![Чудовище / The Monster [= Пятый вид: Загадочное чудовище; Воскресшее чудовище; Возрождение] - Альфред Ван Вогт](https://cdn.rusbook.su/s20/5/6/7/3/8/56738.jpg)
Хризалида - Варвара Малахиева-Мирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Три посвящения ступени…»
Три посвящения ступениУ старости. Одна из них — печаль,Страстей неотгоревшее томлениеИ безнадежностью завешенная даль.
Вторая — подвиг кропотливый,Вседневная борьба с непокоренным «я»,Смиренья школа, навык терпеливый,Жить не цветением — корнями бытия.
На третьей: в белые одеждыЕе достигший будет облаченИ, высшею увенчанный надеждой,С улыбкой мудрою последний вкусит сон.
7 июля 1933«Не угадаешь, как метко и остро…»
Не угадаешь, как метко и остроВ сердце войдет занесенный ножИ как будет завтра легко и простоТо, от чего сегодня умрешь.
Не прочитаешь, с какою скрижальюНа твой Синай восходит пророкИ что готовит за ясной дальюВолшебного счастья враждебный рок.
Твоя — минута, одна минута.Та, что за нею — уже не твоя.Доверься Паркам, не рви, не путайКороткую нить жития.
8 июля 1933, Малоярославец«Частоколы высоки…»
А.К. Тарасовой — Катерине в «Грозе»
Частоколы высоки.Крепкие ворота.Сундуки, лари, замки,Душная дремота.
Кабанихи гордый храп,Шалый смех Варвары.Этих пут не разорвать,Гнет, попреки, свары.
Светит месяц, воет пес,Что-то он пророчит.Уж и так довольно слез,Сердце счастья хочет.
За калиткой, где овраг,Где леса и Волга,Кто он? Милый друг и врагПоджидает долго…
Ах, идти иль не идти,Гибель неизбежна,Оборвались все путиУ души мятежной.
Враг смутит и дух, и плоть.Что тут думать долго……А потом — суди Господь! —Недалеко Волга…
8 апреля 1934СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ДНЕВНИКА
В трамвае
Теснились усталые люди в трамвае,Плечом и коленом сверлили свой путь,Локтем упирались и в спину, и в грудь,Вопили: «Кто там напирает?»«Потише!» «Полегче!» «Что стал, как чурбан?»«Тебя не спросили — известно!»«Куда потесниться? И так уже тесно».«А ты поскромнее держи чемодан».И ненависть жалом осиным язвилаСердца удрученных людей.В углу инвалидном прижавшись, следилаСтаруха за битвой страстейИ думала: «Этот вот парень не знает,Не помнит, не верит, что завтра умрет,Что годы, как миги, летят, пролетают,Давно ли пошел мне осьмнадцатый год.У этой бедняжки сидит бородавкаНа самом носу… эх, беда!Хоть выйдет сегодня живою из давки,Никто не полюбит ее. Никогда.А вон старичок… Добредет ли до двери?Винтом завертели, беднягу, всегоШпыняют и тычут. Не люди, а звери,Никто нипочем не щадит никого.Локтями работает ловко мальчонка,Да хлипкий, да синий какой.Мороз. А на нем решето — одежонка,Должно быть, сиротка и ходит с рукой».Глядела, жалела, вздыхала старуха,Забыв остановки считать.Вошел контролер и промолвил ей сухо:«Плати-ка три рублика, мать».
1 января 1935«Отворяется тяжкая дверь…»
Отворяется тяжкая дверь,Заскрипели ржавые петли.Вереницу ошибок, грехов и потерьДо конца жития досмотреть ли?
20 февраля 1935Комната Даниила
На абажуре Бенарес,Две статуэтки «культ коровы»,Костей и перьев целый лес,Угрюмо скорбный и суровыйПортрет отца и рядом с ним,Дерзаньем духа озаренный,Как непокорный серафим,К познанья безднам устремленныйПоэт, философ и пророк,Безумец вдохновенный, Биша.…И книжный этот уголокВолнующею тайной дышит.
24 сентября 1935Дождь
Посвящается моему Ирису
Май. Пришествие весны так грустноЗдесь, на чахлой, глиняной земле.Под окном — кирпично-красный мусор— Строевых затей унылый след.
Вздрагивает и мутится лужаОт уколов скучного дождя.Спутанно, и хмуро, и недужноМокрые кусты в саду глядят.
На крыльце — дрожат ступени жутко.Недостройка всюду. Или — брешь.Лишь Осман доверчиво из будкиУлыбается в надежде на кулеш.
1 мая 1938, Никольское«Ах, эта стройная сосна!..»
Ах, эта стройная сосна!Так внятно говорит онаО том, что можно бы и намТак подыматься к небесам
И становиться всё сильней,Устои закрепив корней,Ловя, как счастье, солнца луч,
А под налетом грозных тучПринять без страха смертный бой,Не преклоняясь пред судьбой.
1 мая 1938, Никольское«Не туманься, не кручинься…»
Не туманься, не кручинься,Мой печальный, нежный друг,С неподвижной точки сдвинься,Улетай за малый круг.
В необъятном дивном мире,Полном тайны и чудес,Станут крылья духа шире,Станет выше свод небес.
Будут радости иные,Чем в долине. А печаль,Как и сны твои земные,Всю навек развеет даль.
1 мая 1938, НикольскоеНа старом кладбище
В лазурно-туманной далиТоржественно солнце садится.Тревожно кусты зашептали:Когда же душа обновится?
Слетаются в теплые гнездаНа отдых усталые птицы.И слышу в их щебете позднем:Пора бы душе обновиться.
Долина в предведеньи ночиВечернею мглою курится.Уж первые звездные очиБлеснули… Спеши обновиться!
1 июня 1938 [Малоярославец]На лесной опушке
Пращуры мои лесные!Расторгая связь времен,В сени ваши колдовскиеПрихожу к вам на поклон.
Дайте правнучке убогойСвежесть древних сил испить,До конца пройти дорогу,Не порвать кудели нить.
В срок сужденный, в срок желанныйЧтоб хозяину сполнаБез обмана, без изъянаПряжа вся была сдана.
27 июня 1938, Снегири«Заката розовое пламя…»
Алле [Тарасовой]
Заката розовое пламяОдело золотую рожь.Неторопливыми шагамиТы по меже домой идешь.
Там, на лесной опушке рдеетСвечою алою сосна,За ней пустынная аллеяУж синей мглой напоена.
Овеет влажною прохладоюТвою дорогу вещий лес.Светляк зажжет свою лампаду…Раскроет ночь врата чудес.
22 июля 1938, Снегири«Трепещет в сердце стих, как птица…»
Трепещет в сердце стих, как птица.Я говорю ему: лети!На этой клетчатой страницеТвои закончатся пути!
Как я — ты медлен и недужен,Как я — ты немощен и хил.Твой низкий лет — кому он нужен?А для иного нету сил.
И всё же мы с тобой поэты,И нам нельзя порой молчать:Для сердца песен недопетыхТяжка гробовая печать.
11 марта 1939, Москва«Глухие уши мои…»
Глухие уши мои,Слушайте!Сквозь плач и вой вьюги(Так шумит моя старая кровьВ склерозной моей голове)Вслушайтесь в то, что доноситсяК тому, кто в часы бессонницыСидит, как я, на постели,Ощущая бег планетыИ шелест крыльев Времени.
…Последний вздох умирающих,Первый крик рожденных,Железный звон оков,Ночные узников стоны,Грохот бомб над Испанией,Плач изгнанников Чехии,Вопль мирового страдания…Слышу.Но поздно мне, старому,Глухому, хромому, недужному,Ответить, как юный Сиддхарта:— Я всё услыхал. Я иду.
.Увы мне! Я слышал. Я слушаю.Но завтрашний день начнетсяИ так до ночи докатится,Как будто бы я не слыхалНичего, кроме вьюжного шумаВ склерозных моих ушах.Буду жарить на газе булку,Пройду переулком в аптеку(Осторожно по льду ступая),С Телемаком займусь немецким,Постираю свои отребья,Ненужное что-то спрошу,Невпопад на что-то отвечу,Раскрою в кухне букварь —Почитать с работницей Шурой..Маловато, Мирович,Для того, кто в бессонные ночиСлышит вопль мирового страдания.
22 марта 1939, Москва«Бывают дни опустошения…»
