И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что же, следует радоваться, раз после вскрытия ты гарантируешь мне приличненький вид.
– Прекрати! Это не повод для шуток, – напряжённо проговорила Рене, а в ответ услышала новый смешок.
– Отчего же? На мой взгляд, даже забавно…
– Только вот мне, когда я вижу тебя в каждом попавшем ко мне пациенте, отчего-то не весело, – отрезала Рене. Она всё ещё не верила в то, что слышала. – Я устала. Я больше так не могу. Может стоит сделать перерыв, сменить…
– Хватит.
Раздался тяжёлый вздох, и Энтони поцеловал прохладный лоб. Рене же впервые захотелось шарахнуться прочь, сбросить обнимавшие руки и закричать во всё горло, чтобы он наконец-то дослушал. Но Тони, увы, не хотел.
– В самом начале я дал тебе выбор остаться или пойти вон. Ты его сделала, – проговорил он, и Рене болезненно прикрыла глаза. – Поэтому возьми себя в руки и делай работу так, как положено. И повторю ещё раз, выкинь из головы эту дурь.
Дурь… Что же, теперь она знала, как назвать сны, желания, тревоги, мечты. В общем, всё, что не укладывалось в планы Энтони Ланга. Дурь. Чушь. Бред. Ничто. И Рене бы поверила, может быть, даже смирилась, но мозг сопротивлялся успокаивающей мысли забыть обо всём, расслабиться и просто жить. Вокруг Энтони вилось что-то неясное, смутное, отчего сжимались в напряжении пальцы, а шрам начинал мерзко зудеть. Недобрый знак… Ох, недобрый.
– Какой… какой ущерб я нанесла? – наконец спросила она.
– Никакой. Лишь немного задела ребро. Было опасно, но ты вовремя остановилась. «Надзиратель» решил, что это с непривычки. Надо больше тренироваться, и я с ним согласен. До экзаменов осталось три месяца, которые нам…
– Ты меня остановил, – не слушая, медленно протянула Рене. Она провела пальцем по ткани, за которой прятались три знакомые родинки.
– Всё это чушь, Рене. То, что тебя так беспокоит, лишь плод слишком богатого воображения. Небольшие тревоги, которые со временем пройдут. У нас с тобой всё хорошо, ничего не произошло.
Ланг говорил мягко и ровно, словно убеждал маленького ребёнка. И голос его лился так беззаботно… так легко! С уже знакомыми гипнотическими нотками, пока глаза отчаянно просили верить. И Рене послушалась бы, но…
– Обсуди с мелкой пакостницей свои девчачьи проблемы. Я не против. Думаю, Роузи скажет тебе то же самое. Ну а сейчас пойдём домой. У нас утром вылет…
Девчачьи проблемы? Не против?! Да не нужны ей ни Роузи, ни кто-то ещё! Это не поможет. Только Тони! Рене почувствовала, как задыхается от такого пренебрежения к своим тревогам и, пожалуй, к самой себе.
– Идём, – бросил Ланг, но она даже не двинулась с места.
– Тони, я так…
– Идём, – с нажимом повторил он. – Сейчас не подходящее время для разговоров. Лучше подумай о своём выступлении, а не о бредовых фантазиях.
Ланг взял её за руку, и ничего не оставалось, как сделать шаг. Кажется, сегодня разговора об Оттаве снова не выйдет. У ошеломлённой Рене просто не нашлось бы на это сил. Ноги едва не подкашивались, пока Энтони тащил её по коридорам больницы, а затем лихорадочно прижимал в лифте к холодной стене… Пока старательно застёгивал каждую пуговичку на пальто и помогал пробраться скользкими тропками к чёрной машине. Даже потом, когда Рене дарила в ответ поцелуи, она не понимала, что между ними произошло. И лишь поздно ночью, стоило очередному кошмару накрыть с головой, она добралась до ответа.
Рене смотрела на Тони и чувствовала его странную радость. Он тщательно прятал её под досадой, усталостью и раздражением на сегодняшнее происшествие, но та оказалась сильнее. Она будто бы распирала его изнутри и была такой… липкой, будто дурно пахнувший дёготь. Хотелось отмыться. Рене не знала, чему так гадко был рад во сне Энтони, но стало так тошно, что до утра она пялилась в окно, где на подоконнике шелестела пожухлыми листьями чахлая гербера.
Торонто встретил чудовищным снегопадом, из-за которого их рейс задержали, а потом целую вечность не разрешали посадку, пока обрабатывали полосу от скопившейся наледи. При перелёте чуть больше часа проторчать в переполненном тоскливом аэропорту в три раза дольше положенного казалось издевательством, но выбора не было. Однако, когда в окошке такси наконец замаячили небоскрёбы, радости не хватило даже на вымученную улыбку. Рене нервничала. Вчерашняя сцена в больнице ясно дала понять, что оттягивать разговор больше не выйдет. К тому же поджимал срок ответа, а значит, придётся найти в закромах мешок смелости и обсудить.
Но первый день конференции прошёл в бесконечных организационных собраниях, что лишь добавили нервотрёпки. Затем минул второй… третий… Выступление Рене… выступление Тони… Целая кутерьма дел, за которой так легко было спрятаться, оттянуть ещё чуть-чуть – самую капельку! Однако терпению вселенной всё же пришёл долгожданный конец.
На самом деле, Рене следовало подумать об этом намного раньше. В тот момент, когда Энтони предложил выступить на симпозиуме. Крупнейшее мероприятие года, четырнадцать секций, сотни участников от неонатологов до нейрохирургов. И вот сегодня, в последний день, все они собрались в зале огромном медицинского корпуса.
Это был тот самый торжественный ужин, когда заводились важные связи, случались знаковые во многих жизнях знакомства, заключались нужные сделки или решались многолетние споры. И, наверное, для других всё так и было, но только не для Рене. Она молча стояла рядом с высоким и статным Энтони, пока он принимал поздравления с очередным успехом в травматологии или выслушивал хвалебные отзывы о своём резиденте. В этот вечер тщеславие доктора Ланга купалось во всеобщем внимании. И Рене вздрогнула, когда кто-то вдруг дотронулся до её плеча.
– Доктор Роше?
Она повернулась и почти лицом к лицу столкнулась с совершенно непримечательным пожилым джентльменом в весьма скромном, но, очевидно, новом костюме. Он протянул для приветствия руку, и Рене машинально сжала сухую ладонь, а потом скованно улыбнулась.
– Да? – спросила она, пока разглядывала не представившегося незнакомца.
Тот был невысок и очень худ, носил круглые очки в немодной роговой оправе и во всей своей скромности выглядел почти нелепо рядом с чёрным глянцевым монстром, в который был одет Тони. Но это был тот самый случай, когда сто баксов из какого-нибудь «Волмарта» легко победили пару тысяч сделанной на заказ ткани. Рене не могла сказать почему. Она лишь смотрела в прищуренные голубые глаза пожилого врача и чувствовала, как сама начинает
