Магнетрон - Георгий Бабат

Когда Лошаков, обнадеженный заверениями технического директора, отошел, Студенецкий принялся снова рассказывать Френсису об особенностях завода и о тех передовых методах, которые применяются в данном цехе.

— Но вот что поразительно, — говорил Студенецкий. — Мы варим стекло точно так же, как варили его в древней Греции, в Египте. Я каждый раз невольно думаю об этом, когда захожу сюда. Мы варим стекло на огне, в горшках. Советские специалисты неустанно работают над усовершенствованием электровакуумной технологии. Почему же до сих пор не изменились методы варки и сварки стекла? У меня лично есть кое-какие идеи на этот счет. Мне кажется, недалеко то время, когда вместо газового пламени стекло будут разогревать токами высокой частоты.

— О-о, это мысль! — сказал Френсис и раскрыл свой блокнот.

Веснин слушал, впитывал в себя каждое слово, стремясь глубже проникнуть в существо идей, высказываемых Студенецким. Он слушал самозабвенно.

Студенецкий видел это живое внимание, этот трепет молодой души и говорил еще подробнее, еще свободнее о возможностях, которые сулят электровакуумной промышленности токи высокой частоты.

Веснин решил непременно поговорить с техническим директором о магнетроне, о тех работах, которые он сам попытался сделать в области высокочастотной электротехники.

Пройдя через механические мастерские и заготовительные цехи, Студенецкий со своими спутниками вошел в цех радиоламп, в тот самый цех, где начинал работу на этом заводе Веснин.

Григорий Рогов, который вел смену, увидев главного инженера, почтительно поздоровался и остался стоять в ожидании распоряжений или указаний.

Ближайшей к входу была линейка Любаши Мухартовой. Здесь сейчас собирали одну из наиболее ходовых радиоламп — высокочастотный пентод.

— Вам, мистер Студенецки, — сказал Френсис, — казалась странной судьба плавки стекла. А не кажется ли вам удивительной вообще вся судьба электровакуумной промышленности? Заводское производство радиоламп уже существует почти четверть века, но посмотрите, до чего кустарны приемы работы! Работницы вооружены маникюрными ножницами и медицинскими пинцетами. Можно подумать, что мы попали в прошлое столетие, что девушки собирают здесь искусственные цветы для дамских шляп. Увы, и у нас в Штатах тоже пока в этой области царит технология мануфактур прошлого столетия. Лучшие инженеры нашей фирмы не могли предложить методы автоматизации производства радиоламп.

Студенецкий погладил бороду.

— Мы тоже думаем над этим, — сказал он. — У нас здесь есть некоторые конструктивные идеи. Можно предсказать, что в ближайшие годы это производство будет в значительной степени автоматизировано.

Студенецкого воодушевляло присутствие молодых инженеров. Он перешел на русский язык и произнес небольшую импровизированную речь, которую с интересом слушал и Френсис, достаточно понимавший для этого по-русски.

Благодаря своей седой бороде, румяным щекам, маленькому росту Константин Иванович казался Веснину и сейчас, как всегда, похожим на гнома. Но на гнома могучего, мудрого, способного вывести путника из тьмы пещер на светлые просторы.

«Как это я мог когда-либо питать неприязненное чувство к Студенецкому? — думал Веснин. — Такой человек имел право рассказать об изобретателе, построившем в двадцатом веке деревянный велосипед».

Григорий Рогов слушал технического директора с таким же восторженным вниманием, как и Веснин. Даже скептический мистер Френсис вытягивал шею и по-птичьи склонял голову набок, с любопытством поглядывая на старого инженера.

И по справедливости надо сказать, что мысли Студенецкого для того времени были новы, смелы, оригинальны,

— Новые материалы и новые технологические приемы, — продолжал Константин Иванович, воодушевленный общим вниманием, — вызовут к жизни новые конструкции электронных ламп. Их будут создавать электрики и вакуумщики в содружестве с механиками, чтобы добиться наибольшего удобства автоматической сборки, наивысшей производительности труда… Для инженера никогда нет ничего законченного. — Студенецкий взял со стола технического контролера радиолампу. — Вот вещь, которая закончена для потребителя. Но инженер — это творец. Мы всегда недовольны, мы обязаны идти вперед. — Он положил лампу обратно в лоток. — Тот не инженер, кто скажет: мгновенье, остановись!

Говоря о будущем, Студенецкий зорко присматривался к тому, как идет работа в цехе сию минуту, сейчас. Не прерывая обшей беседы, он попутно успел сделать несколько существенных указаний Рогову, распорядился переставить один из станков от окна в глубь цеха, осведомился о здоровье у нескольких старых рабочих, называя их не по фамилии, а по имени и отчеству.

От быстрого, зоркого взгляда Константина Ивановича не ускользнуло оживление, с которым к его словам прислушивалась молоденький мастер линейки — Любаша Мухартова.

Когда инженеры вошли в цех, Любаша вместе с Роговым пошла им навстречу и остановилась у монтажного стола, не осмеливаясь принять участие в беседе, но готовая отвечать на вопросы.

«Она очень похорошела», — отметил про себя Студенецкий и с еще большим воодушевлением продолжал вслух:

— Перед моим мысленным взором уже отчетливо возникает облик полностью автоматического, самодействующего цеха радиоламп будущего. Ряды самодействующих агрегатов выстроились среди светлого безлюдного зала. Катушки с разными сортами проволок, рулоны лент, стеклянная масса… Но возможно, что это будет даже не готовое стекло, а шихта, из которой здесь же, на месте, при помощи токов высокой частоты стекло будет сварено… Должен вам сказать, что токи высокой частоты, несомненно, произведут переворот в ряде производственных процессов. Токи высокой частоты и их промышленное применение — вот тема, вот благодарная задача для исследования…

— Однако Гоголь все это уже давным-давно предвидел, — зашептал на ухо Веснину Муравейский. — Подобно нашему шефу, Манилов любил заноситься мысленно бог знает куда. Вроде того, что, например, хорошо бы жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом через эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву, и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах…

— Подите вы к черту! — не разжимая зубов, одними губами ответил Веснин. — К черту вместе с вашим бельведером!

Мистер Френсис, приподняв одну бровь, заносил себе в блокнот отдельные мысли технического директора такого превосходно организованного завода.

Константин Иванович рассказывал о цехе будущего так, словно он только что побывал там:

— Стрекочут механизмы, навивающие сетки, булькает масло в насосах откачки. Бесшумно работают машины, запечатывающие, заваривающие баллоны ламп. Без единого прикосновения человеческой руки создается сложный электронный прибор. С легким звоном скользят ряды готовых, испытанных, проверенных ламп, входя в последний, упаковочный сектор агрегата… Впрочем, мы увлеклись, — прервал себя Студенецкий. — Revenons a nos moutons! Возвратимся к нашим овечкам, — повторил он французскую поговорку по-русски. — Сейчас я вас провожу на ваше поле битвы, — обратился он к Френсису снова по-английски.

Оборудование, закупленное Студенецким в США, предназначалось для производства цельнометаллических ламп.

Стальная оболочка лампы соединяется с основанием лампы контактной электросваркой. Сварочная машина, необходимая для этого, весит больше десяти тонн. Поэтому помещение для нового, «американского» цеха было выделено в первом этаже.

Инженеры вышли из цеха радиоламп на лестничную площадку и стали спускаться вниз. Впереди Студенецкий с Френсисом, и на расстоянии лестничного пролета — Рогов, Веснин И Муравейский.

— Слыхали, джентльмены, — обратился Михаил Григорьевич к своим спутникам, — как наш старикан говорит на иностранных языках? По-французски как настоящий француз. По-английски уж конечно лучше, чем этот маленький американец. Я сам никогда так не смогу говорить. И это возбуждает во мне зависть. Наш шеф действительно настоящий европеец. Человек старой европейской культуры, инженер европейского склада. Поверьте, не только мы, но и Френсис ему в этом завидует.

— И пускай себе на здоровье завидует, — сказал Рогов, — но почему вы решили, что завидуем мы с Весниным, совершенно непонятно. Согласен, Константин Иванович человек культуры старой, европейской. Ну, а мы люди культуры советской, новой, молодой. Какого черта в Лиге наций все говорят по-французски! Пусть учат русский язык. Мы еще доживем до того времени, когда наш язык станет языком международных сношений.

Студенецкий и Френсис уже вошли в цех, и молодым инженерам пришлось догонять их почти бегом.