В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров

— Эй, бабушкина гвардия![1] С нами, что ли?

Я поздоровался со знакомыми и спросил, где Коломейцев.

— Он на кухне. Совещаются там. Иди туда!

Дежурный провел меня на кухню. За столом сидело человек десять матросов, с ними — Коломейцев.

— Ну вот и гвардия! — приветствовал он меня. — А мы обсуждаем, как держаться на сегодняшнем митинге. Братва заявляет, что оружия не сдаст, из казарм не выйдет…

Я принял участие в совещании. Все склонялись к решению: оружия не сдавать. Стал вопрос: как держаться, если начнут разоружать?

— Как ты думаешь, — обратились ко мне матросы, — если мы будем сопротивляться, кто-нибудь нас поддержит?

— По вашим разговорам и по обстановке видно, что события надвигаются так быстро, что вам, пожалуй, никто не успеет помочь, если бы даже и захотел.

Вошел Николай. Все встретили его радостно.

— Едва ли кто успеет вам помочь, — подтвердил он. — Я предлагаю большой игры не затевать.

— Нам надо добиться сейчас одного, — убеждал Коломейцев — сохранить в руках оружие. Не будем растрачивать наши силы преждевременно! Не дадим разбить себя по частям!

Мы с Николаем решительно поддержали Коломейцева. Николай сказал:

— Решительность — весьма ценное качество в революции, но она бесплодна, когда затрачивается не во-время, без учета обстановки. Партия призывает вас воздержаться от частичных выступлений и копить силы. Ваша сила слишком ценна, чтобы растрачивать ее зря. Если вас увезут в Кронштадт, вы встретитесь там с матросами других экипажей — поддержите их дух. Вместе с ними готовьтесь к новым боям, вместе с армией и рабочим классом всей России.

Речь Николая внесла некоторое успокоение. Обсуждение положения приняло более организованный характер. Наконец подавляющим большинством предложение Коломейцева было принято.

Решили до последней возможности держать в руках оружие. В случае применения силы — сопротивления не оказывать.

— Вот хорошо бы нас сейчас рабочие поддержали! — раздавались голоса.

— Забастовку едва ли можно организовать, но насчет демонстрации солидарности надо подумать. Я поговорю, где следует, — пообещал Николай.

— Правильно! Вот это будет хорошо! — радостно зашумели матросы.

Митинг окончился. Николай, я и Коломейцев пошли к выходу. Матросы провожали нас дружески.

В конце ноября возвратились в экипаж команды «Полярной звезды», «Александрии» и «Штандарта». Свежего народа в экипаж влилось до восьмисот человек. Рассказывали, что после снятия нас с «Полярной звезды» ждали притеснений, однако все осталось по-старому: «клуб» продолжал существовать. Боцман Шукалов окончательно присмирел. О старшем офицере Философове ничего не было слышно. Повидимому, он в экипаж не вернется.

С приходом команд проводить политическую работу стало легче. Матросы охотно втягивались в политическую жизнь столицы. Наше партийное ядро значительно выросло. Пекарня не раз видела в своих стенах партийные собрания, насчитывавшие до полусотни человек.

Четырнадцатый экипаж отказался сдать оружие. Для переговоров с матросами приезжал начальник морского штаба фон Нидермиллер. Он предложил матросам сдать оружие и погрузиться на баржу для отправки в Кронштадт. Матросы отказались, заявив, что в Кронштадт они поедут лишь в том случае, если там будет снято военное положение, и только с оружием.

23 ноября была устроена демонстрация рабочих. С красными флагами они подошли к Четырнадцатому экипажу и приветствовали матросов, затем направились к правительственным войскам, расположенным у Крюкова канала и приготовленным для штурма экипажа. Рабочие призывали солдат не выступать против матросов. Матросы радостными возгласами встретили рабочих. В окнах казармы были вывешены красные флаги. Демонстранты кричали матросам:

— Берегите силы! Не давайте себя разбить! Долой правительство насилия! Да здравствует революционный флот!

Последующие попытки начальства уговорить матросов подчиниться ни к чему не привели.

В три часа ночи приготовленные для штурма части были подтянуты к экипажу. У Крюкова моста была установлена артиллерия. Однако начальство атаковать не решилось. Ночь прошла спокойно.

Утром к осаждающим подтянулись драгуны. Проезд и проход мимо экипажа был запрещен. Матросам сделали последнее предупреждение. И только когда была подана команда на штурм, из казармы вышла матросская делегация. Она заявила, что матросы, не желая доводить дела до кровопролития, сдаются.

В казарму экипажа немедленно были введены войска. Матросов разоружили, под конвоем драгун и солдат доставили на баржи и сейчас же отвезли в Кронштадт. Коломейцев под сильным конвоем был отправлен в Петропавловскую крепость.

Правительство не ограничилось арестом Четырнадцатого экипажа и отправкой его в Кронштадт. Наиболее революционно настроенные матросы были разосланы по дисциплинарным батальонам и штрафным ротам. Многих распределили по провинциальным армейским частям. Осталось из всего прежнего состава экипажа всего несколько десятков человек. Чтобы дискредитировать Четырнадцатый экипаж в глазах остальной матросской массы, влили в него матросов, остававшихся верными правительству и помогавших гвардейской бригаде подавлять кронштадтское восстание. Влили также много пехотинцев, переодели их в матросское платье и в качестве карательного отряда послали в Прибалтику для подавления революционного движения.

РЕАКЦИЯ ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ

Реакция все более наглела. Участились аресты рабочих и студентов. В подвалах полицейских участков избивали арестованных. Кавалерийские патрули разъезжали по многолюдным улицам. Теперь они не отшучивались, как прежде, а решительно напирали на толпу <и действовали нагайками, а кое-где и шашками.

26 ноября я спросил Николая:

— Будет что или нет? Мы можем вывести до двухсот матросов.

Николай ответил:

— Держитесь в готовности. Настанет момент — сообщим.

В пекарне собрали партийную организацию. Я сделал сообщение о положении в столице, о настроениях в войсках, о том, что некоторая часть солдат колеблется и отходит от революции, но подавляющее большинство еще держится непримиримо. Я упомянул о том, что обещал представителю военной организации вывести, если понадобится, до двухсот матросов.

— Выведем больше! — кричали матросы. — И солдаты пойдут с нами!

— Сколько, думаете, выставят строевые роты в случае надобности? — спросил я.

— Человек триста, если начнется бой. За ними потянутся и те, кто пока молчит и не проявляет себя.

Постановили работу в ротах усилить, подготовлять матросов к возможным боям, внимательно следить за оружием, чтобы его внезапно не изъяли.

Правительство продолжало свое методическое наступление на революцию. 4 декабря ночью был арестован Совет рабочих депутатов.

Удар по Совету рабочих депутатов глубоко потряс рабочие массы Петербурга и вызвал бурю демонстраций.

В Петербурге началась забастовка. Прекращалась работа на заводах и фабриках. Рабочие валом валили на широкие проспекты и площади столицы. Начались столкновения с полицией и войсками. На окраинах появились баррикады. Демонстрации с красными флагами заполняли площади и Невский проспект. Полиция и казачьи патрули отступали в боковые улицы, но не исчезали. На рабочих окраинах казаки налетали на безоружную толпу и, «прогулявшись» нагайками, исчезали. Кое-где рабочие встречали казаков огнем, — те пускали в