Хризалида - Варвара Малахиева-Мирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«С неба сыплется дождик упорный…»
С неба сыплется дождик упорный.Тяжкой доле уныло покорны,Кони сено жуют полусонно.Поросенок визжит исступленно,Не приемля мешка теснотыИ гнетущих судеб темноты.
Скалят бороны редкие зубыНад корьем и свороченным лубом.Пялят тусклые очи колеса.Непокорно ерошатся косыИ, в нестройный сплоченные ряд,Точно городу чем-то грозят.
Дальше — символ: решёта, решёта…Будет воду носить ими кто-то…Бродят хмурые люди в рогоже,На священные ризы похожей,Точно правят здесь чин похорон.И всё чудится мне — это сон.
4 июля 1930. Верея, ярмарка«Вой сирен автомобильных…»
Вой сирен автомобильных,Грозный гуд грузовиковВ облаках дремучей пыли,Дребезжание звонков
Пролетающих трамваев,И в хвостах очередейИздыхающая стаяОзверившихся людей.
31 августа 1930, Москва. АрбатПОЗДНИЕ СТИХИ 1931–1953 ГОДОВ
«Снегом повитое поле…»
Снегом повитое полеВ мерцании звездном.Безбольно.Бездумно.Безгрезно.Душа под снегами застыла.Того уж не будет, что было.Недавнее гореНапрасно колдует.Что было,Того уж не будет.В глубоком молчаньи бреду я.И хочется быть еще тишеИ голос Безмолвья услышать.
17 марта 1931, СергиевоИЗ ЦИКЛА «ЗУБОВСКИЙ БУЛЬВАР»
«…Не оттого ль мне худо…»
…Не оттого ль мне худо,Что идет мне навстречу,Бедрами жутко виляя,Женщина в розовом платье —Кровавые губы вампираИ нос-утконос.
Или худо мне оттого,Что трамвай,Жужжа, подвывая,С грохотаньем и лязгомПромчался мимоИ дохнул, как самум пустыни,Пылью в лицо.
Иль оттого мне так худо,Что встречные людиВонзают мне в уши слова:«Очередь, ордер, талоны».И от них мне всё хуже и хуже.
О, какая прохладная лужаПод телеграфным столбом.Палатка. А в ней ЛихорадкаПродает ситро.
Там, над чьим-то двором,Хинное дерево высится, высится.Оно же и тополь душистый.… Не дойти до него ни за что.На ногах стопудовые гири.В голове треск и вой.Всё не то. Всё не то.
О, как солоно, горько и терпко всё в мире,А что сладко, то хуже всего.
29 мая 1931, Москва«Дождя волнистая завеса…»
Дождя волнистая завесаОпять нависла над Москвой.И освежен мой садик тесныйИ напоен водой живой.
И влажно заблистали крыши,И любо сердцу моемуВоды небесный лепет слышать,Целующий мою тюрьму.
10 июня 1931. Москва, Колодезный двор, комната на 5-м этаже«…И опять тарелки, чашки…»
…И опять тарелки, чашки,Снова пить и есть,Проползти сквозь день букашкой,Ночью сон обресть,По обрывкам сновиденийГорестно гадать,Где мечта, где откровеньеИли дня печать.…И опять гремит посуда,Снова что-то пить.И назавтра то же будет.О, как нудно жить.
3 июня 1931, Москва«Жду сумерек. Тревожным знаком…»
Жду сумерек. Тревожным знакомЗажжется красный семафор.О, нет, в тюрьме не надо плакать,Пусть будет [ясен] дух и тверд.
В свободные лесные далиТам, верно, поезд пролетел.Забудь о нем. Прими, опальный,Гонимый, — тесный твой удел.
В тот миг с души волшебно цепиТоски и зависти падут,И в царственном великолепьеУвидишь нищий свой приют.
12 июня 1931, Москва«Выбилась меж камней травка…»
Выбилась меж камней травка.Так же выбиться и мнеСуждено. Ползи, козявка,Это всё во сне.
Сон — тюремное гулянье.Сон — шагов по камням стук.Снится призрачное зданьеИ ключа скрипучий звук.
Всё обманно, всё неверно,Только там, в глуби, внутри,Под венком колючих тернийРоза ждет зари.
13 июня 1931, Москва«Тоска опять, как раненая птица…»
Тоска опять, как раненая птица,Забилась в клетке сердца моего.Я так хочу молитве научиться.Я больше не хочу, быть может, ничего.
Но те слова, которые шепталаЯ в годы детства, отходя ко сну,Состарились со мной, и отзвучалаТа вера, что была моею в старину.
Иных молитв, иной, недетской верыСмертельно жаждет пленная душа.Но реют вкруг безглазые химеры,К преддверью гибели увлечь меня спеша.
О, не поддамся лживым обещаньям.Алканье, жажду навсегда приму.Но правдою не назову мечтаньяИ светом — тьму.
18 июнь 1931, МоскваНищему поэту
Я люблю тебя за это,Сердце нищего поэта,Что тебе не страшно жить,По дворам с сумой ходить,Корку черствую глодать,Под чужим забором спать,Не желать приюта в мире,На своей бандуре-лиреСлавя тайну бытияИ надзвездные края.
22 июнь 1931, Москва«Бегите, мысли, быстрее лани…»
Бегите, мысли, быстрее ланиОт жгучих стрел моих желаний.Укройтесь, мысли, в лесу дремучемОт стрел желаний моих жгучих.
В уединеньи, в посте, в молитвеГотовьтесь, мысли, к последней битвеС могучим смерти очарованьем,С безумным жгучим моим желаньем.
25 июня 1931, Москва«Сон от глаз бежит. Бессонница…»
Сон от глаз бежит. БессонницаВорожит над головой.Уж наполнилась вся горницаПредрассветной синевой.
Притаившимися ликамиЖизнь раскинулась кругом.Птица первая чирикнулаЗа окном. Зачем? О чем?
Голова от думы ломится.Не осилить сердцу дум.Наколдует мне бессонницаСуетливый утра шум.
28 июня 1931, Москва«Когда над жизнью что-нибудь…»
Когда над жизнью что-нибудьНависнет, как обвал,И упадет, и станет путьСплошною грудой скал,
Спеши стремительно вперед,Сомненья утишив:Где хода нет, есть перелет,Есть крылья у души.
17–18 июля 1931, 2 1/2 ч. ночи Малоярославец«Вдалеке туманным силуэтом…»
Вдалеке туманным силуэтом,Словно мачты дальних кораблей,Стройные вершины тополейВсплыли в море голубого света.
Станция. Могучие каштаны.Женственных акаций кружева.А в степи высокая траваПо верхам колышется майданов.
Плавно реет коршун в небе синем,Серебрится зеркало реки.Хутора, левады, ветряки…Украина это, Украина.
19 сентября 1931, Нежин — Дарница«Проносится галочьей стаей…»
Проносится галочьей стаейПод низкой небесною мглойУсталая мысль, пролетаетТак близко над серой землей.
Докучные думы о крове,О хлебе, о завтрашнем дне,О мерно звучащих оковах,О серой тюремной стене.
Угрюмые черные мыслиКак галочьей стаи полет.А ветер засохшие листьяВсё гонит и гонит вперед.
24 сентября 1931, Киев«Шумы, гамы, звоны, трески…»
