И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Места, где работали родители, – наконец, сказала она и почти заставила себя вернуться к сборам. – Они хирурги в миссиях «Красного Креста». Мама – бывший инфекционист, папа – педиатр.
– Интересно. – Энтони снова повернулся к стене, а Рене взмолилась богам, чтобы на этом вопросы закончились. Однако небеса всегда имели на всё свои планы. – Ты неплохо рисуешь для человека совсем иной профессии. Хорошо подбираешь цвета, ракурс…
– Это не я. Я лишь копировала из справочника изображение, так что в том нет большой заслуги. За меня всё сделал фотограф.
– Сомневаюсь, – задумчиво протянул Ланг. – Почему именно цветы? Впрочем, идиотский вопрос.
Он усмехнулся, покосившись на стоявшую рядом герберу, и Рене постаралась изобразить улыбку в ответ. Однако затем Энтони задал новый вопрос, и внутри что-то заныло:
– Вы часто видитесь? Не помню, чтобы кто-то звонил или приезжал к тебе… Разве что мистер Роше в те дни после аварии. – Энтони говорил легко, но было слышно, насколько ему интересно. Однако последовавшее в ответ молчание вынудило его повернуться. – Рене?
– Пять лет назад, – скороговоркой выпалила она. – На вручении университетских дипломов. А до этого в посольстве, когда получала канадскую визу. И на каком-то школьном празднике, уже не вспомню точно год. У них много работы в проблемных странах…
– И потому собственный сытый ребёнок не нуждается во внимании? Тебе не кажется это странным?
Рене открыла рот, потом закрыла и расстроенно заморгала.
– Нет, всё не так! Сам понимаешь, не на всех пальмах есть сотовые вышки! Когда они месяцами торчат в деревнях, где нет даже банальных удобств…
– Однако почтовая служба работает настолько исправно, что умудряется в срок доставлять поздравления? – закончил за неё Тони и вдруг вытянул из кармана две открытки. – Как забавно выходит. Вот на Рождество, а вот и Новый год. Нашёл их под дверью и, судя по штемпелям, в Лондоне нет проблем с электричеством. Боже, храни Королеву!
Рене стояла и чувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Нет, дело вовсе не в том, что она вдруг ощутила себя брошенной. С чего бы, после всех этих лет? Просто слова Тони оказались слишком прямыми, отчего горло сжалось, а руки сами упали вдоль тела.
– Зачем ты так? – прошептала она, и Ланг невольно вздрогнул. Он посмотрел в глаза Рене, а потом в один шаг оказался рядом, чтобы стиснуть в объятиях.
– Я не хотел, – пробормотал Энтони, коснувшись поцелуем взлохмаченной макушки.
– Тогда почему? Я… я не прячусь от правды, но признать её окончательно – это поставить точку. Не думаю, что готова.
– Вот поэтому, – раздался над головой вздох. – Я не понимаю, как ты можешь их всех прощать. Я не понимаю тебя, твоей мотивации и порой абсурдной доброты. Ты давно должна была повзрослеть и избавиться от подобной наивности, но почему-то всё ещё веришь в розовых пони, что бегут по радуге справедливости.
– Неправда, – проворчала Рене. И услышала, как в грудной клетке Тони перекатился смешок.
– Разве? – он замолчал, пока вырисовывал на белом свитере круги да спирали, потом на секунду обнял крепче и отпустил. – Ты закончила?
Рене кивнула, бросила взгляд на оставленный старый будильник, зачем-то поправила сидевшего на диване бобра и хотела уже подхватить огромную сумку, но Энтони успел первым. Вручив герберу, он взялся за потёртые ручки.
– Что насчёт аренды? – Ланг кивнул в сторону развороченной комнаты.
– В декабре заплатила на полгода вперёд, – вздохнула Рене. – Так что первое время, боюсь, не смогу возместить тебе траты…
Она резко осеклась, когда с настойчивой просьбой замолчать рта коснулась мужская ладонь. Энтони недовольно нахмурился и покачал головой.
– Бога ради! Избавь меня от этой эмансипированной чуши. Прямо сейчас она неуместна.
– Но так не принято!
Вздёрнутая в картинном недоумении бровь дала понять, что Энтони в целом плевать на социальные правила. Кто бы мог сомневаться, что он уже всё решил. Верно? Однако где-то внутри снова шевельнулось неловкое напряжение. Рене рада была бы его не заметить, но… Но то никак не хотело исчезать.
– Забирай цветок, – коротко бросил Энтони и направился к выходу. – За остальным вернёмся позже.
И закрывая за собой дверь, Рене знала, что он солгал.
***
За следующий месяц Рене ни разу и не навестила свою квартиру. Любая её просьба или намёк неизменно натыкались на небрежное «потом», которое так никогда и не наступало. И неважно, нужен ли был учебник, тетрадь, а может, что-то ещё, Ланг немедленно находил замену или точную копию. Изо дня в день Рене просыпалась под звук другого будильника в серой комнате Хабитата, спускалась по белым лестницам и садилась в чёрную, точно сажа, машину, чтобы отправиться на работу. У неё были ключи, она знала соседей, улыбалась охране, украшала комнаты сухоцветами, акварелями и милыми мелочами, но ощущения дома не приходило. Лишённые малейшего оттенка стены были бездушны, и между ними Рене блуждала, потерявшись в собственных мыслях. А в тех было гулко и холодно. Даже гербера чувствовала себя неуютно. Она ёжилась на солнечном подоконнике, поджимала листья, стоило Энтони подойти к ней чуть ближе, и сбрасывала бутоны. Рене хмурилась, подолгу разговаривала с упрямым цветком, но всё было без толку.
Рене не понимала, как это произошло. Всё началось незаметно. Утро сменялось вечером, работа шла за работой, операции, семинары, задачки от Тони. Дел в послеснежные дни всегда находилось так много, что, казалось, всё лишнее и непонятное давно должно раствориться в суматохе нового года. Однако затаившееся с первого январского вечера чувство тревоги раковой клеткой врезалось в самое сердце. Рене почти физически ощущала, как его метастазы множились в головном мозге, сжимали предчувствием лёгкие, разносили по венам отравленный след, пока она отчаянно пыталась разобраться. Что-то происходило. Рене улыбалась, смеялась, украдкой ловила поцелуи от Энтони и целовала сама, однако, оставшись наедине, словно гасла. Нечто в ней или где-то поблизости давило так сильно, что не было сил даже вздохнуть. Какое-то время казалось, дело в новизне отношений, или в надсмотрщике из Квебека, что следовал за Рене по пятам. Но с каждым днём она верила в это всё меньше.
Ну а Тони будто не замечал этой совсем не маленькой странности. Он жил в собственном мире, где каждый день рядом с Рене казался распланированным на годы вперёд. Сегодня у них была домашняя пицца, завтра – прогулка, а через неделю он отвезет её куда-нибудь в горы или на озеро, а может, на богом проклятые водопады. Рене не знала. Она плыла по течению и никак не могла пристать к берегу. Да, они вместе боролись с мигренями. Рене могла