Аферист Его Высочества - Евгений Сухов

Как возрадуется Олюшка, получив такой подарок! И как будет счастлив он, глядя на то, как радуется она. Вот что самое главное в жизни: быть счастливым оттого, что счастлив родной тебе человек, дороже которого нет никого на всем свете. Это счастье – высшее. А иного и не надобно…

Улыбался и собиратель старины Андрей Федорович Лихачев, осчастливленный теперь уже реальной возможностью открыть в городе публичный общедоступный музей, который будет носить его имя. Ведь это – вхождение в историю, имя которой – вечность. А еще это – бессмертие, ибо жив человек, когда помнят о нем и о делах его…

Следом за «Ярославлем» и «Меженем» отошел от причала и одноярусный пассажирский пароход «Императрица Елисавета». Он тоже держал путь в Нижний Новгород, и на палубе его стоял и смотрел в только ему видимую даль (как и император Карл Пятый) бывший «червонный валет», а ныне главарь казанской шайки мошенников и аферистов Всеволод Аркадьевич Долгоруков (не князь). В руках у него находился тубус, то бишь футляр из бристольского картона, в котором лежала, свернутая в трубу, картина Тициана «Портрет Карла V». Подлинник, как полагал Долгоруков…

Глава 21. Атрибуционистами не рождаются, или Весьма неотложное дело

«Императрица Елисавета» пришла в Нижний Новгород 25 июня около трех часов пополудни и пришвартовалась на казенной пристани около плашкоутного моста. Сева вышел и узнал, что «Ярославль» с великими князьями получасом ранее проследовал в Сормовский затон, где и собрались все высшие должностные чины Нижегородской губернии и города. Здесь, в Нижнем, на пристани топталась в ожидании встречи высоких путешественников лишь чернь да мелкая чиновная сошка. Долгоруков тоже принял выжидательную позицию, стараясь по мере возможности выяснить, что намерены посетить великие князья в городе. Но узнал лишь, что Михаил Николаевич и Сергей Михайлович обязательно посетят новый, освященный шесть лет назад Александро-Невский собор на «Стрелке», то бишь при слиянии Оки с Волгою, да отобедают в Коммерческом клубе.

Покуда дожидались прибытия «Ярославля» из Сормово, Сева любовался видами Нижнего Новгорода. Не был он здесь столь давно, что мало чем отличался от человека, видящего город впервые. А посему панорама, открывшаяся ему, произвела весьма сильное впечатление.

Устье Оки было здесь столь широко, что плашкоутный мост, перекинутый через нее, был длиною почти в версту. Волга, уходящая вдаль, усеяна множеством пароходов, катеров и лодок, что создавало впечатление большого широкого прошпекта, не имеющего ни начала, а стало быть, и конца. Ярманка на левом берегу Оки пестрела украшенными по случаю приезда в Нижний великих князей цветами, зеленью и гирляндами так, что издалека казалась картинкою, намалеванной детской рукою, в которой случайно оказалась краска. Собор на фоне этой картинки выделялся своими строгими формами. И прокалывала небо казачьей пикой соборная колокольня. Сам город, что расположился террасообразно на Дятловых горах, очаровывал выступающим к реке древним кремлем с башнями и соборами, монастырями и храмами на вершине крутого нагорного берега.

Наконец показался великокняжеский пароход «Ярославль». Толпа на пристани встретила швартовку парохода восторженными восклицаниями и троекратным «ура». Их Императорские Высочества сошли с парохода и, раскланявшись с народом, сели в представленный для них экипаж. Под крики и бросание вверх картузов и шляп Михаил Николаевич и Сергей Михайлович отбыли в трехпрестольный Александро-Невский собор, где были встречены со крестом и священною водою епископом Нижегородским и Арзамасским Модестом. Епископ приветствовал высоких путешественников долгой напыщенной речью. В ней он хвалил заслуги Михаила Николаевича перед Россией в деле разработки и развитии русских естественных богатств, а затем разглагольствовал о великом счастье и восторге по поводу лицезрения столь любезных с народом августейших особ и признавался в непоколебимой любви своей и паствы своей к благоверным князьям. Закончилась речь архипастыря словами, которые уже слышал сам Сева Долгоруков, прибывший к собору на извозчике, слупившем с него по случаю прибытия в Нижний Новгород августейших особ три цены. Эти слова были следующими:

– Да будут благословенны от Бога Ваши входы и исходы, Ваши начинания и труды во славу Божию и на пользу Отечества. Архистратиг небесных воинств со всеми святыми да охраняет Вас во всех путях Вашей жизни!

После краткого молебствия великие князья обозрели собор и отбыли в кремль. Пробиться к Его Высочеству Михаилу Николаевичу можно было, пока они ехали по улицам к кремлю, но народ стоял так плотно, что Сева, несмотря на его мощную позитуру, не сумел даже приблизиться к коляске великого князя.

В губернаторском дворце в кремле тоже было не протолкнуться. Но Всеволоду Аркадьевичу все же удалось добраться до одного из адъютантов Михаила Николаевича.

– У меня к Его Высочеству имеется приватный разговор, – сообщил Сева адъютанту.

– Какого содержания? – не проявляя к собеседнику никакого интереса, спросил адъютант.

– Личного, – отрезал Долгоруков.

После такого ответа адъютант посмотрел на Всеволода Аркадьевича немного внимательней.

– У великого князя на личные беседы нет времени, – безапелляционно произнес он. И отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

– Дело весьма неотложное, поверьте, – предпринял еще одну попытку пробиться к председателю Государственного Совета Долгоруков.

Какое-то время адъютант молчал. Верно, унимал вскипавшую в нем ярость против плотного и наглого гражданина, пытающегося добиться аудиенции у великого князя. Боже, и когда наконец закончится эта поездка, отнимающая столько сил и нервической энергии? А эти – адъютант с ненавистью посмотрел на Севу Долгорукова – все ходят и ходят, и нет от них никакого спасения. Небось, денег пришел просить для какого-нибудь своего прожекта или еще чего-либо. Да таких ходит – тысячи…

– Его Императорское Высочество не принимают…

– Но…

– Вы что, глухой?! – вскипел-таки адъютант. – Вам же ясным языком сказано: Его Высочество не принимают. Что не понятно? Или вас вывести отсюда со скандалом и полицией?

– Точно! – весело воскликнул Сева; правда, веселье это было яростным. – Выводите меня именно со скандалом! И тогда я всем расскажу – а особенно это будет интересно нижегородским репортерам, – что Их Императорское Высочество великий князь Михаил Николаевич купил в Казани фальшивого Тициана, заплатив за него сто восемьдесят тысяч рублей!

Адъютант заморгал. Потом тихо спросил:

– Откуда вы знаете про Тициана?

– Знаю, – отрезал Сева. – Картина куплена у казанского собирателя старины Андрея Федоровича Лихачева за сто восемьдесят тысяч рублей. Называется она «Портрет Карла V». – Долгоруков доверительно посмотрел на адъютанта: – На ней действительно изображен император Карл Пятый. Но писал ее не Тициан…

– И как вы это докажете?

– Да запросто, – ответил Всеволод Аркадьевич, сахарно улыбнувшись.

– Я спросил: «как»? – повторился адъютант.

– Я же сказал: очень просто. Потому что настоящий «Портрет Карла V» кисти знаменитого и непревзойденного мастера живописи Тициана Вечеллио находится у меня. Вот здесь. – И Сева похлопал ладонью по тубусу в его руке.

Адъютант молчал. Долго. Столь продолжительно, что Всеволод Аркадьевич счел нужным поторопить его:

– Так вы будете докладывать об этом Его Императорскому Высочеству? Или все же предпочтете вывести меня с полицией и скандалом?

Адъютант хмуро глянул на Севу, затем резко повернулся и прошел в боковую дверь, ведущую, надо полагать, в апартаменты Его Высочества Михаила Николаевича. Через минуту он вышел, строго посмотрел на Всеволода Аркадьевича и произнес:

– Его Императорское Высочество великий князь Михаил Николаевич готов принять вас…

Председатель Государственного Совета и впрямь чем-то походил на рыцаря. Правда, сейчас у него было растерянное выражение лица, смешанное с каким-то негодующим удивлением, но это было вполне объяснимо. Узнавать, что вы отдали огромную сумму денег за фальшивую вещь, – ситуация вовсе не из приятных.

– Говорите, слушаю вас, – произнес великий князь, поглядывая на тубус в руке Долгорукова.

– Меня зовут Всеволод Аркадьевич Долгоруков, – представился Сева. При назывании известной фамилии Михаил Николаевич вскинул голову на гостя, на что Долгоруков быстро прибавил: – Не князь.

Почему он решил представляться собственным именем? Да потому, что в таких обстоятельствах и при такой ситуации вполне была возможна проверка личности при помощи государственно-охранительных служб – читай: жандармов и тайной полиции, – что вовсе не входило в планы Севы и его команды. Ибо при обнаружении подлога мало того что сорвалась бы афера с подлогом тициановской картины, так еще можно было загреметь месяцев на восемь, а то и на год в тюремный острог. Конечно, представляясь своим собственным именем, Сева тоже рисковал. Но какое доверие может быть человеку совравшему? Да никакого.