Ленин и мы. Разоблачение мифов - Рустем Ринатович Вахитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, старые русские либералы раскрывали свою истинную природу только в экстремальной ситуации, до этого они заигрывали с этим самым «мерзким», «азиатским» народом и его партиями, любили порассуждать о народной свободе. Собственно, подназвание партии кадетов звучало так – «партия народной свободы». Однако все их «революционные инициативы» были односторонними, половинчатыми, робкими, ибо настоящей народной свободы они вовсе не хотели, такая свобода противоречила интересам их социально-экономического «базиса» – либеральному помещичеству, которое наживалось за счёт этого народа.
Поэтому Ленин предостерегал трудовиков от союза с либералами и крупной буржуазией и писал, что им – представителям настоящей крестьянской демократии – не по пути с либеральными соглашателями. Их подлинные союзники в политической борьбе – социал-демократы, представители городского рабочего класса.
3
Зоркий глаз практического политика Ленина сразу же выявил главное специфическое отличие русского либерала, которое было и будет у него всегда, в силу некоторых обстоятельств, о которых я скажу чуть позже. Либерал в России не тождественен демократу, как это было, например, во Франции или в Англии в эпоху их буржуазных революций. Наоборот, русский либерал – антидемократ, а поскольку демократия в самом общем смысле – это следование воле и интересам большинства, народа, то значит, русский либерал враждебен подавляющему большинству населения страны, в которой живёт, враждебен народу. Он мечется между правительством и народом (отсюда его половинчатая, робкая, лакейская «революционность»). Правительство ему тоже не очень нравится, оно тоже «слишком азиатское», деспотическое. Но, в конце концов, оно для него предпочтительней народа, который и вовсе русскому либералу кажется озлобленной непонятной дикарской смертельно опасной силой.
В России XX и XXI веков – время здесь ничего не изменило! – либерализм был и остаётся антинародной идеологией, а либералы были и остаются антинародным политическим направлением.
Это странно прозвучит, но даже самодержавие и его сторонники, до определённого исторического момента, каковым стала революция 1905 года, не были столь антинародны. Ленин отмечал, что в черносотенстве есть элемент тёмного, мужицкого демократизма. Это замечание верно – оно указывает на тот неоспоримый, хотя и плохо осознаваемый левыми факт, что до поры до времени самодержавие имело определённую поддержку в народе и не только за счёт идеологического оболванивания. Энгельс в полемике с Ткачевым замечал, что между русской крестьянской общиной и самодержавием существовала диалектическая связь; общины, представляющие собой замкнутые, мало сообщающиеся миры, нуждались в сильной центральной власти, которая регулировала бы отношения между ними. Таково экономическое обоснование того обстоятельства, что общинное земледелие не просто прекрасно совместимо, но и закономерно предполагало именно самодержавие в качестве политической надстройки. Иными словами, Энгельс считал, что, пока самодержавие не ополчится на общину и не станет её разрушать (что начал делать Столыпин), значительная часть крестьян будет видеть в самодержавном государстве определённую пользу для себя и поддерживать его (разумеется, в головах самих крестьян это идеологически преломлялось как уверенность в том, что царь – «всеобщий батюшка» и заступник крестьян, которому нужно подчиняться). Вот и выходит, что самодержавие в некоторой мере до этого времени было по-своему демократичной (хотя и далеко не прогрессивной) силой, в отличие от русского либерализма, который никогда в нашей истории демократичной силой не был и быть таковой не может.
Вследствие этого характеристики русского либерала от такого врага русского самодержавия, как В. И. Ленин, и у такого его защитника, как философ-консерватор К. Н. Леонтьев, в общем-то совпадают (хоть Ленин рассматривает отношение либералов к народу, а Леонтьев – к государству). В статье «Чем и как либерализм наш вреден» Леонтьев пишет: «У либералов всё смутно, всё спутано, всё бледно, всего понемногу. Система либерализма есть, в сущности, отсутствие всякой системы, она есть лишь отрицание всех крайностей, боязнь всего последовательного и всего выразительного… так мало нужно ума, познаний, таланта и энергии, чтобы стать в наше время либералом!» Сравните это со словами Ленина, который также писал об «узости, ограниченности, половинчатости, трусости либерализма»! Кстати, нигде вы не найдёте у охранителя, апологета самодержавия Леонтьева таких мерзких и грязных слов о русском простом народе, какими наделил его либерал Бунин! Напротив, даже обнаруживая у русских крестьян черты, сближающие их с восточным бытом (который Леонтьев хорошо знал, поскольку работал в нашем посольстве в Турции), философ восторгается ими как неким национальным своеобразием!
Что изменилось с тех времён? Лишь то, что если либералы прошлого и позапрошлого столетия хотя бы пытались скрывать своё истинное отношение к народу – «веховское» признание Гершензона и социал-расистская брань Бунина – все же исключения, вызванные, так сказать, состоянием аффекта, то современные российские либералы, напротив, выпячивают свою антинародность, гордятся ею. Возьмите к примеру, команду Гайдара и Чубайса, которые в начале 1990-х провели свои реформы специально таким образом, чтобы десятки миллионов простых граждан лишились всех сбережений и не смогли участвовать в дележе госсобственности. Они сами и их идеологическая обслуга из числа бойких журналистов открыто называли народ «быдлом», «биомассой», «расходным материалом». Ещё бы, ведь это «неправильный», «совковый» народ, имеющий не ту психологию и не те ценности! Это «старые русские», которым не планировались места в «прекрасной капиталистической России» будущего!
Не случайно в конце 1990-х наши либералы заговорили даже, что демократия – не для нас, потому что «неправильный народ», придя к власти, может ликвидировать «либеральные преобразования в экономике». Им понадобился «свой, русский Пиночет», который доведёт до конца реформы по лекалам «чикагских экономистов», безжалостно
