Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века - Антон Нестеров

Королева и ее Тайный совет рассматривают возможность выдать леди Катерину замуж за герцога Арранского, имеющего определенные права на Шотландский трон, – тем самым открывалась возможность объединения двух королевств. Осторожно зондируется мнение шотландской стороны – в частности, перспективы такого брака обсуждаются с шотландским послом Уильямом Мэйтлендом.[480]

Тем временем в начале 1559 г. граф Хертфорд признается леди Катерине в любви, она отвечает, что ей «равно милы и он, и его предложение».[481] После этого в марте месяце тот едет к матери леди Катерины, Френсис Брендон, герцогине Саффолк и открывает ей свои чувства. Леди Френсис не возражает, но считает, что надо добиваться согласия королевы на брак. Эдвард Сеймор и леди Френсис принимают решение написать королеве письмо и передать его через кого-то из близких к Елизавете людей. Письмо мучительно составляется, редактируется и перередактируется – это тянется несколько месяцев, – и тут леди Френсис умирает.

В отчаянье молодые люди решают пожениться тайно, что и делают в декабре 1560 г., причем на церемонии в качестве свидетеля присутствует только леди Джейн Сеймор. Возможно, именно она и выступала инициатором тайного венчания: тяжело болея туберкулезом и предчувствуя свой конец, она хотела устроить судьбы близких ей людей.

Заинтересованная в браке Катерины Грей с графом Арранским королева Елизавета, заметив внимание, которое оказывает леди Катерине Эдвард Сеймор, отправляет последнего с миссией на континент. Ситуацию еще больше осложняет донесение сэра Томаса Каллонера, английского посла в Испании, писавшего, что «король Филип столь ревнует к тому, что благодаря женитьбе Французского Дофина на Шотландской Королеве, претендующей на Английскую Корону, необычайно усилилось влияние Франции, и весьма благожелательно размышляет – не вывезти ли леди Катерину Грей из ее королевства, не взять ли ее замуж за его сына, Дона Карлоса, или за кого-то другого из членов царствующего [Испанского] дома, обратив ее титул как истинной наследницы Англии против такового Марии Стюарт».[482] Испанскому послу, графу де Ферии, было поручено специально «приглядывать» за претенденткой на английскую корону – в одном из разговоров с леди Катериной он даже взял с нее обещание не выходить замуж, не посоветовавшись с ним.[483]

Незадолго до отъезда Эдварда Сеймора леди Катерина обнаруживает, что беременна. Долгое время ей удается скрывать свое положение, но когда это становится невозможно, она обращается к посредничеству Роберта Дадли, чтобы тот походатайствовал перед королевой. Вряд ли можно было выбрать для этого худший момент: Парламент и лорды давят на Елизавету, требуя, чтобы она вышла замуж и обеспечила Англии наследника, та пытается этого избежать – и тут права леди Катерины на престол в условиях ее брака с Эдвардом Сеймором, сыном лорда-протектора в царствование Эдварда IV, и перспективой появления у него наследника превращаются в прямую угрозу Елизавете. А донесения из Испании еще подливают масла в огонь, заставляя видеть во всем этом разветвленный и опасный заговор. Катерину немедленно заключают в Тауэр. В письме коменданту Тауэра королева пишет:

«Нам угодно, чтобы Вы, действуя по нашему повелению, немедленно допросили леди Катерину: сколь многим было ведомо о любви между графом Хертфордом и ней с самого начала [их отношений]; сразу же дайте ей понять, что не следует рассчитывать на наше снисхождение, если она будет скрывать правду о том, сколь многие были в это вовлечены – не только леди и дамы благородного происхождения, что состоят при дворе, но также лорды и джентльмены, ибо представляется, что здесь вовлечены самые разные лица; и если это подтвердится, то ее попытки что-либо скрывать лишь подстегнут наше негодование…»[484]

Эдварда Сеймора срочно отзывают с континента, арестовывают и отправляют в Тауэр вслед за женой. Тем временем леди Катерина в крепости разрешается от бремени сыном – и зачинает следующего, так как комендант Тауэра не препятствует свиданиям супругов. Графа Хертфорда относительно вскоре отпускают на свободу, но леди Грей с ее королевской кровью и наследником мужского пола остается для Короны проблемой. Тогда принимается решение: в 1562 г. проводится судебное разбирательство, и на основании того, что Джейн Сеймор, присутствовавшая на церемонии бракосочетания свидетельницей, к этому моменту мертва, брак признается недействительным, Эдвард Сеймор, как блудодей, приговаривается к огромному по тем временам штрафу в 15 000 фунтов, а дети объявляются бастардами без права наследования поместий и титулов, что раз и навсегда закрывает для них возможность предъявлять претензии на корону.[485] Графу Хертфорду запрещается видеться с детьми и их матерью, – после чего леди Катерину наконец выпускают из Тауэра, и она уезжает в поместье к своему дяде.[486] В связи с этим интересна миниатюра, написанная неизвестным художником, видимо, вскоре после освобождения Екатерины Грей из Тауэра, на которой она изображена с сыном (ил. 52).

Ни на одной из известных нам английских миниатюр той эпохи, кроме этой, не представлена мать с сыном. При этом интересующая нас миниатюра композиционно весьма близка миниатюре 1560 г., изображающей Елизавету I в коронационной мантии: леди Грей держит в руке сына почти так же, как Елизавета – державу. Впечатление это усилится еще больше, если сравнить миниатюру леди Грей с портретом Елизаветы, написанном около 1600 г. в память годовщины коронации (ил. 54).

Неизвестный художник. Королева Елизавета в коронационной мантии. Ок. 1560. Частная коллекция

Но интересно, что леди Грей изображена здесь в горностаевом воротнике. Согласно «Уложению о нарядах», принятом при английском дворе, «шелка пурпурного цвета, с золотым шитьем и мех горностая дозволено носить лишь королю, королеве, королеве-матери, королевским детям, братьям и сестрам, дядям и тетушкам; исключение сделано для герцогов, маркизов и графов – они могут носить эти цвета и ткани на дублетах, куртках, в качестве подкладки плаща, мантии или чулок; также и рыцари ордена Подвязки могут носить пурпурные мантии. Одежды из золотого, серебряного атласа и шелка с золотой, серебряной или смешанной вышивками, могут носить лица не ниже виконтов, баронов и им равных – на дублетах, куртках, в качестве подкладки плаща, мантии или чулок… Бархат на мантиях, плащах и верхней одежде; мех леопарда, шелковые вышивки – могут носить лица не ниже сыновей баронов, рыцарей и джентльменов на службе Ее Величества, а также члены иностранных посольств…»[487] Тем самым поза и наряд леди Грей явственно указывают на ее права на корону, а вся миниатюра – своего рода самоутверждение после несправедливого решения суда, аннулировавшего союз Екатерины Грей и Эдварда Сеймора и лишившего их сына наследственных прав.

История Катерины Грей, случившаяся на заре елизаветинского царствования, во многом предопределила отношение королевы к тайным бракам: до конца дней своих она опасалась, что неконтролируемые короной супружеские альянсы между представителями аристократических семей могут угрожать ее власти, а посему расследования о тайных браках были отчасти политическими, хотя об этом не заявлялось.

В случаях, когда выяснялось, что тайные любовные отношения никак не касались политики, решения королевы были относительно мягкими. Пример тому – скандал 1581 г., когда фрейлина Ее величества Анна Вавасур родила, прямо в покоях фрейлин, мальчика, отцом которого оказался Эдвард де Вир, граф Оксфорд. У скандала была весьма своеобразная подоплека.

Отец Эдварда де Вира ушел из жизни, когда мальчику было всего 12 лет, поэтому семнадцатый граф Оксфорд был взят под опеку Короны. Опекуном Эдварда был назначен Госсекретарь Уильям Сесил, один из самых влиятельных людей при дворе. Сесил взял Эдварда де Вира в свой дом, позаботился о том, чтобы юноша получил прекрасное образование…

По достижении совершеннолетия Де Вир должен был вернуть королевской опеке деньги, потраченные на его содержание и воспитание, выкупить патент на титул – расплатиться по долгам отца – и все это в условиях, когда получаемое им по отцовскому завещанию содержание составлял лишь 666 фунтов в год. Тогда как долг Короне за опеку, выставленный де Виру, равнялся 3000 фунтов, а патент на титул был оценен в 4000 фунтов. Под давлением обстоятельств де Вир должен был дать расписку в том, что берет обязательство выплатить вдвое больше, 14000 фунтов в том случае, если не сможет погасить все свои финансовые обязательства Короне к определенной дате. В этой почти патовой ситуации де Вир предпринимает весьма странное решение и просит через Ее Величество разрешения жениться на дочери Уильяма Сесила, Анне, которой в ту пору исполнилось всего лишь 14 лет. Брак этот изначально вызывал у современников определенные недоумения. Так, французский посол в Англии писал 22 июля 1571 г., что Сесил «открыто признался в разговоре, что не рад [браку Анны], учитывая возраст, когда ее поведут в церковь, в сравнении с возрастом графа Оксфорда – все это неизбежно вызовет толки и соболезнования».[488] И словно отвечая на осторожные предчувствия Сесила, лорд Сент Джон писал 28 июля 1571 графу Ратленду, который сам лишь год назад вышел из-под королевской опеки и чья семья вела с Сесилом переговоры о женитьбе их сына на Анне: «Граф Оксфорд заполучил себе жену – или, по крайне мере, жена поймала его в мужья – речь идет о госпоже Анне Сесил, поскольку королева дала согласие на этот брак, что вызвало здесь великие слезы, стенания и скорбь…».[489] Уильям Сесил все же настоял, чтобы бракосочетание было отложено до той поры, покуда невесте не исполнится 15 лет – и 16 декабря 1571 г. состоялось венчание. На церемонии лично присутствовала королева Елизавета которая, среди прочего, позаботилась о том, чтобы статус невесты соответствовал положению в обществе ее жениха – представителя одной из древнейших аристократических фамилий страны, и Уильям Сесил получил титул барона Бёрли.