Симптомы счастья (сборник) - Анна Андронова

Сергей открыл дверь своим ключом. В коридоре было очень мало места, что-то висело на стене, закрытое старым покрывалом, в открытую дверь комнаты Люся увидела толстую девочку с капроновым бантом на макушке. Она сидела за пианино на белой кухонной табуретке и тыкала в клавиши одним пальцем. Из кухни доносился шум воды, ругался женский голос: «Мишка, ты? Где тебя носит, паразита?» Сережа взял с вешалки зеленую турецкую кофту: «Не, это я, ухожу уже!» Когда они заворачивали за угол дома, из окна высунулась толстая тетка в чем-то красном, на голове – белая завивка с отросшими корнями: «Че не ел-то, Сереня, куда опять?! Иди, отец щас будет!» Сергей даже не обернулся, Люся на ходу сказала: «Здрассти». Знакомство состоялось.

Вечером Люся рассказывала маме: «Были сегодня у него… Мама? Ну, обычная женщина, довольно приятная… Скомкано только все получилось как-то, торопились…»

Видела она год назад на улице Сережу, свою первую любовь. Машину разгружали у продуктового ларька, а он рядом стоял, руководил. Штаны физкультурные так и остались, сигарета заложена за ухо, брюхо еще больше, два небритых подбородка. Она шла с Вадиком, в модном плаще и с розой в руке – мечта! Идеальная ситуация для встречи «бывшего». В последний момент решила не подходить. Бог знает, что Вадик может о ней подумать, если увидит, какие кадры у нее в знакомых.

Сейчас она сама не могла припомнить, как вообще могла с ним… А ведь откопала тогда пачку каких-то снотворных, еще от бабушки оставшихся! Две недели она умирала и не могла больше жить, потом мама принесла ей четыре тома Агаты Кристи, Рита достала, Люся зачиталась и как-то забылась. Потом они с институтской подругой Ольгой поехали на турбазу.

Там в процессе длительных обсуждений на пляже Сережа сильно трансформировался. Надо сказать, что ни одна Люсина подруга с ним знакома не была, то ли Люся так была погружена в свой роман, что отпала потребность общаться с девчонками, то ли все-таки было слегка стыдно за низкий уровень объекта, точнее, за отсутствие всякого уровня. Так или иначе, но на турбазе Он превратился в тонкого интеллектуала, заброшенного судьбой за баранку такси, что не мешало ему быть порядочной сволочью, посмевшей бросить Люсю. Острота ситуации заключалась еще и в том, что они ЖИЛИ, можно сказать, стали мужем и женой, и тут такое! К концу смены в Люсином мозгу уже родилась воображаемая беременность, но, к счастью, она смогла вовремя остановиться, тем более что Оля несколько устала всплескивать руками и закатывать глаза. Страстный монолог сменился трагическим молчанием.

В общем, Люсино томление вулканизировалось и потухло, все вернулось на круги своя. Еще пару раз она с кем-то знакомилась, почти всегда у Оли на днях рождения, но без продолжений. В оправдание одиночеству Люся поставила свою «несчастную любовь» и очень вжилась в эту роль, Тамара Викторовна даже считала, что слишком. Много чести какому-то… Люся, конечно, ждала. Не то чтобы принца, но и не шофера, кто-то же должен был заметить такую замечательную Люсю. Даже на улице она примерялась к каждому симпатичному мужскому лицу – а вдруг это ОН?

Подруги повыходили замуж. Оля тоже вышла. Потом развелась, родила, бросила библиотеку и выучилась на парикмахера. И все именно в такой последовательности. Некоторое время Люся занималась Ольгиным семейным сумбуром. Ребенок Вова был от сильной-пресильной первой школьной любви. А муж, не имеющий к нему непосредственного отношения, платил алименты. Знал ли он, что это не его сын? Люся так и не поняла, запуталась. Помнит только, что он через суд добивался прав видеться с мальчиком. Добился, принес огромного белого медведя и больше в Олиной жизни не появлялся. Люся участвовала, одних кухонных разговоров хватило почти на два года, пару раз она даже посидела с Вовой, когда Оля параллельно ругалась с мамой и не с кем было оставить. «Правильно ты, Люська, замуж не выходишь, нечего там делать! Родить всегда можно для себя, а пока молодая, жить нужно в полную силу!»

Вот Люся и жила в полную силу: сидела по вечерам перед телевизором, вязала, иногда сопровождала Ольгу с очередным претендентом в кафе или в кино, копошилась в своем научном абонементе. В обед она вынимала из сумки домашние бутерброды и переходила дорогу до салона, где работала Оля. Они вместе перекусывали, в подсобке парикмахерской было очень удобно – кресла и микроволновка. Оля каждый месяц перекрашивалась в новый цвет и прилично зарабатывала, она была мастер и мужской и женский, именно она стригла тогда Вадика, своего постоянного клиента, в неурочное обеденное время.

Люся уже привыкла, что клиентов Ольгиных можно не замечать, разговаривать при них на любые темы, они все равно никогда в разговор не включались, а Вадик включился. Что-то там такое пошутил, довольно удачно, они похихикали. Поели наспех, времени уж было много, Люся побежала к себе. Оказалось, он ее ждет у дверей, подвез (с ума сойти, на иномарке!) три метра до библиотеки. Телефон спросил, она сказала, и самое главное – он вечером позвонил! Люся приободрилась, купила плащ. На маму стала смотреть немного свысока, специально не подходила к телефону. «Да, можно Людмилу». А потом – «Люся, это кто?» А она небрежно: «Да так, немного не в моем вкусе…»

Ольга была в восторге, давно уже у них не было такой встряски! Все выяснила досконально, чего для подруги не сделаешь. «Женат, у него двое детей, с женой живут плохо, это уж ты поверь моему опыту. Я это за версту чую. Работает – мечта! В банке. Денег уйма, ты, Люська, вцепись и не вздумай отпускать, а то я отобью!» Люся вцепляться не умела, некому было учить, в голове упорно вертелось пошлое выражение «жена не стена». Они стали встречаться, ездили по городу на его машине, ходили в зоопарк, в планетарий. Там поцеловались. Он подарил Люсе дорогие духи, Оля сказала «ОЧЕНЬ дорогие», потом появилась гостиница «Ладья».

Первый раз Люся очень волновалась, накануне вечером он во время страстного поцелуя в машине взял ее за обе коленки руками больно и стал говорить, что они оба не дети и надо просто снять номер, сейчас это стало можно, для «деловых переговоров». Но Люся-то как раз была «дети», она совершенно не знала, как себя вести. Тогда давно, с Сережей, вся инициатива исходила от него. Он пыхтел и всхрапывал, а она ждала, когда на нее снизойдет неземное блаженство, как обещала Оля. Сейчас Люся уже была девушкой с прошлым, поэтому нужно было как-то продемонстрировать свой богатый опыт. Ночью были красным лаком накрашены ногти на ногах и сшита сорочка на бретелях из бежевой подкладочной ткани.

Тамара Викторовна от стука машинки никак не могла заснуть, а когда дочь наконец легла, встала, вскипятила чаю и у себя в комнате отгладила Люсино творение по швам и вытачки. Получилось, в общем, ничего себе, только слегка перекосила подол. К утру Тамара Викторовна, прикинув так и сяк Люсину ситуацию, пришла к выводу, что шансы на замужество невелики и максимум можно ожидать, что Люся «залетит», если отношения продлятся долго. Слово неожиданно привязалось – «залетит, залетит», грубое и для Тамары Викторовны не характерное. «Она у меня уже старая, может, решит чего-нибудь…» Опять впереди смутно забрезжил призрак маленького мальчика в байковой рубашке…

Она даже позвонила Наташе посоветоваться. У Наташи за последние три года умерли мать и свекор, муж защитил докторскую, а дети вроде бы съехали, но в трубке из Москвы доносился привычный ребячий крик, лай и что-то падало. «Томка! На кой тебе этот бесхозный младенец? Разве твоя способна кого-нибудь развести? Поиграет и отстанет! – Помолчали. – Ты хоть спроси у нее, может, она предохраняется, а ты будешь ждать чего-то там! Ты хоть сама знаешь, от чего дети бывают, старая перечница?»

В общем, Тамара Викторовна собралась с духом и поговорила с Люсей. Та, естественно, долго фыркала и говорила «ну мам» с очень большим количеством восклицательных знаков, но потом сказала, что вообще ничего не собирается, и вообще… Потом она взяла и заболела в апреле простудой, а с больничного отправилась не куда-нибудь, а в женскую консультацию, а потом загадочно молчала. И вот теперь декабрь, и уже есть этот мальчик. Не успели оглянуться. Может быть, теперь, наконец, Люся выбрала себе правильную «дорогу судьбы»? Это всегда Наташка так говорит. «Я тогда экзамен не сдала в мед, поехала на вокзал билет обратный покупать. Голодная была, да еще наплакалась. Решила сначала в кафе зайти, умыться и кофе выпить. Я у судьбы на перепутье стояла: кафе или вокзал. Поехала бы сразу за билетом – здесь бы сейчас жила и работала. За другого замуж бы вышла или не вышла бы. Мальчишек своих не родила бы. А кафе на правильной дороге стояло, на моей. Туда Мишка пришел с друзьями. Мы как познакомились, я сразу поняла, что он мой будет и что не поеду я больше никуда». Если б заранее знать!

Сама Тамара Викторовна прекрасно помнила, как она рожала Люсю. В этом же роддоме, в марте. Утром сидела у соседки за чаем, и вдруг заболел живот, а потом воды отошли. Еле доехала. Виталик был в командировке, вернулся только через день, Рита его подстерегла с новостями. Он примчался в роддом, принес цветы и записку со стихами, что-то типа «Тома скоро будет дома». Вызвал Тамару к окошку. Она волновалась сильнее, чем перед свадьбой, заплела зачем-то две тонюсеньких косички с бинтиками, завязала халат потуже. Хотелось быть красивой, новой. Она стеснялась своего непривычного тела – без живота, но пополневшего, большой груди, всяких физиологических подробностей, которые дома обязательно обнародуются. Рубашка внизу промокла неприятной жидкой кровью, ломило спину и хотелось плакать. Что за интерес на нее смотреть сейчас в окно?