Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–
Из сверленой болванки, проволоки, куска деревяшки и деталей дверного замка подросток соорудил однозарядный пистолет. Умудрился его испытать, не искалечив себя, а после таскал с собой все больше для того, чтоб покрасоваться перед девчатами. И все было бы ничего, но убегая от сторожей после налета на колхозный сад, паренек очень неудачно перепрыгнул через арык – самодельный предохранитель слетел с оси, и пружина наколола капсюль.
Пуля вошла в ногу, и воришку тут же повязали сторожа лишь для того, чтоб тут же отправить в больницу.
Был бы пистолет заряжен злыми макаровскими патронами, и пуля бы вырвала колено, оставила подростка без ноги. Но в стволе был мелкашечный патрон. Рана оказалась живописной, кровавой, но совсем неопасной.
И парень лежал в бинтах и слезах, страдая не сколько от боли, сколько от предчувствия встречи с милицией.
И та появилась.
Зашли двое, были они не в форме и даже без оружия. Один, который попроще опустился на пустующую кровать рядом с раненым. Второй, одетый скорей не по ждановской погоде присел на подоконнике, хотя кроватей в пустующей палате хватало.
– Выходит, любишь стрелять, – заговорил Карпеко. – В армии таким рады. Пойдешь осенью в армию, если, конечно, этим летом в тюрьму не сядешь. Но мне, знаешь ли, ты в тюрьме не нужен. Я тебе сам продиктую, что писать, дабы там не оказаться. Но мне надо знать, откуда у тебя патроны.
– Нашел.
– Неправильный ответ. Тогда тебе светит 222-ая статья – изготовление и ношение огнестрельного оружия. От двух до семи. Дадут тебе, скорей два года, совсем как в армии.
– Я и оружие нашел.
– Снова неверно. На деталях твои отпечатки, на гильзе – тоже. Давай уж, не томи.
Скрипнула дверь, на пороге появилась медсестра.
– Девушка, мы тут беседуем, – раздраженно отмахнулся Карпеко.
– А я тут работаю. Мне дренаж надо менять. И времени у меня нет ждать, пока вы наговоритесь. Тут хоть бы всех до четырех обойти.
Данилин, меж тем, полуулыбчато рассмотрел девушку. Тонкий халатик минималистично очерчивал фигуру. Из-за жары под ним не было ничего кроме белья и девушки. Белая ткань облегала красивую попку, не слишком большую грудь, широкие бедра. Ножки, которые халатик скрывал лишь до колен, были тоже очень и очень. Картину довершало миловидное чуть кукольное лицо.
Карпеко мысленно автоматически составил текстовый портрет, как учили – от общего к частному: рост средний, лицо круглое тип славянско-азиатский. Волосы прямые, каштановые, глаза карие, нос курносый, а губы, алые…
Хотя нет, про алые губы в школе милиции не учили.
– Как вас зовут, девушка? – спросил Данилин.
– Вика.
– Мы уже заканчиваем, Виктория. Буквально две минуты, если нет – можете нас уколоть самой тупой иглой.
–
Подросток раскололся через две минуты.
Патроны ему подарил закадычный товарищ, уехавший с родителями в Тюменскую область. Приятель ходил некогда в стрелковую школу, откуда и вынес с дюжину патронов.
– Нет, ну, положим, проверим, был ли таковой в стрелковой школе. И в Тюмень я запрос напишу – пусть отрабатывают, – размышлял вслух Карпеко.
– А с этим-то что?.. – спросил Данилин, кивнув головой в сторону окна палаты.
– Да осенью на медкомиссию и в войска. Если сажать всех, кто «дуру» таскал, то в военкомате недобор случится.
– Вас могут наказать за укрывательство.
– Да пусть мне начальство лучше вкатает со внесением, нежели поползет слушок, что Карпеко слова не держится.
Сидели они на лавочке, которая стояла перед больничным корпусом. Возвращаться в духоту кабинетов не хотелось.
– Нос что-то чешется, – проговорил Карпеко и несколько раз несильно шлепнул себя по носу. – Не чешись, не чешись.
– Коллега?.. – спросил Данилин, когда молчание несколько затянулось.
– Слушаю…
– А скажите, где можно тут достать приличный букет?
– В оранжерее, что в парке Петровского.
– Это где?
– Три остановки на трамвае. Но можно неплохо срезать через дворы.
Данилин поднялся:
– Тогда чего мы ждем?..
–
Без четверти четыре Данилин ожидал Викторию на лавочке напротив хирургического отделения. Меланхолически прогуливались больные. Медсестры и врачи расходились по домам. Кого-то привезли на «скорой» в приемный покой, еще кого-то, накрытого простыней, повезли на каталке вглубь больничного городка.
И вот появилась Вика, в платье столь же легком, как и медицинский халат.
Данилин протянул ей цветок – одинокую и изящную орхидею в целлофановом пакете и небольшом горшочке.
– Я неместный, – сказал Данилин. – Можете мне показать город или хотя бы район?..
Опасаясь встретить Аркадия, Вика повела следователя по проспекту. На небольшой аллее, что около памятника на Пятом микрорайоне посидели на лавочке. Было довольно мило – через дорогу шумели ивы, внизу грохотали трамваи, куда-то спешили обыватели.
Говорили о каких-то пустяках, но исподволь Данилин вытягивал из нее сведенья – где училась, с кем живет, какие планы на ближайшее будущее.
Данилин мог бы покатать ее на служебной «Волге». Но, во-первых, хорошего понемногу, не стоит выкладывать все козыри сразу – это могло и отпугнуть. Во-вторых, секретарь обкома мог узнать, что московский следователь вместо поисков, катает провинциальных барышень на авто.
Разошлись засветло, ибо Данилину еще предстояло возвращаться в пансионат – машина ждала его во дворе отделения милиции.
Но прежде он проводил ее домой, сказал, что позвонит позже. Но куда звонить не спросил – это было лишним для следователя.
Глава 35
Стояла мряка – фирменная ждановская погода. Межвременье, когда солнца не видно, небо залито словно свинцом, но дождя нет. В ней было немного от безнадеги, она была сродни среднерусской тоске, но с запахом бензола с Коксохима. Осенью или ранней весной мряка могла держаться несколько дней, а то и недель.
Еще во мряке иногда возникали ждановские туманы, которые походили на лондонский смог – влага конденсировалась на частицах пыли, кои тоннами выбрасывали заводские трубы. При такой погоде астматикам и туберкулезникам не было жизни.
Но тогда мряка случилась летом, прямо с утра. Жара резко спала, и всем стало безумно хотеться спать. Но старожилы знали: летняя мряка обычно заканчивалась до полудня.
Ничего не хотелось делать, и лень пытались разогнать посредством кофе.
– Какая-то нефотогеничная нынче погода, – заметил Карпеко.
– Что у нас со встречей с молодежью? – спросил Данилин, глядя на облака.
Небо было низким и серым, однако же дождя не предвиделось.
– Работаю над этим, – ответил Карпеко, хотя и палец о палец не ударил.
– А почему мы просто не можем явиться к ним домой?..
– Нет, явиться-то мы можем. Только никого там не застанем. Кто-то в лагере вожатым, кто-то подрабатывает – коровники строит. Лето же. Можно дождаться