Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Во время поездки Трумэн и Черчилль получили возможность лучше узнать друг друга. Трумэн настоял, чтобы Черчилль называл его Гарри; Черчилль с удовольствием согласился, попросив называть его Уинстон. Сначала Трумэн отказался, объяснив Черчиллю, что он так много значит для Англии, Америки и всего мира, что «я просто не знаю, смогу ли я это». Черчилль ответил: «Сможете, и должны, иначе я не смогу называть вас Гарри». Трумэн ответил: «Ну, раз так, Уинстон, хорошо, буду называть тебя Уинстон». Трумэн сообщил Черчиллю, что собирается отправить линкор «Миссури» в сопровождении оперативного соединения ВМС в Турцию, якобы для того, чтобы доставить на родину тело турецкого посла, Мунира Эртегюна, который умер в 1944 году. На самом деле президент хотел было продемонстрировать Советскому Союзу, что Америка готова играть значимую роль в Восточном Средиземноморье, роль, которую Британия больше не могла исполнять в одиночку. 6-й флот Соединенных Штатов, хотя он еще так не назывался (и присутствие в Средиземноморье), был обязан своим появлением этой поездке в Вестминстерский колледж. Однако, хотя Трумэн с растущим недоверием относился к Советскому Союзу, он совершенно не был настроен на вражду. Его проинформировали о «длинной телеграмме» Кеннана, но он все еще питал надежду на сотрудничество со Сталиным. Америка выполнила свой долг, ее мальчики возвращались домой, и она была настроена миролюбиво. Великая депрессия осталась далеко позади. Наступила новая эпоха, позже названная журналистом Расселом Бейкером «Хорошие времена». Америка, когда 292 тысячи ее мальчиков были похоронены за границей и дома, не имела желания слушать бряцание оружия[2280].

Когда президентский поезд проезжал мимо спящих городов и ферм, Черчилль оставил Трумэна, чтобы поработать над речью. Он показал черновик Государственному секретарю Джеймсу Бирнсу, который не стал пересказывать текст Трумэну, а тот, в свою очередь, сказал Черчиллю, что не намерен читать окончательный вариант речи, чтобы так и мог сказать репортерам, если они спросят, а они непременно спросят. Но когда Черчилль появился с готовой речью, Трумэн не смог устоять. Дочитав, он назвал ее «блестящим, превосходным докладом». Возвращая речь Черчиллю, он заметил, что она «наделает много шуму».

За обедом Черчилль спросил Трумэна, действительно ли он любит играть в покер. «Да, Уинстон», – ответил президент. Черчилль сказал, что он впервые сыграл в покер во время Англо-бурской войны, и предложил принести карты. Трумэн сказал, что они с коллегами с радостью примут участие в игре. Стол покрыли зеленым сукном; разлили напитки. Когда Черчилль ненадолго отлучился, Трумэн предупредил товарищей, что Черчилль играет в покер уже более сорока лет, «хитер», любит карточные игры и «вероятно, превосходный игрок». На кону репутация американского покера, сказал президент, добавив, что ожидает, что все «выполнят свой долг». Но вскоре после того как раздали карты, американцы поняли, что их почетный гость не был выдающимся игроком в покер. Более того, по словам Клиффорда, он был «ягненком среди волков». За час Черчилль проиграл почти 300 долларов (75 фунтов, более 3500 долларов по текущему курсу), в 1946 году это была очень большая сумма, особенно для англичанина, чьи финансы, как и финансы его страны, были в плачевном состоянии. Когда Черчилль снова отлучился, Трумэн безапелляционно заявил своим коллегам, чтобы они не злоупотребляли очевидным отсутствием навыков игры в покер у их гостя. «Но, босс, – возразил Гарри Воган, – этот парень незадачливый игрок!» Итак, в самом начале того дня, когда он произнес одну из самых известных речей ХХ века, Черчилль изо всех сил старался обыграть хозяев в их собственной игре. Но не преуспел.

Весна рано пришла в Фултон: дни стояли теплые, в гимнастическом зале колледжа, где установили небольшую сцену, были распахнуты окна. Черчиллю должны были присудить почетную ученую степень доктора юридических наук, и по этому случаю он облачился в свою темно-красную оксфордскую мантию. В зале должны были установить телевизионную камеру, чтобы транслировать выступление по телевизору, но Черчилль отказался от этой идеи, опасаясь, что его будет отвлекать яркий свет. Вместо этого была установлена одна кинокамера Paramount. Черчилль начал свою речь с широких мазков: США, обладая монополией на ядерное оружие, находятся «на вершине всемирной мощи» и «приняли на себя неимоверную ответственность перед будущим». Он посоветовал, чтобы «всем государствам было предложено предоставить в распоряжение Всемирной организации некоторое количество военно-воздушных эскадрилий». Он сказал, что все люди в «миллионах коттеджей» должны жить спокойно, не испытывая страха. «Чтобы обеспечить безопасность этих бесчисленных жилищ, они должны быть защищены от двух главных бедствий – войны и тирании». Затем он заговорил о Советском Союзе: «На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и прозелитистским тенденциям. Я глубоко восхищаюсь и чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии – я не сомневаюсь, что и здесь тоже, – испытывают глубокое сочувствие и уважение ко всем народам России и решимость преодолеть многочисленные разногласия и срывы во имя установления прочной дружбы. Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ от возможного возобновления германской агрессии. Мы рады видеть ее на своем законном месте среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. И прежде всего мы приветствуем постоянные, частые и крепнущие связи между русским и нашими народами по обе стороны Атлантики. Однако я считаю своим долгом изложить вам некоторые факты – уверен, что вы желаете, чтобы я изложил вам факты такими, какими они мне представляются, – о нынешнем положении в Европе».

Затем: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы. Только Афины с их бессмертной славой могут свободно определять свое будущее на выборах с участием британских, американских и французских наблюдателей».

Он не мог удержаться и не сказать слушателям, что, хотя страшная война завершилась победой, ее можно было предотвратить, «но тогда меня слушать не пожелали, и один за другим мы оказались втянутыми в ужасный смерч». И хотя он считал, что русские не хотят войны, он был уверен, что они хотят «плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин». Затем он подошел к главному: «Если население Британского Содружества и Соединенных Штатов будет действовать совместно, притом что это означает сотрудничество в воздухе, на море, в науке и экономике, то будет исключен тот неспокойный, неустойчивый баланс сил, который искушал бы на амбиции или авантюризм. Напротив, появится совершенная уверенность в безопасности. Если мы будем добросовестно соблюдать Устав Организации Объединенных Наций и двигаться вперед со спокойной и трезвой силой, не претендуя на чужие земли и богатства и не стремясь установить деспотичный контроль над мыслями людей, если все моральные и материальные силы Британии объединятся с вашими в братском союзе, то откроются широкие пути в будущее – не только для нас, но и для всех, не только в наше время, но и на век вперед»[2281].

Для защиты западных свобод он предложил создать братский союз англоязычных народов, Америки и Британии, подчеркнув, что это является тем главным, что он «хотел здесь сказать». Он заявил, что «нет времени для банальностей, и я дерзну говорить конкретно. Братский союз требует не только роста дружбы и взаимопонимания между нашими родственными системами общества, но и продолжения тесных связей между нашими военными, которые должны вести к совместному изучению потенциальных опасностей, совместимости вооружений и военных уставов, а также обмену офицерами и курсантами военно-технических колледжей. Это означает дальнейшее использование уже имеющихся средств для обеспечения взаимной безопасности путем совместного пользования всеми военно-морскими и военно-воздушными базами»[2282].