национальность заведующего. – Знаю, что нет. Большая авария на трассе. Залило коллектор. Не обещаю, что сегодня вообще воду дам.

В столовой заспорили – расходиться или нет. Желающих сидеть и полдня ждать зарплаты нашлось немного, у всех имелись дома дела. А деньги, как тогда рассуждали, целей будут.

Заведующий объявил санитарный день, поскольку тараканы обнаглели. Засыпали все отравой, закрыли окна и отправились по домам.

Часам к девяти у фонтанирующего колодца собрались «водяные» из энергетического цеха. Придя, как водится, устроили совет – что же делать. Следовало, конечно же, перекрыть вентиль где-то выше по трубе, ближе к насосу или вовсе вырубить насос. Но на магистрали находились другие цеха, и насос вырубать запретили. Оттого заспорили, в каком колодце и какой задвижкой надо перекрывать затопленную линию. Также требовалась мотопомпа, чтоб откачать воду и добраться до порыва.

Оттого работа прервалась и не начавшись – кто-то пошел сверяться по чертежам, кто-то отправился за помпой. Оставшиеся расположились рядом, у колодца. Было неплохо. Даря прохладу, журчала вода, превращая скучные заводские аллеи в лесистые берега какой-то реки. Грела мысль о грядущей зарплате, неизбежной как дембель.

Лишь когда время приблизилось к десяти, работа пошла – перекрыли линию и тут же принялись откачивать воду. Как раз приехал Старик, проводящий осмотр территории перед совещанием. Он недовольно осмотрел место аварии, пошлепал по образовавшимся лужам, заглянул в еще неосушенный коллектор. Так ничего и не сказал рабочим, но по лицу было видно – недоволен. Впрочем, это мало что значило – он был недоволен всегда.

И вот когда вода уж была откачана почти до дна колодца, под землю спустился ремонтник, чтоб оценить масштаб порыва. Но порыва не было. Кто-то перекрыл трубу, ведущую в бытовой корпус, и открыл вентиль аварийного сброса. Газовый ключ, которым, очевидно, крутили задвижки, лежал тут же.

– Вредители! При Сталине за такое расстреливали! – крикнул ремонтник, стоя по колено в воде.

Но в его голосе имелось явное удовлетворение – не надо было ставить хомут или врезать новый кусок трубы. Требовалось лишь закрыть задвижку сброса и