Магнетрон - Георгий Бабат

По своему обыкновению, Константин Иванович дал собеседнику время полностью оценить шутку и затем обернулся, чтобы посмеяться вместе с ним.

Но Френсис не смеялся. Возможно, он даже не слышал истории про Летний сад и англичанина. Он смотрел в окно. Проследив направление его взгляда, Студенецкий увидел убегающие из-под колес старинные деревянные торцы мостовой, старомодный, немыслимый в Америке, трамвай, колоннаду с облупившейся штукатуркой, женщин в платках и мужчин в порыжевших картузах и старых кепках.

Френсис был здесь не впервые. Юношей он сопровождал отца, приезжавшего сюда, когда город еще назывался Петербургом. Целью поездки было, по словам старика, «кое-что продать, кое-кого купить». Френсис был здесь с отцом и позже, когда у города было новое имя — Петроград. Френсис побывал здесь и в те дни, когда на стенах домов красного Питера рабочий в красной косоворотке и в шапке «богатырке» с алой звездой, указывая пальцем на каждого проходящего, кричал с гигантского плаката:

ТЫ ЗАПИСАЛСЯ ДОБРОВОЛЬЦЕМ?

«То есть „пойдешь ли ты по доброй воле умирать?“», — перевел Френсису содержание надписи один его приятель француз.

По мнению большинства тогдашних иностранных наблюдателей, Красная гвардия, состоящая из некадровых, голодных, полуодетых добровольцев, не способна будет оказать сопротивление регулярным, отлично экипированным войскам западных стран. Френсис и его приятель с искренним сочувствием смотрели на этого так хорошо нарисованного добровольца в красной рубахе, обреченного на смерть.

Позже Френсис еще раз побывал в России — со знаменитой американской миссией АРА. Он и его товарищи любовались тогда мастерским изображением старика крестьянина — длинного, высохшего, высоко вскинувшего руки.

Внизу стояло одно-единственное слово:

ПОМОГИ!

«У нас в Штатах можно было бы сделать не один миллион с подобной рекламой», — сказал руководитель миссии, когда Френсис, который к тому времени уже достаточно хорошо читал по-русски, перевел ему надпись.

«Не будь засухи и голода в Поволжье, не была бы сотворена эта поразительная по своей экспрессии фигура», — задумчиво произнесла одна из дам, сопровождавших миссию.

Теперь, двенадцать лет спустя, покачиваясь на сиденье комфортабельной машины, Френсис мог вполне оценить то, чего сейчас не видел Студенецкий, глядевший на проржавевшие водосточные трубы, на заплаты толя, лежащие на ветхих крышах.

«Та самая Россия, — думал Френсис, — которая всего десять лет назад, окоченевшая, голодная, тифозная, казалось, вот-вот сойдет навсегда с беговой дорожки истории, теперь явно выходит в число лидеров всемирного дерби».

Машина прошла по мосту через Неву и выехала на широкое, ровное шоссе, обстроенное новыми домами.

Полосатая палочка милиционера поднялась, и великолепный «Линкольн» резко затормозил, уступая дорогу пузатым, кривоногим сельским лошадкам, которые не спеша цокали подковами.

— Я бы пугнул их, — сказал Френсис. — Было бы весело.

— Власти надо подчиняться, — отозвался Студенецкий, кивнув на молоденького румяного милиционера с поднятым жезлом.

Милиционер опустил руку. Машина скользнула в проезд под мостами, где расходятся Окружная и Приморская железные дороги. Еще один поворот — и перед Френсисом возникли высокие трубы электровакуумного завода, а затем и оранжево-красная кирпичная стена главного корпуса, на которой белым кафелем была выложена дата основания завода — 1911 год.

В обеденный перерыв, проходя мимо здания заводоуправления, Веснин и Муравейский увидели «Линкольн-Зефир», стоявший у подъезда. Михаил Григорьевич два раза обошел вокруг машины.

— Обратите внимание на окраску, Володя. Профан сказал бы, что это голубой цвет.

— Да идемте, Миша. Костя остался на время обеда у вакуумной установки. Надо его сменить.

— Нет, Вольдемар, это именно такой перламутрово-розовато-серый цвет погубил артель «Красная синька», которой в свое время руководил мой друг Сельдерихин. Это было после того, как его сняли с сиропа, и перед тем, как его бросили на гвозди.

— Пошли, пошли! — торопил Веснин.

— Мне жаль вас, Володя! Вы не понимаете красоты жизни.

— А мне жаль вас, что вы, так тонко понимая эту красоту, вынуждены любоваться чужой машиной.

— Не жалейте; все будет — своевременно или несколько позже.

Дверь заводоуправления распахнулась. Из подъезда вышли Студенецкий и Френсис.

Муравейский отскочил от машины.

— Знакомьтесь, — обратился Студенецкий к Муравейскому и Веснину. — Мистер Френсис будет руководить монтажом нового оборудования. Я вас, — он взглянул на Веснина, — также намерен подключить к этой работе. Пойдемте, покажем нашему гостю завод.

Технический директор потчует заморского гостя

Инженеры шли по широкой аллее, обсаженной кленами. Был теплый солнечный день, и только пестрые листья, упавшие на асфальт, да мохнатые астры на клумбах напоминали о близкой осени. Обогнув здание заводоуправления, инженеры, предводительствуемые Студенецким, вышли к большому фонтану. Константин Иванович остановился и предложил своему гостю взглянуть отсюда на здания цехов и лабораторный корпус.

— Электровакуумное производство — одно из самых сложных в современной промышленности, — произнес технический директор. — Наш завод, — продолжал он, широким жестом сопровождая эти слова, — один из крупнейших электровакуумных заводов мира. У нас есть свои собственные металлургические цехи, где мы сами для нужд завода вырабатываем вольфрам и молибден. В высокочастотных вакуумных печах мы выплавляем специальные сплавы…

Студенецкий протянул руку к клумбе, сорвал небольшую белую астру и сунул ее себе в петлицу.

— Да, — сказал Френсис, с улыбкой взглянув на эту астру в петлице, — на заводах электропромышленности можно разводить цветы, разбивать клумбы, закладывать парки. А я вырос в Питсбурге, в Пенсильвании. Тамошние металлургические предприятия превратили окружающую местность в пустыню.

— На таких предприятиях, — возразил Студенецкий, — следует устанавливать очистители выходных газов. У меня и на сернокислотном заводе был бы цветник.

— О-о-о! — снова улыбнулся Френсис. — В условиях свободной конкуренции ваша кислота не имела бы сбыта на рынке. Она стоила бы слишком дорого.

В стекольном цехе, показывая своему гостю стекла, предназначенные для спаивания с молибденом, с вольфрамом, стекла для электронно-лучевых трубок, для коротковолновых ламп, Константин Иванович говорил:

— А стекло мы научились варить всего несколько лет назад. И что это было за стекло! Куда хуже того, что теперь вставлено в оконные рамы этого самого цеха. Даже не верится, что из такого стекла нам приходилось делать оболочки для электровакуумных приборов. И делали! А теперь мы владеем технологией твердых кварцевых стекол, варим мягкие бериллиевые стекла для рентгеновских трубок, делаем защитные свинцовые стекла. В нашем стекольном цехе созданы новые стекла с ценными механическими, электрическими и тепловыми свойствами…

— Поразительно, удивительно! — время от времени восклицал Френсис, поднимая то одно, то другое плечо.

На память об этом цехе он набил свои карманы большими, искрящимися, как осколки льда, кусками редких сортов стекла и был этим очень доволен.

— С благополучным возвращением! — приветствовал Студенецкого старый рабочий стекольного цеха.

Веснин знал его. Это был Петр Иванович Лошаков, человек, имевший склонность к изобретательству. Лешаков частенько давал предложения в заводское бюро рационализации и изобретательства. Но заключения БРИЗа почти всегда огорчали старика.

Крепко пожав морщинистую, с узловатыми пальцами руку старого рабочего, Константин Иванович сказал Френсису по-английски:

— Этот ветеран имеет обыкновение приносить в дирекцию бесконечные жалобы по поводу своих отвергнутых идей. «Умел бы я сам чертить, — говорит он, — я мог бы все это в чертеже показать, тогда и вид был бы совсем другой».

Слушая эту насмешливую реплику, Веснин вспомнил анекдот Константина Ивановича о самородке, построившем деревянный велосипед. Веснину стыдно было смотреть на Лошакова, который с увлечением рассказывал техническому директору о своей очередной идее. Мысль Лошакова о трубках-самодуйках, которые могли бы во многом облегчить работу стеклодувов, вовсе не казалась Веснину смешной. Ему обидно было слушать комментарии, которыми сопровождал перевод своей беседы с рабочим Константин Иванович.

Когда Лошаков, обнадеженный заверениями технического директора, отошел, Студенецкий принялся снова рассказывать Френсису об особенностях завода и о тех передовых методах, которые применяются в данном цехе.