Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

взгляды, как клинки. Николас же оперся ладонями о стойку и наблюдал за ними, словно рефери, готовый в любое время переметнуться через ограждение и разнять единоборцев.

Расплатившись, Герберт первым вышел из бара, давая возможность сержанту слегка подзадержаться, чтобы выяснить отношение с Николасом. Однако тот рискнул задержаться лишь на столько, чтобы вновь пронзить никарагуанца испепеляющим взглядом.

— Я решил, сержант, что отныне пить пиво в этом баре буду только с вами.

— С чего такая щедрость?

— Плата за гарантию, что «Черный бык» взлетит в воздух вместе со мной. — А уже садясь в коляску мотоцикла, добавил: — Только бармен Николас здесь ни при чем. Оставь несчастного никарагуанца в покое.

— Странно, с чего это вдруг вами опять начали интересоваться в Министерстве внутренних дел? — отомстил ему Семент. — Не к добру это, лейтенант, не к добру.

— В последний раз мною интересовались там, представляя к награде и одновременно повышая в должности.

42

Руины крепостного замка восставали на вершине горы как видение, проступающее из параллельного мира. Посреди небрежно разбросанных одно— и двухэтажных коттеджей они казались совершенно нереальными, и, поднимаясь к ним по давно забытой, усыпанной камнями дороге, Эллин подсознательно опасалась, что этот мираж развеется, как только преодолеет последний вираж серпантина.

Оглянувшись, она увидела на противоположном холме остатки маяка и вспомнила, что Последнее Пристанище зарождался именно там, у его подножия. Но с годами поселок разрастался и, по прихоти романтиков-самоубийц, не концентрировался вокруг маяка, а наоборот, все дальше отходил от него, подступаясь к руинам замка, словно бы искал защиты под его иссеченными градом осколков стенами.

Эллин уже много знала о Последнем Пристанище, трижды побывала в поселке, но все же ее не покидало ощущение, что по-настоящему открыла его для себя только сейчас. Возможно, потому, — объяснила себе, — что лишь сегодня явилась сюда, имея конкретную цель, проявляя к поселку, и в частности к этому замку, истинный интерес.

— Так эти руины и в самом деле вдохновляют вас? — спросила она молча шагавшую вслед за ней виконтессу Валерию Удайт.

Обе они были одеты в брючные костюмы цвета хаки, только Эллин решилась упрятать часть ржано-золотистых волос под форменную кепку «а-ля Фидель Кастро», а Валерия предпочла сохранить выложенную из смолисто-черных, кое-где уже подернутых дымкой седины волос вычурную прическу.

— Лично для меня — нет, — блеснула зеркальностью защитных очков Валерия. — Но интригует, с какой непосредственностью они вдохновляют вас, Эллин.

— А что, чудесное местечко. С трех сторон океан, с четвертой открывается часть залива и лагунное озерце. Говорят, что этот бург[2] был возведен еще до появления крепости.

— Он и был первой крепостью Рейдера. Но не думаю, чтобы предметом вашего вдохновения явились исторические экскурсы в историю замка «Рейдербург» и его мрачные руины. Приглашая меня сюда, вы так и не признались, в чем ваш истинный интерес. Приходится строить догадки.

— Я редко поддаюсь эмоциям, это вы верно заметили. И праздному любопытству — тоже. Но все же давайте осмотрим это стойбище предков, чтобы иметь о нем хоть какое-то представление, а уж затем — о деле. Насколько я поняла, до сих пор вы тоже осматривали его лишь издали.

— Руины почему-то никогда не привлекали меня. Предпочитаю нечто уцелевшее и завершенное: в виде шикарной виллы на берегу океана или дворца в центре Лондона, Парижа, Вены… Нет, — добавила Удайт уже решительнее, останавливаясь под полуразрушенной аркой ворот, — руины — явно не моя стихия. Тем более — эти, непонятно что символизирующие.

— Создавали «Рейдербург» не для роскоши и светских приемов — это очевидно, — признала Эллин. — Но, если немного напрячь фантазию и тряхнуть банковскими счетами, кое-что из всего этого нагромождения диких камней и не менее диких человеческих страстей все же можно извлечь.

Основу замка составляло огромное трехэтажное здание, построенное в суровом стиле военных казарм начала девятнадцатого столетия, все архитектурное украшение которого сводилось к готической строгости парадного подъезда и нескольких черных ходов, каждый из которых прикрывался небольшими решетчатыми башенками. Все военно-хозяйственные постройки этого укрепления своими мощными стенами то ли составляли часть обводной стены, то ли подпирали ее, придавая устойчивости при артиллерийской осаде.

Эллин сразу же обратила внимание, что главный корпус пострадал менее всего. На нем даже осталась часть черепичной крыши, да и мощные дубовые балки, черневшие на всех перекрытиях, свидетельствовали, что замок разрушался не столько от обстрелов и штурмов, сколько от времени и заброшенности. И уж, во всяком случае, обошлось без пожара.

— Хотите основать здесь родовое гнездо Греев? — поинтересовалась виконтесса, останавливаясь посреди внутреннего двора замка. Предавать руины более тщательному осмотру она не желала, отпугивал заложенный в них демонизм разрушения.

— Скорее — отель для самоубийц. Шикарный отель: с вином, оркестром, отчаянными женщинами. В котором обреченные станут прожигать остатки своих капиталов, чтобы затем уйти в мир иной с чувством того, что все, что способны были получить в этом мире, они получили. Пресыщенные и самодовольные, они будут растаивать в небесах, как стая лебедей, уходя от нас одним из наиболее романтических способов. Что вы так смотрите на меня, Валерия?

— То есть намереваетесь превратить этот мрачный форт в приют для умирающих?

— Для возжелавших распорядиться собственной жизнью по собственному усмотрению — так будет точнее. Увы, я не собираюсь созывать сюда монахинь-кармелиток и санитаров-госпитальеров. Здесь будут собираться люди, способные мужественно распрощаться с нашим грешным миром, не наводя тоски прощания ни на себя, ни на окружающих.

По неплохо сохранившейся лестнице, переступая через осколки камней и черепицы, женщины поднялись на третий этаж и осмотрелись, поражаясь красоте открывающихся пейзажей. На севере, прямо перед ними, грезил неосознанной вечностью упоенный штилем океан, бирюзово-седая поверхность которого была усыпана рыжевато-зеленым бисером островков; в южной части острова, между земной твердью и небесами, восставали башни тюрьмы-крепости «Рейдер-Форт», отсюда, издалека, кажущиеся еще неприступнее, нежели были на самом деле. А вся западная оконечность суши превратилась в декорации небольшого провинциального города, на одной из полуостровных набережных которого уже появлялись первые двенадцатиэтажные «небоскребы».

— Думаете, таковые найдутся в достаточном количестве? Я имею в виду желающих осчастливить вас своей гибелью.

— Если здесь, у подножия этой горы, уже двести лет существует целый поселок самоубийц, то почему бы не появиться еще «замку-отелю самоубийц»?

— Но это поселок моряков. Они приходят сюда нищими. Для них этот холм — как паперть разрушенного храма. Перед вами — не столько «поселок самоубийц», сколько поселок отпетых неудачников, дошедших до Последнего Пристанища с жалкими пенсионными грошами.

— Вы забыли о больных СПИДом, о вирусоносителях, для которых самоубийство — не прихоть, а суровая