Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко

Все подшипники и шестерни промыли в керосине, коего на карьере было много. Затем Аркадий стал составлять дефектную ведомость. Главного инженера невозможно было провести на мякине: он отлично слышал, когда подшипник начинал греметь, видел изношенные шестерни.

Впрочем, Аркадий и не пытался обмануть – не в том была задача. Закончив ведомость, ремонтники исчезли на два дня, а после приехали на автобусе с хозяйственными сумками, полными громыхания – привезли запчасти.

Затем начался самая долгая и нудная часть работы. Аркадий принялся ровнять станину. Следовало снять с направляющих металл так, чтоб все полотно оказалось вровень с выработкой. В заводе для этого были пневматические машины, но в карьере воздушных магистралей не имелось. И на заводе Аркадий одолжил «медведя» – полукустарную обдирочную машинку. Представляла она асинхронный двигатель, к которому через шпиндель был прикреплен шлифовальный камень.

Работали допоздна, до тех минут, когда в небе ласточек сменяли летучие мыши, и зажигались звезды. Тогда Аркадий и Павел выходили из мастерской. У них были ключи, кои следовало сдать сторожу. На карьере не особо считали электричество: его алчно сосала фабрика, которая дробила на вальцах глыбы гранита в щебенку. Оно было нужно для электрических экскаваторов. Была передовая мысль электрифицировать самосвалы, но так далеко дело не пошло.

Электричеством тут грелись, на нем готовили простенькие обеды. Им кипятили воду, ибо известно, что в горячей приятней мыться, и даже грязь с машин лучше смывать водой теплой.

И, прежде чем отправиться домой, они принимали душ. Мылись вместе с грузовиками при свете звезд. Здесь, за городом, из-за скудности поселкового уличного освещения звезд было особенно много.

После голышом возвращались в мастерскую, где одевались в чистое.

Если переодеваешься в грязной мастерской, то чистые брюки надевать надо так: сложить штанину где-то пополам, прижав ее пальцами к поясу. Затем всунуть в нее вытянутую вперед ногу, и отпустить штанину сообразно с возникающим натяжением ткани.

Но это, как правило, происходит в местах необустроенных. В бане, скажем, или в раздевалке, где у каждого свой ящик, хранятся коврики, куски бывалого линолеума или вовсе картонки.

Затем, закрыв мастерскую, на велосипедах ехали по проселкам к шоссе, а после – к городу, который мерцал в конце дороги словно Млечный Путь, опустившийся на землю.

–

Станок ремонтировал преимущественно Аркадий. Пашка составлял компанию, помогал, если была нужна грубая сила или выпадала монотонная работа.

Из двух лезвий, спичек и куска телефонного провода Пашка сочинил кипятильник. С его помощью готовил злой чифирь, коим угощал друга.

– Жаль, от такого не прикурить, – жаловался Павел. – Обычный из воды вытянул, подождал, пока он раскалиться – и вперед.

Ответно Аркадий научил Павла прикуривать от точила – тонкий лист металла прижимал к вращающемуся камню. А когда металл раскаливался докрасна – отдавал железяку другу.

Пока Аркадий занимался ремонтом, его друг скучал, ходил курить с водителями самосвалов, да и вообще гулял по карьеру. Но именно ему выпала основная задача – достать взрывчатку. Не имелось нужды предлагать деньги за динамит. Достаточно было обмолвиться пару раз, что да, нужен ящик друзьям-браконьерам, желательно так, чтоб слова дошли до главного инженера.

И вездесущий главный инженер об этом узнал, крепко задумался.

Ведь на гранитном карьере динамит и огнепроводный шнур под счет только в конторе. А когда его в разрез вывезли – никто там и считать не будет, сколько заложено, а сколько украдено. Слыхали поговорку: «Любопытной Варваре нос оторвали?» Ну, вот про гранитный карьер сказано. Там любопытным не только нос, бывает – хоронить нечего. А случается и наоборот – шашки с браком не разрываются. Их даже мальчишки находят, если камень, скажем, перевернуло, и мастер камуфлет с шашкой не заметил.

Вывезти с карьера динамит – проще пареной репы. Периметр карьера громаден, в нем работают десятки экскаваторов, под сотню самосвалов. Все это движется, нуждается в обслуживании. Кого-то ловят и примерно наказывают, но, поди, у каждого что-то где-то припрятано. Но всякому желающему взрывчатку не продают – риск большой, все же не пирожки из столовой.

Оттого инженер размышлял долго. Вроде бы шабашники не походили на подсадных, знали свое дело. Можно было без затей расплатиться советскими дензнаками.

Но если деньги являлись универсальным платежным средством, аммонал, при всей его ценности, имел меньшую конвертируемость. К тому же, наличествовали надежно спрятанные остатки давно израсходованных партий. И даже если шашка попала бы в милицию, ее происхождение вряд ли удалось установить.

Итог был предсказуем – жадность взяла верх.

–

На дне карьера имелось озеро – через щели в платах сочились грунтовые воды, и главный инженер говорил, что если не откачивать – лет за тридцать разрез затопит.

Еще в карьере водились змеи в огромном количестве. В затишье котлована они селились меж камней, грелись на глыбах гранита. Приазовские гадюки были весьма скромного мнения о своем яде и встречи с человеком избегали. Но из-за взрывов они теряли ощущение реальности, не всегда чувствовали приближение опасности. И редко какой летний месяц проходил без того, чтоб иного ужаленного работника не везла в больницу неторопливая здешняя «скорая».

Но чаще в больницу с карьера попадали с травмами глаза – таковых везли на попутном транспорте, на личных машинах, а то и просто на рейсовом автобусе, не тревожа «Скорую помощь». Интересно, что травмировались все в одном месте, а именно на точиле, которое стояло в сенях мастерской. Над точилом висели плакаты по технике безопасности, по настоянию отдела охраны труда закупались защитные очки. Но те очки, что не разворовывались, быстро забивались абразивом, и рабочие затачивали детали без защиты, но сощурившись словно китайцы. Однако, техника безопасности была неумолима и беспощадна.

– Вот у нас на заводе в войну был случай, – сказала бабушка-токарь. – Подругу за косу затянуло в станок. Хорошо, деталь из шпинделя вырвало – а то бы убило. А так только клок волос с кожей выдернуло. Я с той поры без косынки за станок не становлюсь.

При этом она курила злую папиросу, от которой шел выедающий глаза дым.

Стояли на улице, в тени, которую отбрасывали мастерские и глядели, как около мостового крана суетятся медики. Под вечер забарахлил двигатель продольного хода на тележке, и по узкой лестнице на кран поднялся электрик. Был он изрядно пьян, чего-то перепутал в электрическом шкафу, вполне предсказуемо получил удар током и свалился на землю.

В поселке была амбулатория, где в лучшие времена работало три врача. Как и во всякой амбулатории, койко-места отсутствовали, и карета «скорой помощи» частенько отвозила больного в город. Вот и