Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко

– Это мой кабинет, – напомнил Легушев.

– Ты, видно, не понял, так я поясню. Но только один раз. У тебя тут такое ЧП, что папа уже не поможет. Если просто за забор вылетишь – считай, пронесло. Брысь, щенок, кому сказано!

Крик Старика был отлично слышен в коридоре, и стоило бы вспылить, сказать этому пенсионеру, что думает о нем молодое поколение. Но было не до того. Легушев выскочил из кабинета, вспомнив, что в этом здании есть еще один телефон с выходом на город.

Он ворвался в кабинет, куда некогда въехал вместо Лефтерова, набрал «двойку», дождавшись зуммера – «восьмерку», и, выйдя на межгород, принялся накручивать диск. Связь как обычно сбоила, и пришлось перенабирать номер пять раз. Наконец, в трубке послышался знакомый голос.

– Папа, у нас тут большие проблемы, – вместо приветствия сказал Легушев-младший.

–

Когда Легушев-младший вернулся к своему кабинету, Старик еще был внутри. Ясно было, что звонит он отнюдь не на пульт дежурного, а также, что связывается явно не с одним человеком. Кто-то ушлый уже сделал себе пометку – сходить на заводскую АТС, и взять распечатку звонков с этого номера.

И в самом деле, «Старику» по рангу была положена «кремлевка», но нынче она была далеко в заводоуправлении, а связь требовалась сейчас. И он набирал номер за номером.

Начиналось танго с крокодилами. И если разыграть партию правильно, он мог больше получить, чем потерять.

–

Легушев вызвал из автопарка машину, потребовав что-то не столь приметное, как «Чайка», но быстрое.

И вот, когда пришло время накинуть пиджак и спускаться, снова зазвонил телефонный аппарат.

У первого секретаря обкома их было много, и они занимали отдельный журнальный столик. Можно было набрать любой городской номер – напрямую или через секретаря. Тут же можно созвониться с любым городом Советского Союза, хоть с Владивостоком. Был телефон внутренний. Сверившись с тоненькой книжечкой, можно было позвонить в любой кабинет обкома, разнести подчиненного или поставить перед ним задачу. Имелся аппарат высокочастотной связи – с шифрованным каналом передачи данных.

Особое место на полированной столешнице занимал аппарат с гербом СССР на номеронабирателе. Стоял он в центре стола, и остальные телефоны теснились по краям, составляя свиту. Он звонил редко – чаще по нему связывался сам Легушев. И молчаливая строгость успокаивала – значит, все идет хорошо.

Но теперь кремлевский аппарат звонил – настойчиво и весомо. Следовало брать трубку – на этой станции никогда не ошибались номером. Звонили только ему, и если там хотят с ним поговорить – найдут его хоть из-под земли. Потому надо отвечать – достойно, не дать слабины.

Легушев поднял трубку.

– Слушаю.

Низкий, немного ленивый голос раздался в ответ:

– Товарищ Легушев?..

– Да, слушаю…

– Я так слышал, у тебя там ограбление со стрельбой?.. Четверть миллиона украли?.. Прямо, понимаешь, не советский курорт, а ночной Чикаго.

– Да, мы разбираемся. Доложим незамедлительно.

Требовалось отвечать быстро, уверенно. Быть может врать – а после подгонять действительность под ложь.

– Уж разберись, будь добр. Денег страна еще напечатает – бумаги у нас много. Но вот народ наш советский знать должен, что за каждым преступлением у нас следует наказание. Неотвратимое, понимаешь, возмездие. И если никто не будет наказан, виновные не сядут на скамью подсудимых – значит, плохо ты работаешь, товарищ Легушев. И о Москве, значит, ты можешь забыть. Это ты понимаешь?

– Понимаю…

На том конце провода взорвались:

– Да ни хрена ты не понимаешь! Если воров не найдешь, не поймаешь живыми, то самое большое, чем ты будешь командовать – колхоз в Нечерноземье!

Трубку бросили, причем два раза. Между первым и вторым был слышен чей-то смешок.

–

Дело шло к обеду, через окно доносились ароматы, источаемые здешней столовой. Кормили вкусно и совсем недорого. Данилин предвкушал тарелку пюре с котлетой, целое блюдце пирожков, которые он позже уплетет в кабинете под привезенное из Москвы индийское кофе.

Сегодня следовало набраться сил – со службы Данилин собирался заскочить к Вике, погулять с ней в центре города, сходить в кино, и, может быть, в сумерках целоваться с ней.

Коротая дообеденное время, Данилин листал книжку, купленную в здешнем книжном магазинчике. То было капитальное издание «Спартака» Джованьоли – и если бы подобная книга появилась на полках в Москве, ее бы смели тут же. Разумеется, при условии, что она была бы издана на русском.

Роман был напечатан на украинском. Данилин взял его, наивно полагая, что украинский язык будет понятен русскому, но завяз на первой странице и теперь просто листал томик, выискивая смешные слова.

Распахнулась дверь, на пороге появился Карпеко. Был он мрачнее грозовой тучи. И Данилин понял все.

– Говори, – сказал он, откладывая книгу.

– Патроны. Наши патроны выстрелили.

– И как оно?..

– Это ЧП союзного масштаба.

–

В бардачке лежала самодельная «кайенская смесь» – мешанина лютой махорки, купленной на Тихом рынке и красного перца. И порой Аркадий останавливался, бросая щепотки зелья на свои следы. Оборачиваясь, он поглядывал на Пашку.

Тот катил велосипед со злым упорством. Мешок, накинутый поверх руля, скрывал зажатый в руке пистолет-пулемет.

Остаток плана был прост: подняться через сад, пересечь Тополиную улицу, мимо тракторной станции спуститься к кукурузному полю. Выйти через него к реке, перейти по мостку, оттуда – в мешанину поселковых улиц, спрятать деньги в коллекторе.

Но это было уже невозможно. Пашку никто не должен был видеть – во всяком случае таким.

Прямой путь лежал через холм, по которому шла Тополиная улица, но Аркадий стал направлять движение вокруг холма, вдоль речки, что огибала его. Они пересекли дорогу под мостом и пошли по кукурузному полю. Кусты скрывали их с головой. Скоро вышли к окраинам поселка, к свалке.

Они укрылись в чаще, в шалаше, чьи стены составляли здешние густые кусты. Деревья являлись колонами, а их ветви – стропилами, на которые были наброшены фанерные листы и клеенка. Здесь имелся даже топчан, сложенный из досок и бревен. Возможно, шалаш сложили здешние мальчишки, но скорей – проживающие на природе в летнее время бичи.

Дальше предстояло что-то решать.

– Я в аптеку. Возьму бинтов… Зеленки…

– Ты еще подорожника нарви, Айболит хренов, – огрызнулся Пашка. – Дуй к Вальке в больницу. Пусть мне укол какой поставит. Тащи ее сюда.

Аркадий взглянул на тюки, в которых помещалась добыча. Пашка оскалился.

– Деньги… Деньги тут оставь. Тебе же проще будет ехать. И оружие здесь оставь. Я дам им бой, если что. И давай, двигай…

Аркадий кивнул и с велосипедом стал