Новый Мир ( № 4 2013) - Новый Мир Новый Мир

Надо было уехать в Шанхай, чтобы в гостиничном номере со второго — третьего раза, наконец, понову нырнуть в Достоевского. И тотчас оказаться захлестнутым девятым валом его гениальности.

Поездка на озера в Хяджоу. Туристические автобусы — китайцы-провинциалы, их много. На закате там же в многоярусном буддийском монастыре. На дворе дурачились молодые монахи в охристых халатах, на талии стянутых поясами.

Это тебе уже не шанхайский туристический Будда; ходили чуть не одни, все было с золотистой вечерней подсветкой, тут я не испугался буддизма, а проникся к нему.

А еще поездка в Сучжоу, к Конфуцию. И тоже очень хорошо. Суббота — хотя и официально выходной, но, кажется, все работают. И это надо видеть: возвращение масс с работы — на мотороллерах и старых велосипедах сплошь…

Вернулся я из Китая, из Шанхая с тяжелым чувством, смешанным с восхищением перед этим так эффективно управляемым коммунистами муравейником, строящим свою вавилонскую башню. С чувством полной неконкурентоспособности российского плебса и элиты — перед китайскими.

В итоге то, что приписывали себе коммунисты российские, уничтожившие нашу цивилизацию и культуру, сделали коммунисты китайские: полуразложенный, пинаемый и презираемый (и обижаемый) всеми депрессивный опиумный муравейник, каким долгое время был до середины 40-х Китай — в конце концов, через провалы и вандализм культурной революции — превратили в мощную динамичную цивилизацию.

И — рабочая единица: не наш с матерком выпивоха, а помногу работающий и культурно потребляющий муравей.

17 ноября , среда.

Вернулся я еще и со стойким, как оказалось, отвращением к китайской кухне («Запад есть Запад, Восток есть Восток»): прохожу мимо китайских ресторанов и забегаловок — кошусь в другую сторону. Временно?

Прежде я не знал большей разницы, чем между Россией — и Западом. Всякие там «папуасы» были абстракция. Но вот я вернулся из принципиально иной среды обитания — Китая. До сих пор как-то не по себе.

Кафедральный собор (где венчался Вертинский в войну), Никольский храм — были закрыты в 60-е годы, Московская Патриархия отозвала из Китая свое духовенство — в пользу китайского. А те вскоре вымерли. Теперь Православная церковь даже не зарегистрирована в Китае, а шанхайские (и шире) православные — существуют без регулярной приходской жизни. Воскресные литургии были разрешены на время Всемирной выставки (она закрылась в ноябре). Но как только работа ее закончилась — закончились и воскресные литургии. Все хлопоты следует начинать сначала.

Замечательное перечисление (это те, кого Аф. Ив. пробовал сосватать в «друзья» Настасье Филипповне): «… князья, гусары, секретари посольств, поэты, романисты, социалисты даже».

Или — как само собой разумеющийся и весьма распространенный питерский тип: «… беспутный старичишка, в свое время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки».

А — «отставной подпоручик <…> подобранный на улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения. <…> Деликатно, не вступая в явный спор, но, ужасно хвастаясь, он несколько раз уже намекнул о преимуществах английского бокса, одним словом, оказался чистейшим западником».

Чудные блестки в великой книге.

«Верую и толкую (Апокалипсис). Ибо нищ и наг, и атом в коловращении людей. И кто почтит Лебедева? Всяк изощряется над ним и всяк вмале не пинком сопровождает его».

А вот поразительно современная интонация, даже не верится, что 150 лет назад; Мышкин — Рогожину: «…спроси, почему я этак заключил, — ничем объяснить не могу. Бред, конечно ».

Там же рассказ Рогожина о московском его житье-бытье с Настасьей Филипповной — невероятная вещь.

А какие фамилии у ее дружков, которые так хорошо помнит Рогожин: «Залежнев, Келлер, Земтюжников» — наждаком по коже.

А как умели великие обходиться без грязных слов, чудо:

«„Ты под венец со мной обещалась, в честную семью входишь, а знаешь ты теперь кто такая? Ты, говорю, вот какая!”

— Ты ей сказал?

— Сказал.»

«А вот встанешь с места, пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобой слежу; прошумит твое платье , а у меня сердце падает».

Ну не у Рогожина ли это позаимствовал Блок: «Неужели и жизнь отшумела, отшумела как платье твое?».

Речь Рогожина. Представляю, что бы тут наворотил Солженицын (сильно подпортивший свою прозу каким-то доморощенным «диалектом» — особенно это в «Зёрнышке» заметно). Но Достоевский выстраивает ее самобытность исключительно в рамках ясного «светского» языка.

За секунду до эпилеп. припадка «все волнения <…> разрешались в какое-то высшее спокойствие, полное <…> разума и окончательной причины ». «Окончательной причины» — какая точность формулировки того, что до конца просто не объяснимо!

20 ноября , суббота.

Дворники и уборщицы в Шанхае работают круглосуточно. Вспоминается поломойка в магазине, где Наташа покупала жемчужное ожерелье. Мыла шваброй, увидела черную точку, присела и ногтем начала соскребать…

Я давно уже приметил, что живое слово где-то хоть в одном сердце да найдет живой отклик.

В России я в последние годы не встречал вдумчиво читающих Солженицына, особенно то , чего нету покуда книгами. Но вот живет в Шанхае имеющий юрид. контору Михаил Дроздов (выходец из Владивостока).  И внимательно прочитал ладно «Красное колесо», но и «Зёрнышко», разрозненно публиковавшиеся в Н. М. 15-17 лет назад. О «Зёрнышке» мне в Москве поговорить не с кем (да и сам я его не очень люблю — и за язык,  и за — порой — сутяжничество и проч.). Но вот Дроздов — и читал «как детектив», и знает, и любит.

Первое портативное издание ГУЛАГа с автографом А. И., проставленным в первый день его во Владивостоке, — главная ценность дроздовской (очень большой, почти как у Саши Колесова, редактора владивостокского «Рубежа») библиотеки.

Мы брезгуем китайским качеством как полной халтурой и его презираем. Оказывается, все не так. Это только в России оно такое. Потому как спрос рождает предложение. Наши торгаши и жулье требует наидешевейшего, вот мы и имеем то, что имеем: массовые кустарные поделки. А для себя и для Запада все качественно и прочно.

Инночка Лиснянская дряхлеет и несколько раз писала мне как-то сбивчиво и с ошибками. Но вот из Китая я ей послал несколько фоток. И вдруг ответ: «О, как ты красив, проклятый!». При ней ее блесткое остроумие, а значит, жив курилка!

Идти против общества я не боюсь. Более того, как-то помимо моей воли, такое хождение стало в моей жизни повторяться с постоянством рефрена.  А вот думая о пытках и испытаниях физических, я в себе не уверен. Не то мой покровитель небесный — св. Георгий. Рассказы о том, как и чем его пытали, стали «под конец» зашкаливать за все мыслимые пределы, так что уже в конце V века папа Геласий был вынужден осадить фантазеров: «Дела его (Георгия) известны одному Господу, и его страсти чтению в святой Римской церкви не подлежат».

Вот одно из самых первых еще не страшных мучений: «Царь велел поместить святого в медный сосуд и бить медным рублем по голове».

21 ноября , воскресенье.

Сейчас читал про мышкинские метания по летнему Питеру и вдруг вспомнил, зримо, зрительно вспомнил кадры, виденные 40 с лишним (!) лет назад — из гениального фильма Куросавы: двоящиеся, троящиеся ножи в витрине и глаза, глаза, глаза Рогожина-Мифунэ (великий актер был!), следящие за японцем-князем…

В Шанхае у нас была молодая женщина-гидша. Три года замужем.

— А где проводите отпуск?

— А мы пока еще не отдыхали.

— А выходные?