Вынужденное знакомство - Татьяна Александровна Алюшина

– Вас предавали? – спросила Полина.

– Да всякое бывало, – пожал он неопределенно плечами. – И предавали тоже. Человек разумный, деятельный, ищущий свое место в жизни и ее смыслы, неизбежно обречен проходить через жесткие отрезвления, предательства и душевную боль. Поскольку обязательно будет восхищаться кем-то и плодить иллюзии, а после жестко разочаровываться. И это нормально и даже полезно иногда, на таких вот жизненных уроках и учишься разбираться в людях.

– А вы, однако, философ, – улыбнулась Полина, явно оттаяв.

– Нет, – покрутил он отрицательно головой. – Просто давно живу. – И поспешил переключить фокус их разговора с себя на нее: – Но знаете, Полина, вы не похожи на девушку, которая будет страшно убиваться и истерить только лишь оттого, что обманулась в подруге, в друзьях и деловых партнерах и рассталась с женихом, пусть даже предавшим и оказавшимся не тем человеком, каким вы его себе представляли. Да, неприятно и обидно, да, тяжелое разочарование, но не горе же страшное.

– Нет, не горе, – кивнула Полина. – Наша беда по сей день остается с нами: где Настенька, что с ней, мы так и не знаем. Но вы правы: расставание с Александром, разрыв с подругой и многими моими знакомыми и друзьями – это очень неприятные истории, сильно на меня повлиявшие. Но они лишь сопутствовали настоящим бедам. На следующий день после расставания с Александром меня уволили с работы. Правда, надо признать, дали очень хорошее выходное пособие… и все же уволили.

– А кем вы работали? – уточнил Прохор.

– Я искусствовед. Окончила Суриковскую академию. Специализировалась по классическому реализму. Несколько лет назад меня пригласили работать в «Центр современного актуального искусства», где я служила в Галерее.

– Это тот, что финансировался американским фондом каким-то? – припомнил Ярыгин.

– Да, Фондом развития современного искусства, – подтвердила Полина.

– Я о нем слышал и даже как-то посетил одну выставку в вашей Галерее. Ничего удивительного, что он закрылся, этого следовало ожидать, – заметил Прохор.

– Конечно, ничего удивительного, – согласилась Полина, – и вы правы, было вполне ожидаемо. Только вроде бы все НКО, всяческие холдинги западные и фирмы позакрывались и прекратили свою работу еще в марте. А «Центр» все продолжал вести выставочный процесс, вот и казалось, что, может, его и не закроют.

– Но закрыли, – продолжил ее мысль Прохор. – А вас что ж, не позвали с собой в Европу или Америку?

– Почему же, позвали, – усмехнулась Поля.

– А вы отказались от такой перспективы? – приподнял он вопросительно брови.

– Я же не могу уехать, – удивленная его непониманием, посмотрела на него Полина. – Я ведь даже с женихом ехать отказалась.

– Из-за невестки, я понял, – кивнул он.

– Конечно, – подтвердила Полина и продолжила рассказ: – Очень тяжело заболел Василий, мой брат. Страшно заболел. Мы ужасно за него испугались. Он никак не шел на поправку, на него даже смотреть было жутко… А еще Саввушка, мой племянник, ему всего пять лет, он и так-то был напуган происшествием с мамой сверх всякой меры, а тут ему совсем плохо стало. Он у меня с рук не слезал, не отпускал совсем, под дверью туалета стоял и ждал, когда я выйду, спал, только если я находилась рядом… Боялся, что и мы с бабушкой тоже его бросим. У мамы начались трудности в бизнесе, она держит два небольших магазина одежды и долгие годы торговала одной известной европейской маркой средней ценовой категории. Понятное дело, что ее партнеры разорвали все договоренности в одностороннем порядке. Но тут нам сообщили, что нашелся свидетель, который совсем недавно видел Настеньку живой. Пусть не свободной, но живой и здоровой. И Вася сразу пошел на поправку. Тут и мама, съездив в командировку, нашла новых поставщиков. И как-то надежда появилась, и вроде полегчало, и Саввушкино состояние улучшилось…

Она судорожно вздохнула, задержала дыхание и медленно выдохнула.

– А тут бабуля случайно узнает о Насте и попадает в больницу. – И призналась, резко покрутив головой, пытаясь остановить, внезапно подступившие слезы: – Я так испугалась за нее. Так испугалась!

Полина опять выдохнула, справившись с эмоциями, отпила чаю, отвела взгляд, чтобы не смотреть на мужчину, внимательно слушавшего ее.

– Никогда не страдала тревожной мнительностью. И «всепропальщица» из меня никудышняя, всегда предпочитала справляться с проблемой, чем паниковать и жаловаться, а пугаться уж после. Но оказалось, я жестоко переоценила себя, свою жизнестойкость и способность справляться с трудностями. Видимо, потому, что все мои прежние трудности были такой хреновиной соленой, как говорит один замечательный человек, что теперь могут вызывать у меня лишь ироничный смешок. А стоило свалиться настоящей беде и более серьезным испытаниям, как я ударилась в панику и истерику… И вот простой сорняк, ободравший мне ладонь, послужил триггером к выплеску всех эмоций и накопившихся страхов.

Она снова посмотрела на соседа.

– Такой жесткий экспириенс вышел, Прохор Ильич. Какой-то адский движ, как говорит мой братец, – усмехнулась она с горечью и всего на мгновение, словно приоткрывшись, бросила на него какой-то растерянно-беззащитный взгляд. Но, тяжело выдохнув, попросила уже решительным, почти деловым тоном: – И давайте мы больше не будем обсуждать трудности и проблемы мои и моей семьи, Прохор Ильич. Я и так непонятно почему излишне разоткровенничалась. Примем за версию, что таким образом я пытаюсь оправдать свое агрессивное и чересчур экспрессивное обращение к вам и желание за него извиниться.

И, торопливо допив оставшийся в ее чашке чай, Полина поднялась из-за стола, объявив о своих намерениях:

– Я, пожалуй, пойду домой.

Посмотрев на нее немного удивленным, изучающим взглядом пару мгновений, Прохор поднялся, уведомив:

– Я вас провожу.

– Можно я не стану переодеваться, а верну вам халат позже? – попросила Полина.

– Разумеется, – кивнул он. – А еще я дам вам дождевик и резиновые калоши.

Через ту самую калитку между участками Ярыгин проводил девушку до самого дома, за весь этот короткий путь, не обменявшись с ней ни единым словом. Лишь войдя под козырек над крыльцом, перед тем как проститься, забирая у него пакет с продуктами и пакет со своими мокрыми вещами, Полина дежурно поблагодарила уставшим, потухшим голосом.

– Спасибо за чай и вообще за заботу, – улыбнулась она дежурно-тускло. – А халат я постираю и верну вам в ближайшее время.

– Можете не торопиться, у меня есть еще, – уверил ее сосед с усмешкой.

– До свидания, Прохор Ильич, – не приняла легкости его тона девушка, поспешив распрощаться.

– Да свидания, Полина, – ответил он коротко.

Развернулся и шагнул с крыльца под дождь.

Не спалось Ярыгину никак, все думал-размышлял о девушке Полине, вот не давала она ему покоя, хоть ты что ни делай. Вспомнил о внезапно случившемся с ним