Черные крылья - Сьяман Рапонган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На минуту оглянувшись, он усмехнулся про себя, глядя на неуклюжую греблю своего друга, которого сносило то влево, то вправо. Он был невыразимо счастлив и тронут, что по прошествии более двадцати лет Сьяман Анопен все-таки вернулся, чтобы исполнить их общую детскую мечту.
Кехакай, кагзагза на но татала мон! Омахав со чирен.
– Наставник, как же круто ты гребешь! – выкрикнул ученик, тяжело дыша.
– Пока ты прожигал жизнь на Тайване, я тут кое-чему научился у стариков!
И добавил:
Кехакай, манма ка мангйид.
– Дружище, ты приставай к берегу первым.
Когда он делали Мапабоз (грести обратным ходом), им навстречу на берег вышли двое: старик и молодой человек. Стариком оказался Сьяпен Анопен, отец Сьямана Анопена. Молодой был не по-здешнему одет: черные брюки, жилет, ботинки, солнцезащитные очки. Его совершенно смуглая кожа выразительно контрастировала с блекло-желтыми от пребывания на солнце волосами, длинными, как у женщины. Стоя на берегу, он без конца щелкал фотоаппаратом-«мыльницей».
Как только обе лодки вытащили на берег, Сьяман Пиявавонган направился к небольшой лагуне, образованной рифом после отлива, держа по одной махи-махи в каждой руке. Он позвал за собой друга, собираясь научить того разделывать Арайо. Старик наблюдал за происходящим и давал молодым героям советы.
– Давайте покурим, что ли? – предложил молодой человек в темных очках.
– Мы у туристов сигарет не берем, – сказал Сьяман Анопен, даже не взглянув на него.
– А у меня американские, «Мальборо»!
– Мы не курим импортный табак! – буркнул молодой тао, начиная сердиться.
Тогда незнакомец присел на корточки, снял темные очки и произнес:
Дзьявехай, Нгалолог, си…
– Дзьявехай, Нгалолог, это же я…
Он не успел договорить, а Сьяман Анопен уже бросился к нему и, прижав к нагретому солнцем камню, принялся по-дружески дубасить его слева и справа.
– Твою мать, Гигимит, ты когда тут нарисовался?
– Ты когда приехал? – Сьяман Пиявавонган радостно спросил следом.
Оба оставили ножи, которыми разделывали рыбу, и наперебой спрашивали:
– Твою мать, сукин сын, и куда же ты пропал? – Сьяман Анопен пытался сдержать переполняющую его радость.
– Больно же, камень спину обжигает, друг!
Они уселись напротив Арайо, и Гигимит угостил друзей детства сигаретами, а потом закурил сам.
Ивован ньйо па, та маканьяв манга нако. кван на ньяпен! Анопен!
– Дети, прежде чем разговаривать, сначала убейте Арайо, а то табу нарушите, дети! – очень серьезно напомнил Сьяпен Анопен.
Си…? кван на но раракех.
– А ты?.. – спросил старик.
Си Гигимит ко, анак ньяпен. Синглан.
– Я Гигимит, сын Сьяпена Синглана.
Ньянак кана!
– О, так ты его старший сын!
Новон, маран кон.
– Да, дядя. Здравствуй!
Ана кон.
– Ну здравствуй, сынок!
Яма, панма до вахай та, ка повбот мо со волангат та кано зака та кано талили ко.
– Пап, ты ступай домой и достань мои Волангат (серебряный шлем), Зака Та (золотые украшения), а еще мой Талили (традиционный наряд), хорошо? – попросил отца Сьяман Анопен.
* * *Когда старик ушел, они разделали Арайо. Сьяман Пиявавонган разрезал летучую рыбу, которую не сумел проглотить Арайо, удалил хребтовую кость, а мякоть порезал на Аксемен (сасими).
Все трое повернулись лицом к морю, не обращая внимания на палящее солнце, – так они делали в детстве. Волны плескались у ног, смывая алую кровь большой рыбы. В левой руке каждый держал по клубню таро, а пальцами правой руки отправлял в рот кусочки сасими. Гигимит, которого не видели двадцать с лишним лет, как и в детстве, был таким же отчаянно голодным и демонстрировал отменный аппетит.
Кана мовнай дзини мангсем со позис.
– Ты уже давно не ел сырую рыбу, да?
– Ну… Двадцать два года, наверно.
Ман нго!
– Вкуснятина!
– Да… Но вообще-то и неважно, вкусно или нет, главное, вы исполнили свою детскую мечту, мои лучшие друзья.
Сьяман Анопен почувствовал, как много смысла вложил их друг в эту короткую фразу.
– Где ты был все эти годы?
Гигимит показал четыре иероглифа на левой руке и сказал:
– Странствовал по свету. Был в Индийском, Тихом океанах, побывал на многих островах в Океании.
Сьяман Анопен положил руку на крепкое плечо Гигимита:
– Мы с другом здорово по тебе скучали!
Гигимит выдержал паузу, оглядел сидевших справа и слева:
– Вообще-то все шесть лет в дальнем плавании я думал о вас каждую минуту, каждую секунду в море, вспоминал о нашем острове, о летучей рыбе с черными крыльями. Я серьезно. Кстати, на Гавайях я купил четыре пары одинаковых очков-авиаторов – себе, для вас и для Касвала.
Он достал из напоясной сумки свой подарок, и все трое немедленно водрузили очки на свои смуглые носы, увидев привычный с детства мир в совсем других красках.
– Мит, у Касвала теперь новое имя, его зовут Сьяман Дзинакад, – сказал Сьяман Пиявавонган.
– Я понимаю, что это значит. Из уважения к его отцовству я больше не буду называть его детским именем.
– Он сейчас на Орхидеевом острове?
– Он работает на Тайване водителем грузовика, взял себе тайваньку в жены.
Ха-ха-ха!..
– Все никак не выбросит из головы мальчишеский соблазн «белым телом»! – рассмеялся Гигимит. – Помню, как мы с ним залезали в окно учительской, чтобы рассмотреть и висевшую там карту мира, рискуя быть избитыми учителем. А он так дальше Тайваня и не вырвался. Не знаю, сияет ли теперь звезда его души?
– Он совсем исхудал, каждый день глушит «Паолиту»10,[10] чтоб набраться побольше сил и горбатиться на тайваньскую экономику, – посетовал Сьяман Пиявавонган.
– Эх, ну нам остается только пожелать, чтобы у него все сложилось, – сказал Сьяман Анопен.
– Как будто белая кожа такая красивая! Блин! Променять на «белое тело» океан своих друзей, духов Черных Крыльев, а еще отдать свою звезду…
– Мит, а ты женился?
– Женился, на одном маленьком острове на краю света.
– Это где?
– Западное Самоа.
– И чего, дети есть?
– Есть, только когда она забеременела, я немедленно уплыл на Фиджи. Так что я все еще холостяк.
– А кожа у твоих детей такого же цвета, как и у нас?
– Да, совсем такая же темно-коричневая.
– Красивая?
– Еще бы, очень красивая! Я это про их цвет кожи!
Ха-ха-ха!..
– Так вот что значит твое «странствовать по свету»: на одном острове сделал «то самое», потом отправился за «тем самым» на другой?!
– Ну хватит, Сьяман Анопен, чего ты ерунду всякую несешь! Договоришься до того, что завтра к тебе Арайо в лодку не наведается! – Сьяман Пиявавонган предупредил тоном наставника.
– Ух, извини, – опомнился ученик, прикрыв рот рукой.
– Вообще-то вы не думали о том, что самый красивый цвет кожи черный?
– Это еще почему?
– Черный похож на пучину безбрежного океана, в которой хранятся тайны природы. Черный – самый справедливый цвет в мире. Если бы не было черной ночи, в мире стало бы невыносимо скучно. А кроме прочего, наконец, двадцать лет назад мы бы не могли подглядывать за наставницей, когда она принимала ванну, а священник не сказал бы нам, что мы грешны!
Ха-ха-ха!..
Там на, та маканьяв до дзия. кван на ньяман. Пиявавонган.
– Все, пошли! Разговаривать на берегу про это – табу! –
