Жена врага - Юлия Булл

В тот единственный удачный год посылку для Раисы пронес конвойный и предупредил, что отметить нам можно только в узком кругу и очень тихо. Конечно, Раиса знала, что большая часть из посылки уйдет на стол конвоирам, но она к этому была готова и не сильно расстроилась, ведь четвертина спирта досталась и ей, хоть и со скудной закуской. Охрана в ту ночь затихла по отношению к нам, сами праздновали, и им было не до нас, а мы и воспользовались этим моментом. Даже песни пели. А другие года было совсем худо…

– Мария!

– Прошу прощения.

– Покрой голову этим, смени передник, и пора подавать горячее.

Эмма, как всегда, застала меня врасплох. Я привела себя в порядок. Сменила косынку на головную наколку, вспомнив про свой бледный вид, немного пощипала себя за щеки и отправилась в главную комнату.

В зале было много людей. Я старалась не поднимать глаз, а просто подносила подносы для раскладки гарнира.

Мои выходы повторялись несколько раз. И я заметила, что с каждым разом народ пьянел все сильнее и сильнее. Среди гостей я не видела Ганса, точнее, не искала его глазами. Но знала, что он будет, про него и некоторых его коллег вспоминали и говорили, что к бою курантов он будет обязательно. А ведь я даже не знала, кем он работает на территории лагеря и относится ли он вообще к лагерю. Может, только приезжает вот по таким мероприятиям. Но тот домик в конце улицы, он же там жил, как мне казалось.

На кухне Эмма распорядилась насчет еды для всех горничных, для меня в том числе. Я смогла немного съесть пирога с гусиным паштетом и дольку яблока.

Наконец я услышала заветный голос в холле. Ощутила легкое волнение, но и в тот же момент непередаваемую радость от выраженных эмоций.

Эмма встречала очередных гостей. Заглянув на кухню, она распорядилась подать горячее. После чего закрыла дверь за собой. С одной из горничных я отправилась к банкетному столу. Я немного нервничала, но держала себя в руках. Приблизившись к тому самому гостю, которого весь вечер ждала, я старалась даже не дышать, аккуратно поднесла к нему поднос и, не произнося ни слова, посмотрела в его глаза.

– Ганс! Ганс! Мы вас и так вечно теряем, а сейчас-то вы чего застыли, ха-ха, скорее же! Вот-вот пробьет двенадцать!

Ганс и другие гости встали из-за стола, протянув правую руку вверх, произнесли приветственные слова, посвященные лидеру нацистской Германии. И как только я дошла до дверей выхода из зала, услышала бой курантов. Я еще раз взглянула на шикарную ель и вернулась на кухню.

Одна из горничных протянула мне бокал и с легкой улыбкой произнесла:

– Это пунш. Не бойся. Он слабый.

– А как же Эмма? Она…

– Она все знает, просто делает вид. Бери. Война войной, но сегодня весь мир праздник отмечает.

– Мир…

Я глотнула теплый напиток. И подумала, что хотя бы не в бараке в данный момент. Праздник был в самом разгаре. Я слушала, как немцы веселятся, поют песни, меняют пластинки и устраивают танцы. Кто-то, судя по топоту на лестнице, поднялся наверх, а кто-то курил в каминной. Эмма дала распоряжение собрать грязную посуду. Так как многих из горничных забирали офицеры, не каждая решалась выйти в зал. Тогда Эмма в приказном тоне еще раз повторяла требования.

Я понимала, что меня ждет та же самая участь, но деваться было некуда. Собрала тарелки, сколько смогла унести, и, шагая аккуратно, чтобы ни с кем не столкнуться, направилась на кухню.

Все уложив в мойку, я приступила к разбору грязной посуды. Дверь на кухню открылась, и я услышала мужской голос:

– Кто это у нас такой прелестный, все прячется и убегает. От меня не убежишь. Смотри, что у меня есть.

Я оставила недомытую тарелку в мойке и, не оборачиваясь, опустила руки по швам. Баритон продолжал вещать что-то на своем пьяном. Приблизившись ко мне, резко схватил за талию сзади и стал обнюхивать мои волосы и спину. Я посмотрела на руки, которые обхватывали меня силой, противные, пухлые биточки красного цвета. Он стал тереться об меня, а потом развернул и вцепился в шею. Произнося какие-то непонятные для меня слова, он пытался меня то ли посадить на стол, то ли приподнять, но еле держался на ногах. У меня стала кружиться голова, мне было ужасно противно, и я просто просила всевышние силы покончить с этим быстрее.

Дверь на кухню периодически открывалась и закрывалась, видимо видя, что помещение занято, все удалялись. Но вдруг вновь кто-то зашел.

– Вот вы где. А мы вас ищем, сигары достали, редкий табак, хочу сказать вам. Я вас не сильно побеспокоил?

Это был Ганс! Мучитель обернулся, и видно было, как разозлился. Но Ганс похлопал его по плечу и добавил:

– В прошлый раз одному господину оберштурмфюреру Краусу нездоровилось после связи с этой горничной. Вы бы аккуратнее были. Тем более что в зале не менее замечательных дам, которые сегодня специально для нас приехали и радуют своим присутствием.

– А почему же она до сих пор…

– Этим вопросом я займусь сейчас же. Вас попрошу не беспокоиться, ведь зачем нам сегодня кому-то эти проблемы, тем более в такой праздник. Больше этой горничной здесь не будет.

– Выберите для нее соответствующее наказание!

– Безусловно.

Офицер с красными руками и опухшим лицом в запотевших очках ушел, а я осталась и не смогла удержать слезу. Лишь только стиснув зубы, пыталась не проронить ни звука. Ганс приблизился ко мне, посмотрел на одну сторону кухонного стола, а потом на стул, дотянулся до него рукой, со спинки стянул полотенце и подал мне. Я взяла в руки то, что мне было подано, промокнула слезы и посмотрела на него, не зная, что будет дальше.

Ганс забрал у меня полотенце и положил рядом с мойкой, после чего аккуратно взял мою руку. Я через все тело будто разряд электрического тока пропустила, волосы, мне казалось, даже наэлектризовывались. Мурашки бегали по коже, в ногах камни, а внизу живота защемило и обдало кипятком.

– Все хорошо. Тебе нечего бояться. Мне надо было ему что-то сказать. Понимаешь? Сейчас мы с тобой выйдем из дома. В сопровождении будет солдат. Я его на полпути отправлю обратно приказом. Переночуешь в другом месте. А утром я решу, как с тобой быть.

Я кивнула, не выпуская своей руки. Ганс опомнился, что держит мою ладонь до сих пор, и выпустил из своей. Поправив свой китель, он ушел за пальто. Вернулся через минуту, и мы направились по его маршруту. Солдат действительно ушел на полпути, а я поняла, что мы идем к тому самому домику.

Мы зашли внутрь. Ганс снял пальто, накинул мне на плечи и сказал:

– Ты, наверное, замерзла. Я не мог этого сделать на улице. Согревайся. У камина, думаю, будет теплее. Я скоро вернусь. Не выходи и к окнам не подходи. Ты поняла меня?

– Да.

– Мария?

– Да?

– Посмотри на меня. Тебе нечего бояться.

Я мельком взглянула на него и сделала кивок. Ганс ушел, а я села ближе к камину и стала прислушиваться к каждому звуку, доносящемуся с улицы. Прислонившись к стенке, я закрыла глаза в попытке расслабиться, хотелось согреться и немного успокоиться. От ворота пальто пахло знакомым одеколоном, я вдыхала запах и никак не могла им вдоволь насладиться.

Услышав шаги за входной дверью, я немного насторожилась. Вжалась в пол в страхе, что кто-то посторонний. Но это был Ганс.

Он зашел, посмотрел по сторонам, потом немного нагнулся, увидев меня на полу, и, улыбаясь, произнес:

– Тебе там удобно?

– Я хотела согреться.

– Ты голодная?

– Я не знаю. Я ела. Вообще, я мало ем и поэтому стараюсь много сейчас не… В общем я…

– Я понял. Хорошо. Я принес какао и печенье. У меня немного шнапса, сейчас разбавлю, и ты согреешься.

Ганс подошел ко мне и вновь подал руку. Уже не боясь того самого электрического разряда, я подала ему свою. Он помог мне