И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина

– Боже, да он святой! – без капли сарказма вздохнула Роузи и покачала головой. Она собралась добавить что-то ещё, но раздавшийся из динамиков голос и дикий крик заполнили каждую молекулу воздуха.

– РЕ-Е-Н-Е-Е! ВЕРТОЛЁТ!

–Доктор Ланг. Доктор Роше. Код синий. Первый этаж. Первый коридор. Комната один-десять. Доктор Ланг. Доктор Роше. Код синий. Первый этаж. Первый коридор…

Противный голос робота оповещения резал уши, и Рене невольно поморщилась.

– Ты идёшь? – удивлённая её необычной медлительностью Роузи повернулась и уставилась на замершую подругу.

– Да. Конечно…

На самом деле, бежать никуда не хотелось. Кошмары будто бы стёрли любое желание заходить в операционную и браться за инструмент, но долг и работа никуда не исчезли. Так что ярко-жёлтые «вишенки» пересчитали ступени и принесли хозяйку к автомату с чистой одеждой. Рене не запомнила, как переоделась. Очнулась она только в помывочной рядом с очень сосредоточенным Тони, который старательно тёр щёткой предплечья.

Ну а в операционной всё было, как и всегда: ровно дышала за распростёртого на столе пациента аппаратура, резко, но бодро пищал кардиомонитор, гремели столы с инструментами, слышались негромкие приказы сосредоточенной Хелен… Операционная сестра никогда не уходила с работы раньше своего хирурга.

Тем временем один из дежурных студентов что-то рассчитывал на белой доске, и Рене вгляделась в скачущий почерк и с удивлением узнала там параметры гематокрита. Предстояло отключение сердца? Но… Она растерянно оглянулась и увидела, как около дальней стены возился с громоздкой машиной перфузиолог. Он тихо переговаривался с доктором Фюрстом и двумя ассистентами из кардиологии, которые что-то объясняли недовольному «надсмотрщику» из Квебека. Странно…

Рене хотела было спросить, что происходит, но тут перед ней показалось полотно хирургического халата, куда она привычно нырнула, а потом чуть раздражающе скрипнул латекс перчаток. В следующий миг с пафосным грохотом в зал ворвался Энтони Ланг.

– Тетрада Фалло. Оксигенация чуть больше шестидесяти, – коротко бросил он без предисловий и резко вдел руки в халат. – Пациента уже охладили, так что вскрывай грудину и подключай к кровообращению. Даю тебе на эту манипуляцию двадцать минут, дальше нам придётся откланяться. Противные кардиологи уже скребутся за дверью.

Рене бросила растерянный взгляд в мутное окошко, за которым и правда теперь шевелились фигуры, а потом нахмурилась. На самом деле, в том, что им доверили начать операцию, не было ничего необычного. Рене надо было учиться, а крупнейшая больница Монреаля считалась в этом одной из лучших. Однако, перехватив злобный взгляд Хелен, Рене закусила под маской губу. Ясно. Все знали, что Ланг работает только со своей любимой командой, но теперь эта причуда обернулась жестоким условием. Потому что, когда Рене закончит свою часть работы, она просто уйдёт, а вот все остальные…

Взгляд снова упал на лицо осунувшегося доктор Фюрста, потом на покрасневшие глаза операционной сестры. В душе зашевелилось острое чувство несправедливости и удивления. Тони не мог быть настолько ублюдком, чтобы заставить их отстоять ещё три часа после двух суток дежурства! Ведь была же бригада у кардиологов, которой можно было воспользоваться. Но… Раздался особо громкий лязг аппарата для искусственного кровообращения, зашуршали заправляемые блоки, и Рене словно толкнули. Она неохотно шагнула вперёд, и услышала рядом с собой холодный голос Тони:

– Тебе надо учиться. И если для этого им придётся работать сверх смены, значит, так тому и быть. Поэтому: три, шесть, двенадцать часов… Неважно! Они будут здесь столько, сколько потребуется. Это работа, а не клуб школьниц по интересам. – Он повернулся к доске, видимо, проверяя расчёты вверенного студента, и чуть прищурился. – К столу. Живо.

И Рене ничего не оставалось, как занять положенное место возле распростёртого на столе пациента.

В манипуляции, которую ей предстояло сделать, не было ничего сложного. За полгода работы Рене сталкивалась с гораздо более тонкими операциями, но на предварительно охлаждённой коже пальцы отчего-то немедленно онемели, а предложенный Хелен скальпель показался слишком тяжёлым. Он тянул к земле и не давал держать руки на положенной высоте, вынуждая напрягать плечи. А потом Рене словно парализовало. Она двигалась рвано, едва ли не грубо, когда молча резала слой за слоем. В командах не было смысла. Здесь все знали свою работу и следили за каждым жестом, чтобы не пропустить нужный момент. А потому окрик Ланга прозвучал едва ли не раньше, чем случилась ошибка.

– Внимательнее!

Инструмент в руках дрогнул, надрез стал чуть больше положенного, а в следующий миг в глаза ударила первая вспышка. Веки на секунду закрылись, и Рене будто нырнула в другую реальность. Исчезли люди, стих шум вентиляции и звуки аппаратуры, – пропало всё, словно скомкавшись. Осталось только жужжание пилы и собственное хаотичное дыхание, что с грохотом взрывалось в ушах. Мир надломился. Он щёлкнул кадром, затем через секунду другим. И с треском лопнувшего под острым лезвием тела грудины в лицо полетели осколки вместе с брызгами крови, дробью застучав о защитный экран.

Но Рене не видела этого. Перед ней была совсем иная картина – другое такое же мертвенно холодное тело, другой зал и другое операционное поле. И руки не дрогнули, когда рядом с третьим ребром, Рене вдруг увидела знакомый треугольник из родинок. Она уже это делала, верно? Вскрывала от пупка до гортани, чтобы…

Реальность снова вспыхнула бестеневой лампой, и в уши ворвался разъярённый крик:

– Хватит. Я сказал хва… Какого ты творишь! От стола! Пошла вон от стола!

Кто-то резко выдернул из пальцев инструмент, перед ничего невидящим взглядом показались злые глаза Энтони, а в следующий миг Рене оттолкнули. Лишь чудом она не налетела на стол с инструментами и стойку с наркозом, споткнувшись о пустое кресло анестезиолога. Фюрст был сейчас где-то там с пациентом и нервно пищавшими мониторами.

Перемазанными в крови перчатками Рене схватилась за светло-серый бокс с аппаратурой, оттолкнулась и в два шага добралась до пустого кусочка стены между шкафами с одноразовыми инструментами. Рене не понимала, что творилось вокруг. Перед глазами по-прежнему стояли дурацкие родинки, хотя ни тела, ни даже стола рядом не было. Она попыталась сморгнуть, а потом инстинктивно потянулась протереть глаза, но грязной рукой наткнулась на защитный экран, и реальность окрасилась розовым. Рене недоумённо уставилась себе на ладони и только тогда начала медленно понимать, что же произошло.

Думать до ужаса не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как побыстрее убраться отсюда и сдохнуть. Благо, в больнице всегда найдётся, чем вскрыть себе вены или на чём повеситься – для знающего человека простая задачка. Элементарная. Хоть иди и прямо сейчас… Рене застыла, а потом похолодела, когда вдруг осознала, что и