И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К своему стыду, Рене с каждым днём всё больше осознавала, что, кажется, окончательно потерялась в свалившихся на разум эмоциях. Их было неправильно много, словно она каким-то неведомым образом чувствовала за двоих, и это раздирало её на тысячу маленьких Рене Роше. Одна для учёбы, другая для пациентов, немного для Роузи, ещё меньше для доктора Фюрста, капелька для отчётов надсмотрщику, крошки для доктора Энгтан, для Хелен и, конечно же, одна большая Рене для самого Энтони. Лучший кусочек. При том, что он сам был на завтрак, на обед и на ужин, в операционной и ночью в постели. И если раньше Рене всё отдала бы за это, то теперь с каждым днём находиться с ним рядом становилось лишь тяжелей. Она теряла себя, растворялась в его грузной личности, но до дрожи боялась это признать. Проще было закрыть на это глаза и сказать:«Ты сама об этом мечтала!»
В один из таких вечеров размышлений, когда календарь перевернул вторую страницу и провозгласил долгожданный февраль, Рене сидела в пустой ординаторской и заполняла форму на сайте. Тони собирался ехать на конференцию, однако мысли были совсем о другом. А потому, стоило рядом громыхнуть нарочито небрежно поставленному стулу, Рене вздрогнула и едва не сбила локтем картонный стаканчик. Забавно, почти как в первый день: невесёлые мысли о Тони, кофе и… Алан Фюрст.
– Добрый день, доктор Роше, – нарочито весело поздоровался главный анестезиолог.
– Вы меня напугали. Не ожидала, что операция так рано закончится.
– Рано? – Фюрст взглянул на большой циферблат около входа. – Три часа, Рене. Дольше обычного.
– Я… – Она замялась. Да впрочем, что тут сказать. Не изливать же свои подростковые глупости первой встречной доброй душе? Хотя доктор Фюрст мог бы дать ценный совет, не будь всё так запутанно и скандально. Так что она просто вздохнула: – Значит, я заработалась.
– Или задумалась? – Алан подцепил одну из бумаг, что были разбросаны по столу. – Собираетесь в Торонто? Хорошая конференция. Это выступление неплохо зачтётся тебе в итоговых баллах.
– Да, доктор Ланг мне про это сказал…
– Ах, Энтони. Он, кстати, тебя искал. Но я отправил его в кафетерий. Сказал, что ты там.
Рене недоумённо уставилась на анестезиолога, а потом недоверчиво усмехнулась. Вроде, серьёзный человек, а такие дурацкие шутки. Но доктор Фюрст не улыбнулся, и от этого Рене нервно стиснула руки.
– Хочу с тобой поговорить, пока его нет.
– О чём?
– Как давно ты спишь с Лангом?
О боже! Сердце тяжело забилось в груди, отсчитывая секунды до паники. За прошедший месяц они ни разу не обсуждали с Тони правильность их отношений. Несколько раз Рене порывалась начать разговор, но тот увязал на первых же двух предложениях. Так что со временем она перестала спрашивать, а приняла как естественное продолжение. Так хотел Ланг.
– Вы спрашиваете, как друг, или глава резидентуры?
– Во втором случае я бы обратился к твоему наставнику, а потом решал вопрос через больничную комиссию по этике. – Фюрст вздохнул и вернул листок на место. – Я пришёл к тебе как друг, Рене. Причём, больше твой, нежели Энтони.
– Зачем? Вам Роузи рассказала?
– Так скажем, она попросила меня поговорить.
Следовало отдать Фюрсту должное, он смутился. Рене коротко усмехнулась.
– Тогда вам известно, что мы не просто спим. Мы живём вместе.
– В том и проблема. – Алан нервно облизал бледные губы. – Вы не живёте вместе. Вы живёте так, как хочет Энтони…
– Неправда!
– Рене! – повысил голос Фюрст. – Я знаю Ланга уже пять с лишним лет. Видел всех его женщин. И каждый раз ему было плевать! Но сейчас всё иначе. Вы оба меняетесь. Возможно, это не так заметно для вас, но очевидно для тех, кто смотрит со стороны. И я слишком хорошо знаком с Тони, чтобы увидеть, как вас растаскивает по разные стороны. Вы идёте вперёд, но не туда.
– Не знала, что у вас есть диплом семейного психолога.
– Ты же сама это чувствуешь, – вдруг тихо сказал Алан. – Не отрицай. Роузи видит, как ты тускнеешь. Она…
– Хватит! – отрезала Рене. Не думать! Нет-нет-нет! – Я рада, что вы двое наконец-то признали тягу друг к другу, но данный факт не делает вас экспертами по межличностным отношениям…
Рене хотела сказать что-то ещё, но в этот момент экран монитора вспыхнул. И только увидев подсвеченный заголовок нового оповещения, она почувствовала, как задрожали вцепившиеся в твёрдый стол руки.
– Матерь божья… – ошарашенно выдохнул Фюрст, глядя в экран на письмо. Он помолчал, а потом повернулся к замершей Рене и улыбнулся с такой тоской, что захотелось выть. – Он тебя не отпустит…
– Что… что мне делать?
– Я не знаю. Вот теперь я действительно не знаю…
Рене снова уставилась на экран, а потом с силой прикусила указательный палец. До крови. До дикой боли, которая прогнала бы галлюцинацию, но ничего не изменилось. Чёрные буквы на белом фоне по-прежнему радостно информировали, что уважаемую мадмуазель Рене Роше приглашали на собеседование в нейрохирургическое отделение больницы Оттавы.
Глава 6
Рене тоскливо смотрела в окошко электронного письма.Раз-два, раз-два мигал бездушный курсор, для которого не существовало ни проблем, ни выбора. Раз-два, раз-два. К сожалению, этого нельзя было сказать о Рене, которая вот уже три четверти часа пялилась на экран и не могла найти в себе смелость либо наконец его выключить, либо написать нужный ответ. Сомнения накрывали с головой, потому что она просто не знала, какой ответ ей действительнонужен.
Господи, сколько это тянулось? Наверное, больше недели. С того самого разговора с доктором Фюрстом, а она так ничего и не решила. Неделя сомнений. Неделя выбора и полнейшей несостоятельности как специалиста, личности и любящей женщины. Глухой тупик, откуда Рене не видела выхода.
Она потёрла лицо и снова уставилась на настырный курсор.Раз-два, раз-два. Страшно сказать, но Тони до сих пор ни о чём не догадывался. Он не знал о письме, и Рене не понимала, отчего сразу не решилась ему рассказать. Быть может, дело было в словах доктора Фюрста, а может, в собственных страхах. Но решение промолчать стало ошибкой, потому что следующим утром Рене не нашла духу, а через неделю открыть рот стало
