![Чудовище / The Monster [= Пятый вид: Загадочное чудовище; Воскресшее чудовище; Возрождение] - Альфред Ван Вогт](https://cdn.rusbook.su/s20/5/6/7/3/8/56738.jpg)
Хризалида - Варвара Малахиева-Мирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ницше говорит о душах…»
Ницше говорит о душах, которые гонятся за собой, описывая широкие круги.
Мирович говорит (косноязычно, увы!) — в самый мрачный момент своей жизни, в растерянности, в подавленности, в уничижении:
Одно лишь твердо знаю,Что «я» мое — не «я».Что суждена инаяМне область бытия.
И позже:
Я не тот, кто падает,Знает боль и страх.Я — любовь, я — радость.Смерть — моя сестра.
Отсюда следует, что не только мудрецам и святым, но и таким далеким от мудрости и святости людям, как Мирович, бывает откровение, что наше теперешнее «я» — вовсе не наше истинное, настоящее «я», и отсюда невозможность примириться с собою, обреченность томиться «о своей идеальной и вечной сущности».
28 октября 1940
«Темно горит моргасик-часик…»
Темно горит моргасик-часик.Дыши подальше от него,Не то свой жалкий свет погаситОн от дыханья твоего.
И в темноте ты вдруг услышишь:Гудит враждебный самолет.И сердце пойманною мышьюВ груди мучительно замрет.
И ты поверишь в то мгновенье,Что может твой бессмертный духУгаснуть вражьим повеленьем,Как свет, что в часике потух.
Спасай же сердце от дыханья,Сомненья, страха и страстей,Чтоб не погасло упованьеВ душе неопытной твоей.
1941«Кто волей Бога очертил…»
Кто волей Бога очертилСвою мятущуюся волю,Небесным кровом осенилТого Господь в земной юдоли.
Соблазны мира не страшныИ сети вражьи не опасныТому, чьи сердца глубиныС путями Божьими согласны.
Непобедим Господень щит:Он от стрелы, в ночи летящей,Под ним укрытого хранитИ меч согнет, в бою разящий.
Налево тысяча падет,Направо лягут тьмы сраженные,Но невредим меж них пройдетЩитом Господним осененный.
Над ним змеи не властен яд,И василиска злые чарыЕго очей не устрашат.И льва сразит одним ударом.
И если в пропасть упадет —Там ангелы его крыламиПоддержат, низойдя с высот,И не преткнется он о камень.
1941«Звенит морозная земля…»
Звенит морозная земляОт орудийного движенья.В пустых оснеженных поляхВнезапно грянул залп ружейный.
В кого он метил? ДиверсантУкрылся на опушке леса?Или сигнал зловещий дан,Что неспокоен свод небесный?
Уж истребитель прожужжал,Как жук гигантский, над полями.И хор зениток застучал,И в небесах метнулось пламя.
Летит подбитый самолет,Как огнедышащая птица.Но тот, кто правит им, с высотК земле в объятия стремится.
И упадет, недвижим, нем,В снега селений полусонных.Куда он гибель нес, зачем?За что погиб, живьем сожженный?
1942«Твоя любовь почила надо мною…»
Лису (а м.б. и не ей, а м.б. и реминисценции)
Твоя любовь почила надо мною,Как над усопшим гробовой покров.И под ее парчовой пеленоюЖивых не надо слов.
Тому, кто спит, остались сновиденья,И в них звучат все прежние слова.И ты ступаешь незаметной тенью,А я — жива.
1942«На гребне волны сияет пена…»
На гребне волны сияет пена,У подножья тень и бездны мрак —Неизбежны в сердце перемены:К вечной жизни продвиженья знак.
8–13 мая 1942, МоскваСверстникам
Уже не идем, а ползем.Потолок всё ниже,Всё гуще тьма,Всё душней тюрьма,Но всё ближе и ближеИсход в отчий дом.
Братья! Мелькает уж свет впереди!
…Помутненье в мозгах,Онеменье в ногах,У кого-то удушье в грудиКлещами недужное сердце сжало.И у каждого сердце болеть устало.Тот не видит почти, тот не слышит,И все еле дышат.
Братья! Всё это священные знаки,Благая весть,Что недолго ползти во мраке,Что дверь на свободу есть.Дадим же обет друг другуНе выйти из кругаНадежды, веры, любви,Не разорвать наших уз.Смертников братский союз,Господи, благослови!
Ноябрь 1942«Из окна моего только небо и сад…»
Из окна моего только небо и сад,Переплет обнаженных осенних ветвей,Цепенеющих, черных, подобных теламВ тяжких судоргах умерших дней.
Апрель 1944, [Москва]«Не та мать — сирота…»
Не та мать — сирота,Что детей схоронила,А та мать — сирота,Что их вынянчила,В путь-дорогу собрала,Сыновей оженила,Дочек замуж отдалаИ стоит теперь одна,Как средь поля сосна,На ветру,На юру,К земле клонится,Богу молится:«Ты спаси моих детейОт напастей, от скорбей.Не лиши моих детейТвоей жалостиИ не дай им знатьТакой старости,Как узнала их мать»..Ветер жалобу несет,Дождь слезами обольетВ ночь ненастнуюМать бессчастную.
9 сентября 1945Симфония уходящего в вечность дня (в стиле Андрея Белого)
I. «По столу ходит Алла на кухне…»
По столу ходит Алла на кухнеВ кимоно, в тюрбане, в длинных штанах,Поднятыми к небу рукамиСнимая с веревок и вешаяГолубые пижамы и алые,Апельсинные и лимонные…
II. «Генерал ею любуется…»
Генерал ею любуется,Прислонясь у дверей с папиросою.
III. «Как верблюд, согбенная бабушка…»
Как верблюд, согбенная бабушкаУ плиты с терпением топчется,Тому, кто еще не доужинал,Готовя еду десятуюВ этой кухне(«Едальне» поистине,Если вспомнить язык украинский).
IV. «Калмыкова бранит Черткова…»
Калмыкова бранит Черткова,Громит Александру Львовну:«Сектанты!.. Сгубили Толстого,Довели его до Астапова,Замучили тело и душу его,Палачи, насильники, “черные”».И в зеленых глазах исступленноВсплески моря Эгейского прыгают(Эллада — ее прародина,А с ней рядом степи калмыцкие).
V. «Апатично, безрадостно Дима…»
Апатично, безрадостно Дима,Начертав орнамент докучныйПо заданию школьному, скучному,В тесной комнате под иконамиНа постели его раскладывает.А в янтарных глазах меланхолияИ надменность гордого духа,Не нашедшего в мире пристанища,Где сказал бы: здесь дом (или путь) мой…
VI. «Такой же дух бесприютный…»
Такой же дух бесприютныйИ врач Леша ЗалесскийЧемоданы со вздохом готовит,Чтобы ехать в глушь беспросветнуюИ, поживши там с психопатамиВ санатории нервно-психическом,В Москве приобресть право жительства(А его душе разоренной,Потерявшей родных и любимых,И совсем жить на свете не хочется).
VII. «Тридцать лет друзья и спутники…»
