Ароматы кофе - Энтони Капелла

— Вы устроили, чтоб их доставили сюда?

Гектор протянул руку, главный тамил вложил в нее связку грязных бумаг.

— Я их завербовал. Свой проезд они оплатили.

— Сомнительно, чтоб у них нашлись такие деньги.

— У них и нет. — Гектор снисходительно вздохнул, будто имел дело с недоумком. — Теперь на Цейлоне им работы не найти. Вот они и вызвались со своим старшим, чтоб их переправили сюда. Цена их провоза будет вычтена из их жалованья. Сейчас мы выкупим их контракты у их старшины, чтобы покрыть его расходы, тамилы получат работу и еду, и все будут счастливы.

— Понятно, — сказал я, хотя, признаться, все еще никак не мог взять в толк, каким магическим образом экономической машине удалось перебросить этих людей за тысячи километров от родного дома.

Тамилы были воистину особенными. Полная противоположность всегда улыбчивым местным жителям; они отличались неизменно хмурым, насупленным видом. Зато работники они были отменные, ничего не скажешь. За несколько дней соорудили три просторных хижины — одну, в которой спали мужчины, другую для женщин и третью, как пояснил Гектор, для сортировки кофейных зерен. Если тамилы принимались за рытье посадочных ям, то там, где местные успевали пройти шестьдесят ярдов, эти умудрялись за то же время освоить триста.

— Все потому, что эти связаны договором, — сказал Гектор. — Усердно работают, им ведь деньги отдавать.

Через несколько дней Гектор собрал африканских жителей в нашем лагере. Подойдя к клети, где хранился наш хозяйственный инструмент, он извлек пару топоров европейского производства.

— Это отличные топоры, они очень дорогие, — объявил он, показывая африканцам. — Они стоят сотни рупий. Так просто никому из вас такие не приобрести.

Джимо перевел; слушатели закивали.

— Но для тех, кто на нас работает, дело другое. Если вы согласны поработать до первого урожая нашего кофе, мы выдадим каждому по такому топору, а женщинам — по мотыге.

Джимо снова перевел. На сей раз слушатели озадаченно смолкли.

— Сейчас деньги отдавать нам не нужно, — пояснил Гектор. — Будете выплачивать по рупии в неделю из своего жалованья.

Джимо перевел. И тут поднялся страшный шум. Тот, кто вник в смысл предложения, разъяснял менее сообразительным. Другие подбежали, чтобы пощупать топор, водили рукой по обточенному до гладкости топорищу, касались зеркальной поверхности обуха, лезвия в жирной смазке, восхищенно что-то бормоча.

— Мало того, — выкрикнул Гектор сквозь галдеж. — Вот! Смотрите! — Он подошел к клети с товарами обменного фонда.

— Рыболовные крючки! Зеркала! Все это смогут получить в кредит все, кто подпишет контракт. — Подхватив стеклянные бусы, он взмахнул ими. — Видите?

Бусы вырвал у него любопытный абориген.

Гектор самодовольно взглянул на меня:

— Все подпишут. Куда они денутся! Такой красоты им сроду никто не предлагал.

— А не смогут они, когда выплатят долг, с полученным инструментом попросту завести свою ферму?

— Теоретически смогут. Но, вот увидите, таких найдется совсем немного. — Гектор удовлетворенно потер руки. — Вот красота, придется-таки приобрести побольше всякого инструмента. Чтоб все остались довольны.

В тот вечер в деревне было о чем потолковать. Поднаторевшая в подобных обсуждениях Кику понимала, что самое умное — не торопиться высказывать собственное мнение, и, приняв к сведению то, что говорят другие женщины, воспользоваться своим старшинством и подвести их к общему согласию. Однако сейчас это оказалось нелегко, так как впервые на ее памяти ни одна из женщин с нею не согласилась.

— Что станет с нашим лесом, если мы все обзаведемся топорами? — озабоченно спросила она. — Что будет с деревьями?

— Но деревьев и так много, а нас так мало. Наверное, это хорошо, что мы сможем теперь их рубить. Тогда уже нам придется саафу рубить не меньше, а больше, чтобы потом распределить поровну, — раздался голос.

К недовольству Кику это произнесла Алайа, новая жена Тахомена, и, что еще хуже, на остальных, похоже, слова Алайи подействовали.

— Сказать, что не надо топорами рубить деревья, — вставила другая женщина, — разве не то же, что сказать, чтобы мы перестали носить воду горшками? Зачем усложнять жизнь, когда она у нас и без того трудная?

— Я сама, например, не прочь поработать мотыгой, — добавила Алайа, — если мотыга хороша. Хотя, раз я жду ребенка, лучше бы мне работать не слишком долго.

Остальные женщины закивали. Раз Алайа носит ребенка от Тахомена, ясное дело, работать долго она не будет. Но всем очевидно очень понравилось, что Алайа готова хоть немного потрудиться. Не все жены старейшин такие трудолюбивые.

Кику почти ощущала, как эти мысли бродят в головах женщин, и когда те посмотрели в ее сторону, ожидая, что скажет она, ей показалось, будто она видит в их взглядах явный вопрос: А Кику? Она не носит ребенка Тахомена, она ведь не собирается взять в руки мотыгу? Потому-то она и не хочет, чтобы мы получили топоры и мотыги! Пусть и она, хоть раз в жизни сама попотеет, потрудится!

— Говоришь, мотыгу возьмешь… — начала Кику.

— Ну! — просияла Алайа.

— А чем же ты ее оплатишь, если у тебя будет ребенок?

Вопрос заставил Алайю призадуматься. Эта мысль, как видно, не приходила ей в голову. Но вот брови ее расправились.

— Если Тахомен возьмет топор, — объявила она, — он будет рубить деревья, тогда сможет заплатить и за мою мотыгу, и за свой топор.

Напряженно слушавшие женщины вздохнули с облегчением. Сам старейшина будет рубить деревья! Как будто он такой, как и все! И тут, как и прежде, Кику почти прочла мысль, зародившуюся в их головах, — а почему бы и нет? Почему вдруг старейшина должен быть избавлен от физической работы? Пусть поработает вместе со своей беременной женой!

Осознание того, что Алайа ее обошла, подтолкнуло Кику смело заявить:

— А я не согласна!

— Кому нужно твое согласие? — сказала Алайа. — Пусть те имеют согласие, кто готов работать и хочет иметь топоры. И мотыги тоже. Мы сами можем решать, нужно нам это или нет.

Снова притихли потрясенные слушатели. Мысль, что это решение может стать делом каждого, а не всего племени, была также совершенно новой. Кику видела, как женщины переглядываются, примеряя эту мысль на себя, кивают. Алайа правильно говорит, считают они. Почему нас кто-то должен учить, как поступать? Пусть говорят те, у которых сильные, молодые мужья, готовые к тяжелой работе, и пусть они зарабатывают себе мотыги! Некоторым повезет, — ясно, что не всем: есть старые, малые, немощные. А вот тем, кто будет усердно трудиться, как раз благодаря топорам, ясное дело, повезет.

И тут Кику поняла, что все кончено. Перемены уже не остановить, как не заставить ручей течь не вниз с горы, а вверх. И ей стало тревожно: она не понимала, что будет дальше и где всему этому конец.

На следующий день все подписали новые контракты, даже Тахомен. Но, глядя на ожерелья, украшавшие теперь шею каждой женщины, Кику не могла избавиться от мысли, что больше, чем любые лесные украшения, которыми жительницы прежде украшали себя, эти ожерелья походят на рабские цепи.

Глава сорок пятая

Напыщенная реклама Кэрнса, к явному неудовольствию Эмили, возымела большой успех. Непонятно: то ли сработал выраженный в ней призыв, то ли просто возрос интерес к фирме «Пинкерз» из-за такой энергичной рекламы, но «Кофе Кастл» становится теперь самым раскупаемым бакалейным продуктом. Поскольку эта отрасль торговли в последнее время грандиозно преуспела, такие господа, как Томас Липтон и Джон Джеймс Сейнсбери с таким же напором стали осваивать новые широкие возможности, как и Пинкер в своем кофейном деле. Новый рекламный ход был всеми подхвачен. Сейнсбери размещает заказы на «Кастл», будучи уверен, что получит именно желаемый продукт в каждом из своих магазинов, в то время как Пинкер, видя, какой огромный спрос вызывает его реклама, может быть вполне удовлетворен достаточным количеством точек сбыта. Липтон, в частности, превращается прямо-таки в делового партнера: предлагает запустить в продажу вместе с пробными упаковками своего нового чая и пробные образцы смолотого «Кастла». Пинкер с готовностью соглашается.

— Но ведь смолотый кофе долго не хранится, и вкус у него хуже, чем у свежесмолотых зерен, — замечает Эмили.

— Возможно, некоторая разница и есть. Но в современной жизни не у каждой женщины есть время, чтобы молоть кофе. Многие ведь работают, Эмили. Ведь ты же сама не хочешь, чтоб женщины лишились работы, правда?

Разумеется Эмили этого не хочет, и потому прекращает высказываться: подозревает, что отцу ее мнение не очень-то и интересно. Теперь у него целая армия советчиков — секретари, помощники и новая поросль ассистентов, именуемых администраторы. Язык бизнеса меняется с переменами в самом бизнесе. Эмили заметила, что иногда отец называет свои склады депо, а свой «Кастл» — продукт. Из гроссбухов она видит, что теперь фирма закупает высокосортного кофе не больше, чем прежде; рост продаж пополняется все возрастающим количеством более дешевых сортов, сдобренных легким подмешиванием качественного «арабика». Правда, продукт стал дешевле — ровно настолько, чтобы подсечь кофе «Хоуэллз», но большая часть средств, выручаемых от сырья, вкладывается в рекламу. Теперь цель — расширение торговли, не прибыль.