Мир на костях и пепле - Mary Hutcherson
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трясу головой, старательно запрещая себе снова выстраивать воздушные замки, и направляюсь в свою комнату за книгой. Открываю ее перед Питом на странице с подготовленной закладкой и зачем-то дополнительно указываю пальцем на рисунок. Проходит несколько очень долгих минут, когда Пит просто смотрит на изображение листов, компрессы из которых помогают при укусах Ос-убийц, и даже не отрывается. Потом он несмело проводит пальцем по контуру и задумчиво хмурится. Перевернув страницу, все повторяется вновь. Я тихо сижу на стуле рядом и даже не знаю, что сказать. И вообще я не уверена, что сейчас стоит что-то говорить. Дойдя до последнего рисунка, он поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Голубые глаза не выражают ничего хорошего — в них только боль, как от серьезной утраты.
— Этот не закончен, да? — я киваю, приходя в чувства. — Жаль.
— Удалось что-нибудь вспомнить?
— Пока нет, но, возможно, это произойдет позже. Или во сне. Если получится поспать.
— Хочешь попробовать закончить рисунок? Это может помочь. Ничего, если вдруг не получится…
Не успеваю договорить, потому что Пит резко встает со своего стула и закрывает книгу со звонким хлопком, от которого я даже вздрагиваю.
— Пит, подожди, — хватаю его за руку и тоже встаю. — Не уходи. Прости, я знаю, что это сложная для тебя тема. Я помню, что ты говорил, что больше не рисуешь. Но это не важно, — он резко поднимает на меня глаза, а я прикусываю язык и мысленно уже бьюсь головой об стол. — Нет, прости, я не так сказала. Это важно, конечно же, я просто хотела сказать…
— Китнисс, не извиняйся, — он осторожно освобождается от моей руки и даже натягивает подобие улыбки. — Спасибо, что показала мне вашу семейную книгу и рисунки. Ты очень мне помогла, но уже поздно, и мне пора.
Он быстрыми шагами направляется к выходу, а я бросаюсь следом, хоть и понимаю, что момент уже упущен и испорчен. У самого порога Пит останавливается всего на мгновение, но этого мне хватает, чтобы снова ухватиться за его руку.
— Пожалуйста, не расстраивайся. И не слушай меня. Никогда, — он печально ухмыляется, выглядывая на улицу. — Я серьезно, Пит. Не слушай, что я говорю. Мне нужно гораздо больше времени, чтобы сформулировать мысль, если я нервничаю.
— Почему ты нервничаешь?
— Я хочу помочь!
Он глубоко вздыхает и делает шаг обратно в дом.
— Ты и так помогаешь. И я понимаю, что ты хотела сказать. Просто это все очень сложно, и мне нужно побыть одному. Тем более скоро ночь, а я говорил, что по ночам сложнее всего, помнишь?
— Так, может, лучше не быть одному? — Пит поднимает на меня вопросительный взгляд. — Мы могли бы придумать какие-то занятия. Нормальные человеческие занятия. Все равно мы почти не спим до самого рассвета, вдвоем было бы легче. Посмотрим дурацкие новости или напечем булок на весь дистрикт. Ты мог бы читать и мне бы дал какую-нибудь книжку. И, умоляю, не говори ничего про безопасность. Будем сидеть в пяти метрах друг от друга или вообще в разных комнатах.
Я замолкаю, искренне не понимая тех эмоций, которыми окрашено его лицо. Он смотрит в мою сторону, но взгляд будто расфокусирован и ничего толком не выражает, а мое сердце колотится так, что сейчас вырвется наружу. Мучительно долго жду ответа, но по сменяющимся эмоциям на его лице я уже понимаю, что сейчас услышу.
Хотя он все еще молчит, я уже чувствую неприятный холод внутри и даже убираю руку, делая несколько шагов назад.
— Китнисс, это очень хорошая идея, но… — он выглядит грустно и потерянно, будто ждет какого-то спасения со стороны. Например, чтобы его сдуло ветром или земля разверзлась прямо под нами, только бы не пришлось объясняться. Не знаю, откуда берутся силы, но этим спасением решаю выступить я сама.
— Да, можешь не объяснять, я уже сама поняла. Забудь, — Пит опять слегка удивлен и открывает рот, чтобы продолжить свою речь, но я его перебиваю. — Нет, все в порядке, правда. Я же говорила не слушать меня. Просто тяжелый день, а еще эта жара… Правда, забудь.
Он неуверенно кивает и медленно разворачивается в сторону своего дома, а я скрещиваю руки на груди, чтобы унять дрожь, и просто смотрю ему в след.
На середине пути Пит разворачивается, снова пытаясь изобразить улыбку, и машет рукой, а я киваю и зачем-то выпаливаю:
— Звони, если захочешь поговорить.
После чего и сама начинаю ожидать какой-нибудь кары небесной, которая спасет меня от этого позора. К счастью, когда дверь соседнего дома закрывается за его хозяином, я чувствую облегчение и, наконец, выдыхаю. Кровь пульсирует в голове, и я обхватываю ее ладошками, поднимаясь по лестнице. Мне настолько неловко и некомфортно, что я просто мечтаю оказаться голой на сцене и дать интервью Фликерману, только бы забыть последние пять минут. Не вижу себя в зеркало, но отчетливо ощущаю красные пятна, которые ползут по щекам и шее.
Уж не знаю, что было в этом лимонаде, но эта излишняя болтливость явно не может исходить просто от меня. Может быть, это от недосыпа? Или тепловой удар? Хотелось бы, чтобы это был тепловой удар, а весь прошедший вечер — лишь галлюцинация, но что-то подсказывает, что мне так не повезет.
Валюсь на кровать настолько обессиленная, что даже не могу сконцентрироваться на какой-нибудь одной мысли. Эта какофония сводит с ума, но в то же время спасает, не давая еще раз обдумывать этот позор. А еще она утомляет меня только сильнее, поэтому, вопреки всем ожиданиям, я очень быстро проваливаюсь в сон.
Мне снится Энни, стоящая на берегу моря в свадебном платье. Я хочу обнять ее, но, подойдя ближе, замечаю, что ее руки в крови. Она вытирает их о белый шелк, а ее улыбка постепенно превращается в животный оскал. Хочется убежать, но ноги прирастают к месту, а Креста достает из-за спины колокольчик и начинает звонить в него. «Призывает других переродков» — отчего-то понимаю я, все сильнее пытаясь оторвать ноги от земли. В какой-то момент этот звон становится настолько сильным, что я не слышу ничего больше и зажимаю уши, пытаясь спастись от оглушающего звука, и просыпаюсь.
Вздрагиваю в кровати и понимаю, что на самом деле закрываю ладошками уши, а звон все никуда не девается. Требуется несколько
