Убийца с крестом - Марсель Монтечино

Вторник, 7 августа

7.32 утра

Голд пришел на работу рано. Он купил чашку кофе и сливочный сыр в автомате между этажами и принес завтрак в свой новый офис. Он сел за стол, достал принесенную из дому газету и начал есть и читать. На третьей странице красовалась фотография, на которой он швырял Джерри Кана на капот «тойоты». Заголовок гласил: «Полиция сдерживает натиск командующего ЕВС. Арестов не зарегистрировано». В коротеньком комментарии к снимку сообщалось, что этот случай — типичное проявление возросшей напряженности между лос-анджелесским департаментом полиции и Ортодоксальной еврейской общиной. Причем к обострению отношений, по мнению газетчиков, привело резко возросшее в последнее время количество актов антисемитского вандализма. Голд был доволен, что его имя нигде не упоминалось. Кроме того, насколько ему удалось понять из газеты, новых происшествий такого рода этой ночью не было. И этому он тоже был очень рад. Когда Голд пришел на службу, он сразу, еще внизу на контроле, проверил — для спецотдела ничего не было. И теперь, за кофе и газетой, он наконец закурил свою первую сигару. И ничего, что весь его штат в лице Шона Заморы на десять минут опаздывал на работу.

В семнадцать минут девятого Замора позвонил:

— Джек, я опоздаю.

— Ты уже опоздал.

— Хм... Тогда я еще опоздаю.

— Ну, здесь пока не слишком-то много событий. Если это важно, оставайся там, где ты есть. Но приезжай сюда, как только сможешь. Мне здесь немного скучновато, в этом глухом офисе.

— Это очень важно, и я приеду, как только смогу.

Едва Голд повесил трубку, телефон зазвонил снова.

— Лейтенант Голд? — официальным тоном спросила Черри Пай. — Не вешайте трубку. Шеф будет с вами говорить.

Еще через мгновение Голд услышал лай Гунца.

— Голд? Ради Бога, парень! Вечно с тобой какая-то чертовщина!

— Что ты имеешь в виду. Алан?

— Я даю тебе самую спокойную должность во всем городе. Ради Бога! Я сам ее создал, чтобы удержать тебя от конфликтов. И что же — в первый же рабочий день на новом месте ты засветился в «Таймсе». Избил уважаемого члена общества. С тобой связаться — все равно что заливать огонь бензином.

— Послушай, Алан, я ведь не напрашивался на эту должность. Так если тебе не нравится, как я справляюсь, отправь меня назад, в отдел по ограблениям.

— Э-э, нет уж. — Голд почувствовал, как Гунц ухмыльнулся. — Меня не проведешь. Даже если ты убьешь миллион своих единоверцев, от меня ты ничего не добьешься. Я предоставляю вам абсолютную свободу действий, лейтенант. И я совершенно уверен, что...

Голд повесил трубку. Телефон снова зазвонил.

— Не смей бросать трубку, когда со мной разговариваешь. Я твой нач...

Голд снова нажал на рычаг. На этот раз Гунц не перезвонил.

В десять тридцать в офис влетел Замора, на ходу приглаживая мокрые волосы и застегивая рубашку.

— Итак, это было важно, — проговорил Голд, развалясь в кресле поудобнее. — Ну и как она?

— Нет, нет, Джек. Ты все не так понял. Это было собеседование. По приему на работу.

— На работу?

— Да. В рекламе. Для «Спаркл сентид соуп». Я вылезаю из душа, вода стекает по телу, полотенце на плечах. — Замора разыгрывал сцену перед Голдом, — и говорю в камеру: «Все девушки на работе спрашивают меня, каким одеколоном я пользуюсь. Я отвечаю им, что не пользуюсь одеколоном. Это запах мыла „Спаркл сентид“. Девушки мне не верят. Тогда я приглашаю их к себе домой, чтобы принять душ вместе. И это их всегда убеждает». Потом я посылаю камере мою лучшую редфордскую улыбку, — Замора послал Голду свою лучшую редфордскую улыбку, — и исчезаю из кадра.

— О Господи! — выдохнул Голд.

— Что скажешь, Джек?

— Ну, вряд ли после этого захочу принимать с тобой душ, но я ведь немного старомоден.

— Я думаю, что попал в яблочко — работа точно моя! Мы там с одним парнем целых семь раз заходили и выходили из душа.

— А тебе не кажется, что всем этим голливудским гомикам просто хотелось полюбоваться твоим голым телом?

— Я совершенно уверен — работа моя! Тот, другой парень — он очень непрезентабельный. Понимаешь, о чем я.

— Думаю, да. Ты их должен всех на руках носить.

— Ты меня подкалываешь, Джек. Но ведь это все очень серьезно. Если меня возьмут, то ведь это точно больше, чем двадцать штук в год. Всего за один день работы. И потом, я смогу наконец показаться перед широкой аудиторией.

— Мне кажется, ты уже «показался» в этом «голубом» журнальчике.

Замора упал в кресло.

— Бисер перед свиньями метать. — Он ухмыльнулся.

— Будь осторожнее с этой свиньей, парень.

— Ладно, проехали. Пойдем, я угощу тебя ленчем. Умираю от голода. Из-за этого интервью мой агент вытащил меня сегодня из дома в шесть утра. У меня даже не было времени позавтракать.

Голд согласно кивнул.

— Приходишь на работу на три часа позже и через десять минут предлагаешь сделать перерыв и поесть. Если ты не слиняешь, то станешь классным копом.

Замора предложил поехать в одно местечко на Западной авеню, где работал его кузен. Кафе-гриль под названием «Синяя точка». Кондиционеров там не было, и воздух раскалился от жары. Все было окрашено в убийственно синий цвет. На стенах висели от руки написанные таблички с названиями блюд: «Лепешки: с цыпленком, говядиной, со свининой; пирожные: овсяные и с соусом „кантри“; яичница с ветчиной, корейское барбекю, сандвичи, стейк, соус „териаки“, мексиканские лепешки».

— О Боже, — вырвалось у Голда, когда он начал читать названия, — да ведь здесь представлена вся Организация Объединенных Наций. — Он продолжал: — "Спагетти в мясном соусе, говядина с вареным рисом, рис и бобы, кошерные хот-доги, окорок с кукурузной лепешкой, цыпленок «карри».

— Такое только в Лос-Анджелесе возможно, — сказал Замора. — Сам знаешь — у нас здесь такая национальная мешанина.

Упитанный повар-мексиканец, весь в поту от пышущего жаром гриля, заметил Замору и приветственно махнул ему.

— Как жизнь?

Замора и повар сердечно пожали друг другу руки и затрещали на уличном испанском диалекте. Голд сел за маленький столик у двери. Жар кафе здесь разгонял легкий ветерок с улицы. Замора оторвался от повара и вернулся к Голду.

— Решил, что закажешь?

— Сандвич с сыром и польскими колбасками.

Замора передал повару заказ на каком-то испано-язычном диалекте и сел напротив Голда.

— Так это твой двоюродный брат? Значит, ты на самом деле мексиканец?

Замора кивнул.

— Кроме тех дней, когда я навещаю родных матери в Дублине. Тогда я до мозга костей ирландец. — Замора с легкостью перешел на ирландский акцент. — Сейчас я тебе все объясню, Джек. Старший брат моего отца иммигрировал сюда, в Лос-Анджелес, из какой-то глухой мексиканской деревушки в тридцатых годах. Началась война, и дядя записался в американскую армию. Они отправили его на корабле в Англию дожидаться вторжения европейских союзников. Он получил увольнительную и отправился в Лондон. А там в одно дождливое воскресное утро, шатаясь по Пикадилли, он решил, что надо бы пойти послушать мессу. Сам понимаешь, война и все такое, — и никогда не знаешь, когда придет твоя очередь. После мессы дядя случайно разговорился с приходским священником, который так к нему проникся, что пригласил на небольшое симпатичное сборище «по-поддержке-наших-смелых-парней-в-форме» во второй половине того же дня. Сахарные пирожные и чай, возможно чуточку подкрепленные ирландским виски, — что-то в этом роде. Ну, и мой дядя отправился на эту церковную вечеринку и встретил там одну маленькую ирландочку. Она работала на английском военно-промышленном предпрятии, где зарплата была получше, чем дома. А дома у нее оставались три младшие сестрички, которых надо было еще поставить на ноги. То да се — и мой дядя женился на этой малышке ирландочке, а после войны вернулся в Лос-Анджелес. Рассказывать дальше?

— Рассказывай.

— Ну вот. А через десять лет после войны мои дядя и тетя отправились в Дублин, а дядя взял с собой своего младшего брата. Да, я забыл сказать: вся дядина семейка переехала в Лос-Анджелес после того, как дядя Луис — это его так зовут — получил американское гражданство за службу в армии. Но это все было сразу после войны. А лет через десять — двенадцать мой дядя Луис отправился вместе с тетей Морин в Дублин, а моего отца они взяли с собой. Думаю, ему тогда было лет восемнадцать. Он в семье самый младший. Ну так и получилось, что мой отец встретился с одной из сестер тети и привез ее в Лос-Анджелес и женился на ней. Это и была моя матушка.

— Подожди-ка. Два родных брата женились на двух родных сестрах?

— Что ж, бывает.

— Наверное.

— Поэтому мои кузены и кузины одни и те же с обеих сторон.

— И все до сих пор вместе?

— В радиусе нескольких кварталов в Восточном Лос-Анджелесе, куда ни кинь — одни Заморы. Пара братьев — копы, поэтому-то я и стал полицейским. Но я всегда мечтал быть актером. В колледже я сыграл в нескольких пьесах. Мне кажется, что я на этом просто помешан. Еда была готова. Замора сходил к стойке и принес завернутые в белую вощеную бумагу сандвичи с польскими колбасками и сыром и чиллибургер.