Венера – низкая звезда - Иван Розанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Просто кое-какие правила безопасности, – сказал мужчина, и почесал зачем-то фуражку, – Просто нам надо побеседовать. Пройдёмте, пожалуйста, со мной.
Они зашагали по холлу аэропорта, а затем пошли по длинному коридору этажом ниже, с чередой закрытых полуподвальных служебных комнат. Полицейский вдруг резко остановился, и снова поглядел Марине в лицо, улыбнувшись.
– Марина Петровна, извините меня. Я совсем забыл представиться… Михаил Романович Сапин, майор.
– Очень приятно, – ответила из вежливости Марина, хоть и было ей скорее страшно, чем приятно. Испуг в ней усиливался. Словно в забытье не сразу дошло до девушки, что с фамилией «Сапин» в своей жизни она уже сталкивалась: Сапиным звали Ивана, её друга и, в прошлом, любовника.
– Вы, Марина Петровна, не переживайте. Я много времени у вас не отниму. А побеседовать нам стоит. Багаж с вашего рейса всё равно пока что не выдали.
– А о чём, Михаил Романович, следует нам побеседовать? Я что-то сделала не так?
– Марина Петровна, всё так, не в вас дело. Просто нужно побеседовать. Всё будет хорошо.
Марине снова стало как-то не по себе при произнесённом обещании дальнейшего благополучия.
– Вы извините меня, Марина Петровна, что так далеко приходится идти. Меня недавно из Москвы сюда перевели на особое задание, сами понимаете, в связи с какими политическими событиями последних дней, – Сапин грустно вздохнул, – Кабинет только вот тут, в глубине, выделили. Ну и ничего – работать можно!
Девушка была удивлена проявленной к ней вежливости. Сапин, в её представлении, был чересчур обходителен с ней.
Марина и полицейский прошли мимо двери с надписью «Приём беженцев», и пошли дальше. «Неужто меня за беженку приняли?», подумала уж было девушка, но потом поняла, что беженцев тут и без неё много, да и назвал её полицейский отчётливо по имени-отчеству.
Марина и Михаил Романович дошли наконец-таки до кабинета. Помещение было подвальное, окно приходилось ниже уровня первого этажа и за ним ничего, кроме асфальта, не было видно. Мебели практически отсутствовала: скорое перемещение сюда майора Сапина было налицо – не успел он ещё обустроить свой кабинет. Михаил Романович сел у окна за столом, а Марина – напротив него. Между ними была лишь настольная лампа. Классический антураж для рядового допроса. Того и глядишь, засветил бы майор своей настольной лампой Марине в лицо при малейшем проявлении неправдоподобия в её ответах. Но нет. Разговор пошёл по совершенно иному распорядку.
– Извинтите, ещё не обустроился тут. Сигарету или шоколад не могу предложить. Да и если бы предложил, слишком бы было похоже на допрос.
– Ничего страшного. Скажите по существу, для чего вы меня вызвали?
– Марина Петровна, поймите, времена сейчас сложные, а ваш муж – известный в определённом смысле человек, да и вы тоже. Каждую интересную личность мы приглашаем для беседы. Это вопрос безопасности. Главное, не волнуйтесь.
Приятно было оппозиционерке запоздалое признанье её так называемой борьбы… Марина повесила своё коротенькое пальто на спинку стула: в помещении было душно. На девушке было хорошо подходившее к её спортивной фигуре шерстяное платье с длинным рукавом, коричневое в серую широкую горизонтальную полосу, и чёрные, плотные колготы. Марина поправила причёску полукокетливым жестом. Сидела она нога на ногу, боком к полицейскому. Тот оставался безучастен к женскому обаянию Марины и смотрел на неё мягко, как отец на ребёнка.
– Я спокойна, спасибо. Так о чём будет беседа? – заговорила девушка.
– В соседней с нами республике сейчас беспокойная ситуация. Там – полномасштабная гражданская война. Хоть эти события обычно так явно не называют.
– Конечно, я слышала об этом. Я очень соболезную местным жителям.
– Согласитесь сами, что это в интересах лиц, обеспечивающих безопасность в государстве, следить за всеми перемещениями наших соотечественников через границу соседней с нами страны, которую постигло такое несчастье.
– Соглашусь. Только я вот думала, этим занимается таможенная служба.
– Таможенная служба и пограничные войска в первую очередь! Но нагрузка на все эти организации очень возросла из-за беженцев, и было решено произвести некое перераспределение обязанностей.
– И что досталось вашей службе?
– Проводить беседы.
– Беседы?
– Именно. Мы должны предупреждать всех, связанных с пересечением границы хоть как-либо, о возможных опасностях.
– Но я не собираюсь пересекать границу. Я приехала сюда встретить рейс, возвращающийся оттуда. На борту должен быть мой муж.
– Марина Петровна, я осведомлён.
– Скажите прямо, а рейс будет?
– Марина Петровна, вы только не волнуйтесь. Рейс ожидается.
– Объясните мне, пожалуйста, что значит, что рейс ожидается?
– Рейс должен быть. Самолёт прилетит. Но самолёт задерживается.
– Как долго он будет задерживаться?
– Мы сейчас не можем сказать. Вы только сейчас не волнуйтесь. Связи сейчас нет вообще.
– Связи?
– Никакой связи с той страной нет. Это обусловлено действиями военных.
– Что, уже и войну объявили?
– Нет. Вы должны понять, ситуация идёт к урегулированию. Рейс будет, самолёт прилетит. А военные и в мирное время средствами радиоэлектронной борьбы пользуются.
– В Москву можно будет мне позвонить с вашего служебного телефона? А то у меня мобильный телефон что-то не работает здесь…
– Марина Петровна, с Москвой тоже нет связи. Открыт только служебный канал.
– Почему?
– Так необходимо сейчас.
– И что же делать?
– Марина Петровна, вы должны дождаться рейса. Если что-то случится, мы вам поможем. Понадобится гостиница – предоставим. Вам – в порядке исключения, а то нам ещё и беженцев расселять. Такая вот информация поступила – заселить вас если что.
– Спасибо большое. Только не пойму, за что мне такая честь.
– Вам не стоит беспокоиться на этот счёт.
– Спасибо за предложение заселить меня в гостиницу, но, я надеюсь, рейс прилетит в ближайшие часы и гостиница мне не понадобится.
– Я рад вашей уверенности, Марина Петровна. Но я не знаю точно, и вряд ли кто-то в сложившихся условиях знает, когда точно прилетит самолёт.
– Не беспокойтесь, я дождусь.
– Если у вас будут какие-то вопросы, какие бы то ни было, то обращайтесь ко мне.
– Спасибо за предложение… У вас есть ещё что-то ко мне?
– Да, Марина Петровна, если позволите. Но эта часть разговора будет не совсем в рамках моей компетенции и прямых должностных обязанностей.
– Мой багаж ещё не получили?
– Мне пока не сообщали.
– Тогда давайте продолжим беседу.
– Давайте. Марина Петровна, вы меня тоже поймите. Поймите мою мотивацию. Я долгое время в рамках своей работы в министерстве занимался профориентацией молодых сотрудников. Популярные лекции по вопросам закона и порядка читал ещё. Эта деятельность, разумеется, отложила определённый отпечаток на моё мировосприятие… Так что, я надеюсь, мои слова не покажутся вам… лекцией.
– Обещаю вам, что нет.
– Вы своей уверенностью прямо-таки выбили меня из колеи. Знал ведь, с чего речь свою начать, а теперь не очень-то знаю.
– Начните уж с того, чего хотели.
– Я ведь знаю, что ваш муж, да и вы, не смотря на ваш молодой возраст, стали известны в среде компьютерных сетей и в некоторых узких кругах, а там со временем и в части средств массовой информации, как оппозиционеры, – начал с выдоха и после небольшой паузы Михаил Романович, рисуя жестами на плоскости столешницы нечто вроде параллелограмма.
– Бесполезно будет сейчас что-либо отрицать.
– Я не осуждаю вас за вашу активную, так сказать, гражданскую позицию, и вашу точку зрения по общественно-политическим вопросам, отличную от общепринятой. Вовсе нет. Вы ведь официально не были осуждены за вашу деятельность?
– Нет. Не были.
– Вот и ничего вам опасаться. Дело в другом, Марина Петровна. Я просто хотел спросить у вас, сейчас это ключевой вопрос… Скажите, что вами руководило, вами и вашим мужем, когда вы выходили на площади с белыми ленточками на груди скандировать? Что руководило вашим мужем, когда он прибыл на ту территорию, где сейчас гражданская война идёт?
Михаил Романович в упор поглядел на Марину Петровну. Она отвела взгляд, ей стало не по себе, и, к удивлению своему, почувствовала она в себе намёки на чувство стыда. На вопросы, подобные тем, что задал ей Михаил Романович, она привыкла отвечать, что для неё, как и для всякого оппозиционера, главная установка – это стремленье к справедливости. Именно об этом они привыкли твердить. Только вот были эти слова фальшью: стремленье к истинной справедливости было для большинства молодых оппозиционеров, пожалуй, самым последним по значимости мотивирующим фактором. Важнее было эгоистично заявить о себе, реализовать незадействованную прежде и находящуюся в переизбытке у молодых людей энергию. Да и потом – за это вот простое «показать себя» и платили нехило разномастные доброхоты. Марине, как и её мужу Алексею Анатольевичу, просто было врать о своих якобы благих намерениях, покуда на них белая ленточка была нацеплена. Известно ведь, что белая ленточка на груди, что волшебная шапочка – всякую ложь невидимой делает… Марина не могла понять, почему она не могла никак соврать, покуда смотрели на неё голубые, с рыжцой, с морщинками вокруг ввиду усталости, глаза Михаила Романовича.