Заколдованная - Леонид Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все мы разные, — зевая, возвестил Котел. — И зависть, и распри будут всегда, потому что один рождается красивым, другой уродом, один умный, другой дурак…
— Это и называется равновесием в мире, — выпалил Кука. — И зло уравновешивается добром, и между ними идет постоянное противоборство. Неслабое. Ведь, как у зверей? Только появляется хищник, его жертвы начинают больше плодиться. Предстоит суровая зима — делают большие запасы. Возникла болезнь, тут же появляется противоядие, природа все регулирует сама, в ней все сбалансировано и не зря присутствует чувство страха, опасности. Мне, например, жалко волка, который не догнал зайца.
Ночью в палатке было душновато, но все же мы выспались неплохо. Ну, а как мы проснулись, я уже сказал — от муравьев.
После легкого завтрака, Котел развалился на траве и включил приемник. Он всегда после еды отдыхал, а перед сном дышал как йоги. Он жил по определенной системе. Главным в этой системе было «избегать стрессов, беречь нервы, экономить энергию». Это ему плохо удавалось — он заводился с пол-оборота. К слову сказать, впоследствии часть системы Котла я взял на вооружение, конечно, с поправкой на свою конституцию.
Кука — полная противоположность Котлу. Он примитивно считал, что лучшая система — это отсутствие всякой системы. Кука жил на износ, в его глазах постоянно сверкала ненасытная жажда жизни, готовность на любое дело, при этом он ничего не принимал на веру, все ставил под сомнение, все оспаривал, все хотел изменить, сделать по-своему. Он из тех суетников, которые вечно куда-то спешат и поэтому ничего толком не делают. В нашей поездке это особенно проявилось, ведь понятно, в путешествиях умный становится умнее, а дурак глупее. Вы же видели, я постоянно сдерживал Куку от безрассудных поступков и, с присущей мне тонкостью, направлял его необузданную энергию в нужное русло. А это не пустяк, если вдуматься. Неугомонный Кука даже не умел отдыхать, отключаться от дел. Хотя нет, умел. И даже слишком. Он и в этом силен.
В то утро, после завтрака, Кука прилег рядом с Котлом и попросил сыграть «что-нибудь душевное».
— Я сыграю тебе возвышенную вещь, которую сочинил недавно, — Котел выключил приемник и взял гитару. — Она называется: «Американские прерии, которые я когда-нибудь увижу». Как ты понимаешь, я мечтаю покататься по другим странам, а не по таким речкам Синичкам.
— Брось фонтанировать! — грубо оборвал Кука. — Когда ты увидишь жизнь на Западе, ясное дело, многое будет не в нашу пользу, но ты заметишь и то, что, скажем, в Италии огромные земли и целые пляжи принадлежат миллионерам, и великие произведения искусства в частных коллекциях, в домах толстосумов, а у нас — в музеях, для всех, пожалуйста, смотри, любуйся! Ладно! — Кука рванул Котла за плечо и сказал примирительным тоном. — Сыграй свои «Прерии».
Котел начал играть мелодию, в середине вещи перешел на импровизацию, потом снова закончил мелодией. Все это я прекрасно уловил, но Кука, начисто лишенный слуха, вдруг промычал:
— Неслабо! Гениально! В середине немного сбился на дрянь, но потом, молодец, все же нашел мелодию.
У Куки не было средних суждений — или гениально, или дрянь! Похвалив Котла, он тут же начал громить «рок», «ногодрыганье и рукомашество», потом заявил:
— Я люблю марши и наши старые песни, в них вся русская распахнутая душа. Но хватит бездельничать! Пошли чинить наш плот-развалюху!
Мы начали ремонтировать плот: я сбивал бревна скобами, Котел с Кукой связывали. В сравнении с моей работой их потуги выглядели детскими забавами. Ко всему, Котел, обрезая концы веревок, кидал их за спину в воду и прислушивался — долетят или нет. Разумеется, вскоре мое терпение лопнуло:
— Это халтура, а не работа. Что вы там наворотили?! Веревки моментально перетрутся и тогда пиши пропало.
— Сколько взглядов, столько и мнений. Время покажет, кто прав, — уныло протянул Котел. — И не преувеличивай страхи.
— Да, да, — заглядывая Котлу в рот, закивал Кука (в вопросах быта он полностью доверял практичному Котлу и был податливым материалом в его руках; не личностью, а куском пластилина, некой игрушкой. Обратите внимание — они вели только идеологические споры).
— Кстати, я изучил карту и поведу плот один с закрытыми глазами, — добавил Кука. — Заколотите меня в бочку, если не поведу! Сейчас только присобачу мачту и повешу одеяло, как парус.
— Верное решение! В этом есть глубокий смысл. Сумеешь, без дураков? — подстрекательно проговорил Котел.
— Что за вопрос? — хмыкнул Кука.
— И где ты, Кука, был раньше? — Котел обнял меня по-свойски. — А мы тем временем позагораем, правда, Чайник?
Я даже не удостоил его ответом. Да, чуть не забыл! Погода была солнечная, дышалось легко и пахло разными травами. В общем, погодка стояла, что надо! Мы с Котлом расстелили на плоту палатку, перетащили вещи и прилегли. Кука расхлябанной походкой проковылял на корму и залихватски оттолкнулся от берега.
— До следующей деревни три трубки табака! (Кука мерил расстояние количеством выкуренных трубок).
Как и многие начинающие рулевые, Кука сразу потерял осторожность, раскочегарился и чуть не придавил каких-то байдарочников; плот сильно закачался, и мы с Котлом чуть не свалились в воду.
— Кука, ты, наверное, думаешь, что везешь дрова? — задребезжал Котел. — Тебе управлять не плотом, а телегой. И потом, за нами наблюдают с берега. Рули так, чтобы мы выглядели мастерами своего дела. Никто не должен видеть наши слабые места.
Чего и следовало ожидать, Кука не подкачал, не ударил в грязь лицом. Думаете, он совершил подвиг? Глубоко ошибаетесь! Всему есть предел, кроме его сумасбродства; похоже, все-таки у него опилки в голове. Представляете, каким нужно быть талантливым, чтобы врезаться в единственный пень на всем протяжении реки?! Он вел плот с помощью всевозможных приборов, но все равно врезался в этот злополучный пень, торчащий из воды, а после столкновения долго оборачивался и таращился на него, вместо того, чтобы не спускать глаз с лежащей впереди отмели.
В заключение, когда мы с Котлом чуточку вздремнули (убаюкало легкое течение), Кука, как и обещал, повел плот с закрытыми глазами, то есть уснул, хотя сам же написал на руле: «Не спи за рулем — проснешься на том свете». В итоге мы действительно проснулись в какой-то мешанине, в болоте среди тины и зловонного ила, где кишмя кишели лягушки. Вокруг было темно и тихо — какой-то темно-зеленый ад.
— Приготовь концы! — бросил я Котлу, но тот, оказалось, предвидел мою команду и в поте лица подгребал к берегу.
Выкарабкавшись из тины, мы привязали плот к иве и стали выбираться на берег да бухнулись в крапиву, у которой были не шипы, а гвозди; руки и ноги сразу покрылись волдырями.
— Ничего! — зафасонил Котел трескучим голосом. — Зато придавили сотню комаров.
— Да это остров! — бодро крикнул откуда-то сверху Кука (он уже носился по суше, как лось). — Простор не тот, не развернешься, но неслабое местечко и дровишек полно. Пошевеливайтесь там!
Пока перетаскивали вещи, разводили костер и варили суп, наша поляна превратилась в духовку. В тех местах солнце быстро поднималось и застревало в зените на весь день и жгло кипятком, а часов в девять вечера сразу сваливалось за горизонт.
13Чтобы вас, ребята, посмешить, отвлекусь от нашей походной жизни и расскажу, как мы проводили свободное время.
На острове после обеда я решил устроить отдохновение для души: взял альбом и, устроившись в тени, начал делать набросок нашего лагеря. Только сделал несколько штрихов, ко мне, пританцовывая, с шахматной доской подлетел Кука:
— Сразимся? На какой клетке тебе поставить мат?
Мне не хотелось играть, но чтобы сбить Кукину спесь, я расставил фигуры.
Надо сказать, Кука во время игры прибегал к разного рода ухищрениям. Одно из них заключалось в том, что делая ходы, он изо всей мочи стучал фигурами по доске, не понимал, олух, что от этого ход не становится сильнее. Другое состояло вот в чем: Кука поддавал фигуру и делал вид, что ошибся, но когда доверчивый противник ее брал, наносил смертельный удар. В первой партии и я попался на эту удочку. Получив неплохое развитие в дебюте, Кука вдруг подставил под удар фигуру, схватился за голову и застонал:
— Ой-ей-ей! Что я наделал!
— Ну переходи, нет проблемы! — шепнул Котел, который подсел рядом и сразу взял на себя роль арбитра. — Возьми обратно ход, ведь ты еще и руку не оторвал.
— Нет уж! — оборвал я Котла. — Обратно ходы не даю.
С этими словами я схватил фигуру, а следующим ходом Кука поставил мне мат. И отвалился от доски, захлебываясь оглушительным смехом. Он долго трясся, хлопал себя по коленям, икал, пускал пузыри. Котел тоже посмеивался:
— Удачный трюк. Очень удачный! Возвышенный!