Венера – низкая звезда - Иван Розанов

Молодые люди прошли на кухню; Алексей разбирал сумки, сразу сервируя закуски на стол, и параллельно готовил салат. Марине было лень что-либо делать по дому. Она устала. Марина спросила:

– Милый, а чего ты так долго?

– Очередь длиннющая была в супермаркете. Длинная не оттого, что дефицит, как раньше, а потому что все много чего берут, даже то, что им не надо. Старуха одна, набрала себе всего-всего, а денег не хватает. Никак решить не могла, что всё-таки возьмёт, а что на кассе оставит. И из-за этой недалёкой старухи очередь минут на пятнадцать застряла!

– Не сердись так на старуху. Ей тоже жить и кушать хочется.

– Поздновато ей жить уже! Пожила своё – молодым не мешай… в супермаркете отовариваться. Ух, бичи все эти пенсионеры, прореха на человечестве! – говорил Алексей. Слова его так разительно отличались от всего того, что говорилось им публично о социальной политике на всяких околополитических сборищах.

– Алёша, нельзя так!

– Что их, стариков, жалеть? Они совки! Пока жив последний старпёр, и совок проклятый жив вместе с ним!

– Алёша, нехорошо так говорить! Раз вот тебе так эти пенсионеры так не угодили, чего ж ты в магазин напротив, который элитный, куда они носа не суют, не пошёл?

– Так ведь там дорого.

– Можно подумать, у тебя денег нет.

– Точно уж больше, чем у совков проклятых. Но экономика должна быть экономной.

– Алексей, куда ж ты столько всего накупил?

– А тобi шо, жалко? – сказал Алексей, паясничая.

– А чего это ты на суржик перешёл? К поездке уже готовишься? – резко спросила Марина.

– А як же, – ответил Алексей шутливо.

– Ну всё же, Лёша, зачем нам столько еды? Ты улетишь завтра, а я одна всё не съем. Я на диете…

– На диете она, вы только посмотрите на неё!

– Лёша!

– В самом деле… Взял много, потому что еды вообще должно быть много. Потому что жить надо сытно. Хорошо жить. Сытно жить!

– Испортятся ведь продукты…

– Старичью или каким-либо бичам, вон, тем алкашам из сто третьей, как их ещё не выселили, например, отдашь.

Алексей Анатольевич заканчивал сервировать закуски. Разложил в узорчатом хрустальном подносе оливы, красную рыбу, кружочки колбасы и ломтики балыка. Итальянский багет с потрескавшейся коркой выложил, наломав на ломти, в особую корзиночку. Переложил из прозрачной салатницы грубо нарезанный им в срочном порядке салат a-la греческий. Алексей взял пальцами розовый кусок балыка и отправил себе в рот. Продолжая пережёвывать, Билич заговорил:

– Только не достойны вот все они кушать с нашего стола!

Марина недовольно цыкнула. Алексей не придал этому значения.

– Ой, к слову, балычок-то какой хороший! – сказал нараспев Алексей, взял двумя пальцами ещё кусок и подошёл к жене в рот его заталкивать. Марина сначала воспротивилась кормлению с рук, скорчила недовольную гримасу, но потом сама вцепилась своими остренькими зубками в балык.

– И правда хорош! – сказала Марина, тщательно пережевав. Тёплым взглядом поглядела она на Алексея. Тот тем временем вытащил из шкафчика над раковиной два стакана, а из целлофановой сумки – литр колы и квадратную бутылку виски.

– Ну-с, Мариночка, по одной для аперитива, покурим затем, и поедим?

– Нет, Алёша… – сказала Марина задумчиво и томно.

– Марина, почему?

Вместо ответа подошла девушка к молодому человеку и приобняла его ласково за шею, прочувствовав пальцами короткие волоски на затылке.

– Алёша, ты мне нужен сейчас… чистеньким…

С каким-то особым расчётом, тайно скрываемым за неожиданным приливом ласки, как только умные женщины умеют, Марина спросила:

– Алёша, ты ведь сегодня не курил, не пил, как я просила?

– Да, Марина. Как ты просила.

– Алёша, ты мне нужен сейчас… чистеньким… – повторилась Марина и прильнула к супругу. Алёша был несколько удивлён этой лаской.

– Хороший мой, пошли в спальню, – сказала женщина, и, что выдумаете, конечно они сразу пошли, мужчина почти всегда бывает безволен, когда любимая женщина соблазняет. Мужское дело нехитрое; покуда дошли они до соседней комнаты, Алексей Анатольевич был уже заведён и, что называется, готов. Марина приглушила свет. Руки супруга охватили её то ли грубовато, то ли просто страстно. Марина сняла верх спортивного костюма, Алексей видел теперь её напряжённые, особенно в предплечьях, мышцы рук, сильно выступавшие ключицы, по-девичьи тугие, с тёмными сосками, груди и напрягшийся, с аккуратным маленьким пупком, живот с почти незаметными следами от оперативного вмешательства. Очередь раздеваться теперь была за Алексеем. С трудом отступив от жены, он снял белую свою сорочку, приспустил брюки и занял своё законное, подле супруги, место. Марина скинула остатки одежды и помогла мужу устроиться над ней поудобнее.

После того, как в двенадцатом году Алексей Анатольевич переболел дурной болезнью, сделавшей его, по всей вероятности, бесплодным, Марина долгое время, почти полгода, отказывалась ложиться с ним по соображениям безопасности и с целью сохранения своей чистоты. Потом всё же сдалась, но долго принуждала мужа пользоваться средствами контрацепции барьерного типа. Тогда они не были ещё официально расписаны. Несмотря на почти стопроцентное бесплодие Алексея, Марина всё же, то ли из жалости, то ли уповая на безграничные возможности частной элитной медицины, не оставила его. После свадьбы контрацептивными средствами молодые люди не пользовались. Время носительства заболеванья давно прошли, Алексей теперь был незаразен; и хотя он знал, что потомства, скорее всего, не оставит, всё равно бывал в ответственный момент в виду отсутствия противозачаточных средства осторожен: животу и даже лицу Марины всякий раз доставалось больше семени, чем тому органу, для которого оно предназначено. С женским терпением относилась девушка ко всем просьбам мужа, даже научилась и сама иногда получать кое-какое удовольствие.

Но не об удовольствии думала в тот раз Марина. Она была особенно податлива и упруга, следила за каждым движением Алексея, крепко прижимала его к себе с таким расчетом, чтобы Алексею, прежде всего, приятно и удобно было. Оглаживала его, целовала, заманивала глубже и глубже. Алексей, заведённый, двигался зациклено, грубо, однообразно – не ожидал он, вестимо, выпавшего на его долю счастья, не успел подготовиться, просчитать ходы, движенья, позы. Долго он действовать не мог, так Марина его в тот раз затягивала очень уж сильно. Чувствуя, что он будто бы намагничивается всё сильнее и сильнее, вдруг заговорил молчаливо сопевший до того Алексей:

– Марина, Марина, девочка моя, я сейчас, сейчас…

Алексей наполовину выскользнул из супруги, перестал обнимать девушку и мять её грудь, потянулся рукой вдоль своего живота ниже.

– Мариночка, дай личико, – сказал Алексей.

– Нет, Алёша, нет. Алёша, хороший мой, – ответила ему Марина ласково, чтобы не спугнуть страсть. Не чувствовала девушка удовольствия, не желала она ярких ощущений, лишь тонкий расчёт руководил ею: хотелось Марине, чтоб муж, уезжающий через день на территорию войны, оставил в ней своё семя. Искренне верила девушка, что – авось! – получится в этот раз забеременеть.

– Алёша, сюда, Алёша! – руководила им Марина, снова направила движения мужа вглубь своего лона, притягивала его за бёдра, почти что до крови впиваясь коготками. Алексей захрипел что-то неразборчивое, скорее не ввиду искренней страсти, а ради антуража, и окончательно повалился на супругу. Марина почувствовала в себе что-то тёплое, вязкое – наконец-то чувствовала это, впервые в жизни: раньше такого своим мужчинам она не позволяла. Алёша отлип от неё, даже не поцеловав свою женщину в благодарность, по-плебейски принялся вытирать некие части своего тела прямо о простынку.

Алексей встал, собираясь одеться. Спросил Марину, заглядывая под кровать:

– Мариночка, а где мои домашние шорты и футболка? Не видела?

Марина, как всё же какая никакая, но хозяйка, знала, конечно же, где вещи мужа лежат, но ей богу, не этих слов ждала она после близости! Ведь, кто знает, какая значимость была у того момента. Кто знает, быть может, это был важный день – день зачатия и Алексеева и Марининого потомка… Девушка старательно готовилась к этому дню, соблюдала особые, в дамском журнале вычитанные, диеты, способствующие зачатию, воздерживалась от курения и спиртного, хоть и нечего ей дома делать было, а безделье всегда дури разного рода способствует. И мужа своего готовила ненавязчиво к этому дню. Но он, видимо, не догадывался ни о чём…

– Ну что, Марина… Тебе всё понравилось? – спросил Билич ущипнув свою супругу за пятую точку.

– Всё.

– Ну, пойдём теперь покурим и выпьем, а там и поужинаем.

Возвращаясь на кухню к трапезе через коридор, по-прежнему полуголый Алексей на долю минуты задержался перед зеркалом, с удовольствием разглядывая отражение своей фигуры. Сам себе Алексей Анатольевич Билич очень нравился. Это было заметно в каждом его жесте.