Моя Гелла - Ксюша Левина

Это будет невыносимый квест. Не ревновать. Не злиться. Допускать вероятность нового поцелуя. Но не ревновать. И не злиться. Она нужна мне, и смириться с этим на удивление просто, но я, кажется, не нужен ей, и дело не в неправильном местоимении.

Семь лет назад

– Что это?

Маму трясет, она практически вываливается из машины и садится на низкую лавку у двухэтажного дома в дачном поселке.

Она, без укладки и макияжа, кажется потрепанной и больной. Вчера она выпила очень много вина, потому что папа в двухдневной командировке. Мы дважды останавливались по дороге, и ее тошнило.

– Ма?

– Тише! – взвизгивает она. – Идем.

Ей нужно секунд десять, чтобы собраться с силами. Потом мама становится мамой. Встает и идет к дачному дому, который выглядит куда лучше ближайших соседей, до которых, впрочем, довольно далеко. Несколько участков до домика заброшены и поросли травой и дикими яблонями. За домиком вообще ничего нет, улица на нем просто обрывается. За крошечным огородом – лес, через дорогу тоже.

– Ма, что это за место? – спрашивает Соня.

– Тише, – шипит мама.

Пару дней назад что-то произошло, но нам никто не говорит. Мы входим в дом, и мама кидает на полочку ключи от машины.

– Это мой дом, – холодно говорит она. – Его строил мой отец. В случае чего… ваш папа о нем не знает.

Мама никогда не обсуждала с нами отца, так что на большее мы не рассчитываем.

В доме уютно и как будто безопасно. Он правда кажется замечательным. Чистый, с огромным камином, печью и большим столом. Есть две маленькие спальни наверху, ванная комната и туалет. Первая моя мысль – я хотел бы тут жить. Всегда. И вторая. И третья.

– А можем мы тут жить?

Соня улыбается. В девять она мечтала летать как Венди, чтобы просто выйти из окна и унестись в Нетинебудет. Сейчас ей пятнадцать, и она не верит в магию, мечтает, как Том Сойер, уйти из дома на своих двоих.

– Нет. Жить не можете. Нас достанут из-под земли. Но сегодня вы переночуете здесь. Я заберу вас завтра.

– Домой? – Соня хмурится.

– Не знаю. Надеюсь, что нет.

Мы переглядываемся с такими счастливыми улыбками, каких никогда никто не видел на наших лицах.

– Мне пора, – нервно говорит мама, покручивая кольцо на пальце. – Ждите. В холодильнике еда. Соня, приготовь. Егор, следи за печкой. Показать, как топить?

– Разберусь.

Она уходит. А мы остаемся одни. Впервые мы будем ночевать вдвоем. Мы можем погулять в лесу или исследовать территорию. Или смотреть телевизор, слушать музыку, делать что угодно.

– Ты как? – шепчу, боясь спугнуть удачу.

– Счастлива, – выдыхает Соня, и мы врубаем музыку, чтобы начать танцевать как идиоты.

– А вдруг она правда завтра приедет, и все изменится, – смеется Соня, упав на ковер. Я лежу рядом, мы держимся за руки без страха, что войдет отец.

Любые проявления нежности между нами он считает мерзостью и частенько винит нас в том, что мы слишком много времени проводим вместе. Что я стану слабым, как девчонка, а Соня научится плохому. Что нам вообще друг до друга не должно быть дела. Иногда мне кажется, что он строгий генерал маленькой армии, который так в себе не уверен, что боится банального бунта на корабле.

– Она увезет нас. И мы будем счастливы. Она нас наконец-то защитит, Егор. Веришь?

О… Мы верим в это сегодня. Нам кажется, что мама снова стала мамой. Защитой. Тем, кем была для нас лет до пяти. Я действительно чувствовал себя с ней в безопасности какое-то время в самом раннем детстве, которого и не помню уже толком. Последние десять лет она мне не мама, она только тень мамы, на которую никому не положено смотреть. Вокруг нее вечный праздник, перемежающийся настоящим ночным кошмаром. Она может за секунду упасть от королевы до рабыни и так же быстро снова стать королевой. Она боится и при этом показывает зубы. И меня это даже восхищает, пожалуй. То, как одержимо ее любит отец, я вижу теперь ясно. И это единственные светлые дни, что у нас есть. Дни, когда отец любит маму.

Мы покупаем в сельском магазине пиво на карманные деньги и хохочем весь вечер, сидя у камина. Мы едим купленные мамой сосиски без гарнира, потому что гарнир должен быть всегда, а сегодня мы решаем сами, будет он или нет.

– Этот дом потрясающий, – говорю я, когда мы уже клюем носами. – Хочу такой.

– А я нет. Хочу красивую квартиру с видом на город и кучу друзей, которые будут любить то же, что и я.

– Фанфики про Питера Пэна и диснеевские мультики?

– Да.

И мы смеемся, очень долго добивая шутки друг друга. Засыпаем с чувством, будто завтра Новый год и самые лучшие подарки. Будто завтра рождественское утро в Хогвартсе. Поездка на море. День рождения. Мы занимаем одну спальню, чтобы не потерять друг друга в этом доме и не проснуться в одиночестве, и держимся за руки. Соня плачет между четырьмя и пятью утра от ужаса, что все это не сбудется. Я борюсь с паранойей и головной болью, иногда смотрю на наше отражение в зеркале, прикрученном к двери, и в животе поднимаются нехорошие жгучие бабочки чистого ужаса и тревоги.

Утром мама за нами не приезжает. И через неделю тоже.

Мы легко находим себе еду, потому что почти никогда не тратим карманные деньги, копим их на что-то, сами не знаем на что, и вот они нам пригождаются. Мама не отвечает на звонки, а отцу мы звонить не хотим. Он тоже о нас не вспоминает. Это становится страшнее с каждым днем.

На девятый день за нами приезжает мамина подруга.

– Я отвезу вас домой, и вы сделаете вид, что все это время просидели в комнатах. Отца нет дома, он у вашей матери в больнице.

– Что? – ахает Соня. – Она…

– Хотела уйти к другому, дура, – брякает мамина подруга и замолкает, потому что это было явно лишним, но мы уже все услышали, и она делает вид, что ничего не было.

К другому. Не с нами от отца. А к другому. И выбрала остаться с отцом.

Мы сидим на заднем сиденье машины маминой подруги и, как обычно, переписываемся вместо разговоров вслух.

«Мне написала Лиза».

Киваю, чтобы Соня увидела. Знаю Лизу, это одноклассница Сони.

«Вся улица про нас говорит. Отец орал на всю улицу, прикинь», – продолжает она.

«Что было?»

«Мама пыталась уйти, он сел в тачку и въехал в стену