Черные крылья - Сьяман Рапонган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манойон а арайо ко ян? Кван на со онед на.
«Неужели это и есть моя большая рыба?» – пронеслось в голове.
Рыба и человек отчаянно тянули леску с обеих сторон, от боли махи-махи выскакивала из воды, трясла головой и плавниками в отчаянной борьбе за свою жизнь. Зрители на восьми или девяти лодках не издавали ни звука, во все глаза наблюдая за этим захватывающим представлением со Сьяманом Анопеном в главной роли.
Синой то! Кван да но тао.
– Это кто такой? – удивленно спросил кто-то.
Услышав эти слова, воин-новичок почувствовал, будто на его пропитанное кровью и потом тело вылили ведро холодной воды. Он вновь попытался выглядеть прирожденным рыбаком и неторопливо потянул леску. Но большая рыба тут же резко рванула в ответ. Руки Сьямана Анопена не знали грубой работы, кожа на ладонях была довольно нежной, к тому же и греб он неумело, так что за время пути стер кожу в нескольких местах, и ладони мучительно саднили, особенно когда на раны попадала морская вода. В общем, пришлось опять уступить несколько метров лески. Однако такая стратегия наилучшим образом позволяла вымотать махи-махи. После нескольких повторяющихся раундов такого «перетягивания каната» былая свирепость махи-махи постепенно сошла на нет. Он видел, как большая рыба оказывается все ближе и ближе к борту его лодки. С самого детства мечта оседлать ветер и волны в безбрежном океане и выследить махи-махи жила в его сердце, она досталась ему от предков и жила в генах, и вот этот миг настал: сейчас внутри него ожила летучая рыба – душа с черными крыльями, от движений которой кровь закипала в его теле. Это было его первое плавание и рыбалка за более чем двадцать лет. Вся сила предков, сокрытая в его сердце, в этот момент наполняла его боевым духом, он сделался подобен яростным волнам, сильным ветрам и проливным дождям, бушующим в огромном океане.
– Ну, давай, Арайо (что означает махи-махи на языке тао), друг предков деда моего деда моего деда, смирись и забудь, что у тебя первобытная свирепая душа, повинуйся желанию в моей груди и послушно садись в лодку, мой друг!
Он старался подражать интонации своего деда, когда тот боролся с большой рыбой в океане. Он стиснул зубы от нервного напряжения, что заставило и Сьямана Пиявавонгана, находящегося поодаль, тоже занервничать в смятении – тот не знал, плакать ему или смеяться. В конце концов, его друг вернулся, и теперь Сьяман Пиявавонган считал его своим единственным учеником. Если на глазах у всей собравшейся «публики» махи-махи сорвется с крючка, то сжатая пружина, которую двадцать лет носил в своей груди его друг, никогда не разожмется и не вырвется наружу, он никогда не будет признан мастером ловли Арайо. На карту была поставлена репутация: или высоко поднять голову, или ходить всю жизнь с опущенной.
Безбезан мо, си маколала рана, кей… апьяпья ка томо рана нгайан до тай-вань! Мавойа си яман Пиявавонган.
– Тащи скорее, а то сорвется, тогда… Тогда только назад на Тайвань! – сердито выпалил Сьяман Пиявавонган.
Сьяман Анопен кивнул с послушным видом, как в детстве, когда его ругал учитель с Тайваня.
Отвоевав еще десять метров лески, он понял, что сил у Арайо не осталось. Самец махи-махи прекратил борьбу, лески в лодке набралось прилично. Впервые за свои тридцать с лишним лет он поймал Арайо, тот был от него в каких-нибудь десяти метрах. Видя травянисто-зеленые спинной плавник и выступающий из воды хвост, он теперь уже без особого труда тянул леску. Напряжение постепенно спадало, а его место в груди заполняла гордость, будто сухая ветка занялась и маленький огонек превратился в большое пламя.
Макапийа ка Со Накнакем, Та Нипанланлг даймо Но Инапо намем, мо катван.
– Молюсь о том, чтобы ты, моя рыба, повинуясь воле божьей, послушно подплыла ко мне и запрыгнула в лодку, потому как наши предки убивали кур и свиней, принося их тебе в жертву, призывая тебя именем их свежей крови, благословляя душу твою, рыба нашего Небесного Бога.
Он произносил слова молитвы на своем родном языке тао, от чистого сердца, подражая интонации умершего дедушки:
Макапья ко со Накнакем ан!
– Прошу тебя, будь послушным, прошу тебя!
Все произошло точно так, как он просил в своей молитве: Арайо послушно доплыл до борта лодки, полностью утратив способность сопротивляться. Вид спинного плавника и брюшка действовал так же, как образ младенца, закутанного в пеленки и приводящего всех в восторг. В метре от борта лодки он без натуги вытянул рыбу за леску, и та замелькала перед глазами, качаясь то влево, то вправо, абсолютно безвольно махая хвостом. «Дело вот-вот увенчается успехом. Ты сможешь смело шагать по жизни с высоко поднятой головой. Твоя мечта вот-вот сбудется», – думал он.
Грезы и предвкушение успеха как будто таяли, смешиваясь друг с другом, так что возбуждение от поимки крупной рыбы вот-вот готово было перелиться через край. В этот самый момент он опустил правую руку в море, чтобы попытаться схватить Арайо. Шлёп!.. Рыба изо всех сил ударила о воду хвостом, сильным рывком утянув леску из лодки обратно в море, и не выразимый никакими словами душевный подъем от успеха следом канул в пучину. Вот это да! Леску снова утащило на целых двадцать метров, и ее запутанный клубок зацепился за указательный и средний пальцы его левой руки. Он схватил крепко натянутую леску правой рукой и скорее намотал на запястье, обернув три или четыре раза. Невыразимая боль сковала его сустав, но для того, чтобы спасти пальцы на левой руке пришлось сделать этот опасный выбор. К счастью, он уже высказал все, что было у него на сердце в молитве: искренне попросил Арайо «быть послушным». Истощив все свои силы, рыбина так и не смогла перетянуть леску. Сьяман Анопен снова стал подтаскивать ее к лодке. Он вглядывался в глубину вдоль провисшей лески и… увидел абсолютно черное свечение, отражавшееся в его глазах ультрафиолетовыми лучами – голубыми, фиолетовыми, цвета индиго, и каждый луч выделялся своей
