Венера – низкая звезда - Иван Розанов

Марина сказала ему в ответ:

– Не знаю почему.

– Не знаете вы, не знаете! В том-то и дело, что не знаете, что стыдно сказать, а ещё стыднее признаться самим себе, в чём же дело, – с экспрессией проговорил Михаил Романович, жадно ухватившись за Маринин ответ.

– Наверное… – сказала Марина, уставшая после перелёта, болтанки в воздухе ввиду непогоды, уставшая так же и от разговора. Казалось, девушка была готова согласиться с любым словом полицейского. Причиной тому было ещё и особое обаяние Михаила Романовича.

– Скажите мне, Марина, честно – не к ещё большей ли сытости вы стремитесь своим протестом? Хотите лишь того, чтобы именно вам ещё лучше жилось?

– Не вижу в этом ничего дурного… Наверное, так оно и есть, – отвечала Марина как бы в раздумьях и в замешательстве, не понимая, к чему идёт разговор.

– Ну вот, вы молодец. Вы – честная девушка. Честно признались.

– Что вам тут ещё сказать…

– Скажите только: ведь ваш муж на территорию, поражённую гражданской войной, в общем-то, поехал в ожидании некой… денежной компенсации?

– Я лучшего мнения о своём муже.

– Жена и должна о своём мужчине хорошо думать. Вы всё правильно делаете. Будьте со мной честны. Вашему мужу ведь пообещали заплатить за его поездку? Ну же, скажите мне честно. Я никому не расскажу, всё останется между нами.

– Да, моему мужу пообещали…

– Вы дважды честная девушка, Марина. Второй раз честно ответили на непростой вопрос. Простите, что обеспокоил вас. А теперь меня послушайте.

– Может, я пойду? – спросила Марина, потому что уже утомилась. Беседа оставалась для неё непонятной и неприятной, не смотря на личное обаяние Михаила Романовича.

– Погодите ещё пять минуток. Неясно мне, почему те, кто закон охраняет, меньше, чем противники власти, получают.

– Вам что, обидно?

– Нет, мне не обидно. Что вы! Пустое. Мне вообще ничего не нужно. Мне важна моя работа. В том то и дело. Это молодым, нынешнему молодому поколению, пожалуй, слишком многое нужно. Общество потребления – сейчас это так называют. Ведь так? Никогда ничем тем, что имеете, довольны не будете. Таково ваше поколение. Ваша цель – без меры стремиться к чему-то большему.

– Это разве плохо? Вы нас за это осуждаете?

– Нет, ваше дело молодое… Время покажет, что оно, может быть, ещё и правое.

– Михаил Романович, чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы послушали меня.

– Я и так вас слушаю.

– Я, откровенно говоря, не понимаю протест молодых, не понимаю ваше поколение, и отказываюсь понимать, почему вам всегда всего мало.

– А у нас разве что-то есть?

– Вы просто не понимаете. Вас наградили свободами в ассортименте, у вас так много возможностей! Но на вас и ответственность большая лежит. Вы созрели в переломное историческое время, и от вашего поведения, я думаю, многое зависит. А справитесь ли? Вот как мне кажется молодёжь ни к чему, кроме большей и большей сытости не стремится. Вот, скажем, начнётся, не дай то бог, большая война, что вы, Марина Петровна, будете делать как гражданин?

– Не знаю… – ответила почему-то именно так девушка.

– Не знаете вы? Вот в том то и дело, что не знаете. Что толку от ваших интернетов, речёвок, протестных акций? Вы защищаться-то не пойдёте, если что-то не дай боже, серьёзное случится. Так и будете сидеть в своём любимом кафе, поедая свои любимые шоколадные маффины, попивая любимый ванильный кофе, взяв столовые приборы в руки неправильно, рассуждая о том, как же здесь жить плохо – пока гусеницы танков не разобьют окна кафе.

Марина чувствовала себя вконец разбитой, ей нечего было ответить, а хотелось ей одного – поскорее уйти восвояси. Но Михаил Романович решил, что называется, «дожать». Он продолжил свой монолог, руководствуясь какой-то странной, одному ему понятной, логикой.

– Знаете, что напоминает мне ваше поколение?

– Что же?

– Поколение двадцати-двадцатипятилетних напоминает мне некое племя, которое всю мораль отбросило, никто не остался невинным, а до продления рода дело у них так и не дошло… Оно осталось по недоразвитости своей, извините меня, бесплодным. Бесплодие без невинности, я бы это так образно озаглавил. Я сейчас не только о продлении рода говорю, чтобы вы понимали. Я о наследии как таковом…

Марина не придала значения этой фразе, и не провела параллели с венерической болезнью её мужа, сделавшей его неспособным к продленью рода. Не обиделась и не расстроилась она, услышав о бесплодии. Бесплодие мужа было для Марины закрытой темой – эту деталь совместной биографии изгнала она из своей головы окончательно и бесповоротно.

– Вы считаете, наше поколение не оставит наследства вообще никакого?

– Сбежите от истории в никуда. Да, я так полагаю, так и выйдет.

– Интересное у вас мнение, Михаил Романович. Странной вышла наша беседа, но мне интересно было вас послушать.

– Разве?

– Да.

– И даже подумаете обо всём, что я сказал, обо всём этом?

– Завтра я подумаю об этом, – Марина натянуто улыбнулась, в глазках её блеснул на секунду лукавый огонёк.

– Что ж, спасибо вам за внимание, и простите, что я вас задержал. Простите, визитной карточки у меня, в отличие от вас и вашего мужа, у меня нет…

Михаил Романович накарябал на бумажке свой телефонный номер и протянул девушке. Бумажка оказалась полусмятой в смуглом кулачке.

– Марина Петровна, покуда будете рейс ждать – звоните мне по любому вопросу. Решим, поможем.

– Спасибо вам большое. В самом деле спасибо! А теперь я могу идти?

– Можете, Марина Петровна и всего вам доброго.

– Спасибо, – сказала Марина и приподнялась с грацией в движениях, скрывая за кокетливостью всё нарастающее в ней напряжение. Она направилась уж было к выходу, но Михаил Романович окликнул её.

– Вот, Марина Петровна, кое-что для вас, – с этими словами майор выкатил откуда-то из-под своего стола клетчатую сумку на колёсах.

– А это ваш багаж, Марина Петровна. Будьте счастливы! У нас в аэропорту, кстати говоря, замечательное кафе, советую там переждать – потрясающий выбор средиземноморских блюд! Всего вам доброго…

Финт с багажом напугал девушку окончательно. К чему был весь этот цирк? В смешанных эмоциях вернулась Марина Петровна в холл аэропорта, так и не понимая, к чему была эта беседа; не понимая, зачем же по существу, помимо возвращения багажа, вызывал её к себе Михаил Романович. Не могла она, испуганная девушка, сопоставить в своей голове доступные ей и даже весьма очевидные факты, говорящие о том, что майор Сапин – отец её бывшего друга и бывшего любовника Ивана, русского патриота. Не помнила Мариша всего того, что говорил ей Иван о своём отце. Хорошо хоть, что помнила Марина о том, что сталось с Иваном после его ареста, уже в месте не столь отдалённом – помнила всё равно, как бы не пыталась она это забыть…

Запорошило, запорошило без прогляди территорию аэропорта. Погода стояло явно нелётная. Запорошило соседнюю братскую страну страшной порошей гражданской войны. Эх, кабы не хватило бы им порошка-пороха – счастливее бы людям стало! Но порох ещё был. Времена были явно отчаянные…

Марина из окна холла поглядела на взлётную полосу и рулёжные дорожки аэропорта. Странный, по её мнению, самолёт, который она приметила ещё сходя с трапа, стоял на своём месте. Марина не знала, что это был бомбардировщик «Медведь», который остался зачем-то в гражданском аэропорту, очевидно, надеясь надёжно перезимовать одну-две ночи. Самолёт тот был хоть и тяжеловесным на вид из-за своих восьми винтов и крыльев большого размаха, а так же шипов и выростов антенн и датчиков по всему своему телу, но всё равно оставался сквозь свою грубую силу непостижимым образом изящен. От назначения быть бомбовозом осталось одно лишь названье. Отряд этих самолётов неустанно летал вдоль границы, по самому разделу спокойного и беспокойного миров, не зарядившись бомбами, лишь облучая территорию соседней страны всепроникающими лучами, невидимыми человеческим глазом. Такова была война нового времени – прошло безвозвратно время честных боёв, с глазу на глаз и с правилами. Войны нового времени велись многомерно, многопланово, и, в основном, столкновения шли невидимыми фронтами. Самая сложная борьба велась в людских умах, особливо в умах молодёжи. В странные игры была вовлечена из принципа не согласная с властью молодёжь. В запале своего протеста не понимали молодые люди, кто и для каких целей использует их…

Марина, хоть и была оппозиционеркой, то есть человеком априори неравнодушным к политическим событиям, в случившуюся с соседней республикой гражданскую войну отказывалась верить. Это не было тем неверием от страха, что присуще было её родителям. Нет. Марина не верила, так как просто не хотела принимать близко к сердцу и пропускать через себя информацию, передаваемую в новостях.