Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Юрием прибыли в тот вечер вместе с подарком – бронзовой статуэткой под названием «К звездам», подписанной всеми участниками отряда космонавтов. Она была такой тяжелой – наверное, весила не меньше 50 килограммов, – что нам было действительно нелегко тащить ее по снегу к дому Королёва. Она соскальзывала с плеча и оторвала мне пуговицу с рукава новой шинели.
В ту ночь Королёв произнес немало тостов. Он не уставал выражать признательность всем участникам команды.
– Нам предстоит великий труд, – говорил он. – Понимая друг друга и усердно работая, мы справимся с любой задачей, которую нам предстоит решить.
Потом, повернувшись к нам с Юрием, он провозгласил более личный тост:
– Среди нас есть два молодых человека, которые нас порадовали тем, как блестяще они выполнили свой долг, – сказал Королёв.
Потом он подошел ближе, чтобы лично нас. поблагодарить. Пожимая мне руку, он сказал нечто такое, что меня сильно впечатлило, хотя тогда я не понял истинного значения его слов. Сергей Павлович заявил, что мой выход в открытый космос ему видится последней значительной работой в его жизни.
Когда вечер подошел к концу и гости стали расходиться, Королёв подозвал нас с Юрием и попросил остаться. Прислуга убрала длинный обеденный стол, за которым мы все сидели, но в одном углу вновь поставила блюда и напитки. Принесли вкуснейшие пирожки, мясо и капустные пироги, которые любила готовить повариха Королёва. На столе появилась бутылка мягкого трехзвездочного армянского коньяка, который любил еще Уинстон Черчилль. Прислуга ушла домой. Нина Ивановна отправилась спать.
Когда мы трое остались в одиночестве, Сергей Павлович начал говорить. Это было похоже на исповедь. Он рассказал необычайную историю своей жизни. Мы с Юрием слушали и не могли поверить, что этот великий человек, сидящий перед нами, вынес так много бед.
Королёв начал рассказ с ночи, когда его арестовали, чтобы отправить в заключение в один из самых далеких и страшных сталинских лагерей. Однажды поздним вечером в апреле 1938 года у дома на Конюшковской улице в Москве, где жил тогда Королёв, остановилась машина. Сергея Павловича швырнули в нее так быстро, что он даже не успел толком попрощаться с трехлетней дочкой Наташей и ее матерью, первой женой Королёва Ксенией Винцентини. Он описывал, как его потом били и пытали, пока молодой энкавэдэшник вел допросы.
– Хочешь пить? – спросил следователь.
Королёв ответил, что хочет. И тогда, протягивая стакан воды, чекист разбил графин об его голову, издеваясь при этом:
– Вы, ученые, такие слабаки. Какой-то графин, и вы валяетесь без сознания.
Когда пришло время «суда», Сергея Павловича провели по лабиринту коридоров. Путь закончился перед двустворчатыми дверями. Когда они открылись, Королёв увидел в ярко освещенной комнате за столом трех человек, каждый из них был видным деятелем Коммунистической партии. Сперва, говорил Королёв, он почувствовал облегчение, потому что знал их. В центре сидел народный комиссар Климент Ворошилов. Позже окажется, что эта группа, которая называлась «тройка НКВД», ответственна за многие чистки времен Большого сталинского террора, но тогда Королёв верил, что Ворошилов будет судить его справедливо.
Ворошилов потребовал у Королёва предъявить дело с материалами его обвинений, и только тут Королёв понял, что папку с делом всунули ему в руку. Их зачитали: Сергея Павловича обвинили в завышении стоимости перестройки здания сельскохозяйственного института, чтобы создать площади для размещения нового института ракетного машиностроения и космической техники, и спросили, признает ли он себя виновным. Когда он отказался признать это, один из членов «тройки» крикнул:
– Все вы, подлецы, говорите, что не виноваты. Десять лет ему.
Так называемый суд длился меньше минуты.
Многие годы спустя, когда Королёв приобрел вес и значимость, кто-то из КГБ подсунул ему документ, в котором раскрывались поводы, по которым на него завели тогда дело. Королёв нам сказал, что знает, кто написал донос. Он не назвал имен, хотя позже говорили, что к этому мог иметь отношение Валентин Глушко, другой инженер-ракетчик, который стал завзятым, хотя и очень уважаемым соперником Королёва. Хотя многих ученых и инженеров тогда осудили и отправили в ГУЛаг, с Глушко этого не случилось. Те, кто писал такие доносы, не отдавали себе отчета в том, что они наносят огромный вред нашей стране, отправляя талантливых людей в лагеря. Многие доносчики были просто безмозглыми людьми, наслаждавшимися властью.
После «суда» Королёва послали в жуткий трудовой лагерь, находившийся в сотне километров от Магадана, в районе реки Колымы в дальневосточной Сибири, о котором потом писал Александр Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛАГ». Там Королёв провел несколько зимних месяцев, работая на лесоповале и в шахтах. Это был каторжный труд. Его здоровье тогда очень пошатнулось. Но разгоралась Вторая мировая война, и ученых-ракетчиков решили собрать в Москве. Одним из тех, кто стоял за этой инициативой, был Валентин Глушко. Королёва приказали доставить обратно на большую землю.
Сергей Павлович живо описал то утро, когда покидал тюрьму. Другие заключенные поделились с ним теплой шапкой, телогрейкой и рукавицами. Он вспоминал, как открылись огромные тюремные ворота, и он пошел навстречу яркому солнечному свету, а оглянувшись, увидел, как все, обреченные оставаться в этом адском месте, вцепились в прутья решетки, огораживавшей темный контур лагеря.
Денег у него не было, но Королёву удалось проехать автостопом на попутном грузовике, водитель которого настоял, чтобы Сергей Павлович отдал ему сапоги в обмен на потрепанные ботинки водителя. Прибыв в Магадан, Королёв узнал, что последнее судно в этом сезоне уже ушло на большую землю. Потом оказалось, что оно утонуло во время сильного шторма. Так случилось первое из многих событий, которые убедили Королёва, что его опекает и защищает сверхъестественная сила.
Лишь через долгие полгода судоходные пути Охотского моря откроются для навигации. Королёв оказался в изоляции. Он говорил о том, как блуждал в поисках ночлега, в то время, как температура опускалась ниже 40 градусов мороза. Он рассказал, как в проходе между бараками, где содержались пересыльные заключенные, нашел буханку хлеба и съел ее, после чего ему удалось пробраться в один из бараков. Проснувшись на следующее утро, он спросил заключенных, кто бросил на улицу свежий хлеб. Они засмеялись. Никто бы в таких жестких условиях не стал разбрасываться едой, а пекарни неподалеку не было. Сергей Павлович не был религиозным, но посчитал это событие еще одним признаком того, что какая-то высшая сила следит за ним. И даже годы спустя,
