Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

(не дали съесть печенье на катке – тут все ясно) и не спешил истолковывать их в свете запавших в душу обид. Вот сцена. Иан и Джерри стоят около нашего дома и никого не задирают, как тот барс. Женя хватает огромную палку и бросается на них. Оба в ужасе пятятся. Вмешиваюсь я, отбираю палку, ломаю ее и возмущенно говорю, что так можно выколоть глаз. Джерри, с которым зимой случилось несчастье (он проткнул глаз ножницами и теперь у него контактная линза), беззлобно сообщает, что ему известно, как выкалывают глаза и что это дело обошлось «ему» в сорок долларов. Или Женя подходит к Джерри и сталкивает его со ступеньки. Джерри и тут не обижается и говорит: «Я не ушибся, я спрыгнул». Спрашивается, за что тому было любить Женю? Тем не менее Женя не был окружен врагами. Увидев его у окна, другой мальчик (Бен) первым выбегал на улицу и звал его к себе. Чужая душа – потемки, а детская тем более.

Но обиды могли и быть. Летом Женя ходил в лагерь в коротких синих штанах, привезенных еще из Италии. Таких штанов, по выкройке напоминавших трусы, у нас имелось две пары: темно-синие и терракотовые. Ника хищно следила за Жениной одеждой, чтобы он случайно не стал предметом насмешек, и европейскими вещами пользовалась с большой осторожностью. (Меня до четвертого класса держали в сшитых у портных бриджах, и мечта о длинных брюках, как у остальных, отравила мои ранние годы. Хотя я рос в женском окружении – мать и ее сестра, надо же было что-то понимать; после войны все ходили в отрепьях, но в подобавших их полу и возрасту.)

Женя итальянское наследство принял в Америке без возражений. Отсюда следовало, что малолетний зверинец не заподозрил в нем социально далекого элемента, да и Женя давно бы осчастливил нас одним из своих замечаний вроде «Хочу красивые брюки», «Не пойду без носков: у всех носки», «Не пойду без рубашки: у Иана рубашка». Но однажды он заартачился и не пожелал надевать свои штанишки. Путем выспрашивания удалось выяснить, что какая-то девочка сказала ему: «Почему это ты всегда ходишь в синих штанах?» Ей-то что? Но Женя не родился бойцом и не нашелся, что ответить. «А сама-то она что носит, – поинтересовался я, – небось старые драные джинсы?» Женя был в восторге и много дней без всякого повода повторял: «А сама-то она что носит, небось старые драные джинсы?» К счастью, та вредная девчонка мужскими штанами еще всерьез не интересовалась и к Жене никогда больше не лезла.

Или вдруг он заявил, что не хочет надевать купальные трусы и не будет купаться. В конце концов установили, что один мальчик всегда ему говорит: «Отойди отсюда». «Скажи, пожалуйста, – возмутился я, – какой начальник нашелся! А ты ему скажи: „Это не твой бассейн. Это общий бассейн. А если я тебе не нравлюсь, можешь сюда не приходить!“» И опять восторг, и опять, повинуясь какому-то странному закону, обидчик больше не лез к Жене, но Женя тем не менее всю тираду выдал, правда, другому ребенку, который почему-то его толкнул.

Вопрос, откуда берутся дети, – один из тысяч, которые задают наши малолетние сыновья и дочери, но он единственный, на который родители дают уклончивый ответ и тем разжигают то, что какой-то ханжа назвал нездоровым любопытством. И все же легче объяснить ребенку, почему ночь сменяет день и почему тает снег, чем без обиняков и соответствующей демонстрации описать половой акт. Меня держали в неведении постыдно долго и продержали бы еще больше, если бы приятель, пораженный моей невинностью (мне было одиннадцать лет), не объяснил мне доступнейшим матом, что к чему. Я не раз видел в музеях обнаженные женские статуи, но никаких выводов не сделал.

Между мной и Женей (четыре года и девять месяцев) состоялся такой разговор:

– А мужчины могут рожать?

– Нет, не могут.

– Почему?

– У них нет дырочки, через которую ребенок должен вылезти наружу.

– А у мамы есть такая дырочка?

– У мамы есть.

– А можно мне посмотреть?

– Нет.

– Почему?

– Она заросла.

– Почему заросла?

– У тебя царапины зарастают, вот и у мамы заросла.

– А где я был, когда меня не было?

Не мог же я ему сказать: «Во мне». Это потребовало бы довольно сложного объяснения, и, дойдя до роковой черты, той самой, которую никак не переступить, я пожал плечами и равнодушно ответил:

– Нигде не было.

Разумеется, этим дело не кончилось, и Женя продолжал добиваться, как он попал в мамин живот. Не получив от меня вразумительного ответа (подобно поколениям своих сверстников), он предположил, что, раз живот был большим, мама что-нибудь съела. Я не исключил такой фольклорной возможности, но при возобновлении разговора сказал, что ребенок растет, как цветок: из зернышка.

– А кто запихнул зернышко в маму?

– Я. Ты же знаешь, я все помогаю ей делать.

Так как он не поинтересовался, откуда взялось зернышко, и не вдавался в технологию запихивания, тема оказалась исчерпанной. Если бы он прижал меня к стенке, я бы, наверно, сказал, что, как есть зерна риса и пшеницы, так есть и человеческие, которые можно получить у врача. К счастью, эта сказка не понадобилась.

Я читал американские книжки для малышей, где говорится, что любящим папе с мамой хочется войти друг в друга, и к этому объяснению была приложена туманная иллюстрация. Через изрядное количество лет Женя пришел из школы и сообщил, что он теперь знает, как он попал к маме. А в старших классах, пройдя что-то из жалкого курса генетики, он заявил, что, поскольку у меня глаза серые, у Ники зеленые, а у него карие, он не может быть нашим ребенком. Я заверил его, что больше быть нашим, чем он, никак невозможно. К тому же у Ники обнаружились в глазах крапинки нужного цвета. К счастью, он так хорошо унаследовал Никины и мои пороки, что любой суд признал бы его нашим сыном без всяких анализов.

Не стоит слез давнишняя беда,Не стоит слез.Под стук колесНас в прошлое уносят поезда.Останься в детстве, не спеши вперед.Зачем спешить?Ликуй, пока за поворотом поворот.До той беды еще десятки лун,И не виднаИх желтизна.Восход. Заря. Ребенок вечно юн.Сквозь мрак и тьму ищи свою звезду.Не меркнет свет,И нет примет,Пророчащих гремучую беду.

Глава седьмая. Всё вперед и выше

В воде и на льду. Кисть, карандаш и газетная слава. Относительное бессмертие Грини Пайкина. Мария Монтессори и Мэри Поппинс. Страсти и страхи. Снова на даче

Летом везде полно «программ» для детей: кружки и лагеря в черте города. С мая по сентябрь в наших краях стоит, хотя и с перерывами, зверская жара, и легче только на севере, там, где зимой свирепствует мороз.