Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски - Валентин Фалин

Запиской я не ограничился. Адресат может и не положить на нее взгляд, когда на столе целый Кав­казский хребет бумаг. Подступаюсь к М. Горбаче­ву с просьбой выделить мне несколько минут свое­го времени. «Сейчас никак не получится, но вечером обязательно вам позвоню», — ответил генеральный.

Вечер давно перешел в ночь. Через четверть часа начнутся новые сутки. Звонок.

—  Что вы хотели сказать мне?

—  В дополнение к написанному считаю долгом зафиксировать ваше внимание на трех моментах:

а) нам навязывают аншлюс. Он имел бы тяжелые последствия. Все моральные и политические издер­жки, а при механическом слиянии двух разнородных экономик, социальных структур и прочем они неиз­бежны и значительны, взвалят на Советский Союз и его «креатуру» в ГДР. Распространение юридических норм одного государства на другое сделает нелегаль­ным все, что совершалось в ГДР на протяжении со­рока лет, и превратит несколько сот тысяч человек в потенциальных подсудимых.

—  Понятно, что дальше?

—    ...б) неучастие объединенной Германии в НАТО. Самое меньшее, на чем необходимо стоять до конца, — это ее неучастие в военной организа­ции союза (по примеру Франции) и неразмещение на немецкой территории ядерного оружия. Соглас­но опросам, восемьдесят четыре процента немцев за денуклеаризацию Германии;

в) все вопросы, касающиеся нашего имущест­ва и собственности в ГДР, а также материальных претензий к Германии, вытекающих из войны, должны быть отрегулированы до подписания по­литических постановлений. Иначе, по опыту Вен­грии и Чехословакии, мы втянемся в бесплодные и обременительные для отношений дебаты. Наши эксперты должны научиться считать не хуже аме­риканских, а также приготовить свою ведомость по экологическим издержкам нападения Германии на Советский Союз, если немцы на это напраши­ваются.

М.С. Горбачев задает несколько уточняющих вопросов, в частности по правовому статусу наше­го имущества, особенностям процедур присоеди­нения земель ГДР к ФРГ на основании статьи 23 боннской конституции, последствиям неуча­стия государства в военной организации НАТО. Потом говорит:

— Сделаю, что могу. Только боюсь, что поезд уже ушел.

После такого заключительного аккорда — «бо­юсь, что поезд уже ушел» — впору было поперек рельсов лечь. Как же так, вокруг вопросов, и отда­ленно не шедших в сравнение с тем, что выноси­лось на переговоры с Г. Колем, порой по пустякам Политбюро и другие «инстанции» кудахтали дня­ми и неделями. В преддверии, по почину генсека, устраивались мозговые штурмы, созывались синклиды экспертов, игры в генштабовских песочницах. Часто с нулевым результатом. Вспомним, как не­возможно было подвигнуть М. Горбачева на при­знание черного черным, когда речь заходила о секретных протоколах к договорам, заключенным Сталиным с Гитлером. «Слишком велика полити­ческая ответственность», — отговаривался он. От­кат до Архыза, который ближе к Сталинграду, чем к Москве, что, тут ответственность меньше?

В своих «Воспоминаниях» Х.Д. Геншер передает услышанный им от М. Горбачева рассказ о том, как в 1979 году принималось решение об интервенции в Афганистан. Генеральный не раз опробовал эту ле­генду на нас. Если верить рассказчику, Э. Шевард­надзе ничего заранее не ведал, М. Горбачева тоже обошли, как и большинство других секретарей и членов Политбюро ЦК. Тогда-то два приятеля и сго­ворились добиваться «коренного изменения систе­мы», дабы исключить подобные безобразия, то есть принятие решений не по регламенту.

За пять лет перестройки многое переменилось. Судьбу Афганистана в 1979 году определяла чет­верка или пятерка «наиболее равных» из равных. Новую военно-политическую карту Европы в 1989—1990 годах кроил по западным лекалам один М. Горбачев с сотоварищем. Явный прогресс, и бесспорно «демократический».

А еще говорят, в Советском Союзе не было при­ватизации. Сообразно расставленным «бесспорным приоритетам» экономику, правда, попросили по­тесниться и встать в очередь. Но зато приватизация политики и власти в целом зашла при М. Горбаче­ве дальше некуда. В этом отношении первый и пос­ледний советский президент обошел всех предше­ственников дома и большинство глав государств за рубежом.

Как и все остальные, кого не уместил Архыз, члены государственного и политического руковод­ства СССР узнали об «исторических свершениях», учиненных на Северном Кавказе, непосредственно из репродукторов радио и от дикторов телевидения. Слава Богу, собственных. Интересовавшимся дета­лями спешили на помощь «Немецкая волна» и не­мецкое информационное агентство ДПА. А кто ус­тановил, что руководитель тем умнее, чем больше он читает шифротелеграмм и меньше липнет к те­леэкрану?

Н. Рыжков, В. Крючков и другие из правитель­ственной команды, в том числе входившие в Совет обороны и президентский совет, получат пакеты с «секретными протоколами» Архыза «для сведения» и «на одобрение» два или три дня спустя. Путь «ос­новных» бумаг до парламента занял пару недель. Партия была к этому времени уже отлучена от го­сударственных дел. Возлюбите журналистов и вы­писывайте газеты. Относительно цельная карти­на — не надо только принимать ее за подноготную происшедшего — раскрылась в 1992 году, когда М. Горбачев опубликовал часть записей своих бе­сед с Г. Колем и Х.Д. Геншером.

Между прочим, Х.Д. Геншер лично известил Дж. Бейкера и французского министра иностранных дел Р. Дюма о подробностях «кавказской экспедиции» через несколько часов после завершения встречи в Архызе. Туда же, в Париж, а не, скажем, к советским парламентариям, заспешил Э. Шеварднадзе. Он аги­тировал «своих» в переговорах «два + четыре» энер­гично провести заключительный этап согласований с тем, чтобы к 12 сентября, к предстоящей встрече в Москве, все было готово к подписанию. Советский министр пугал, что промедление было бы на руку противникам урегулирования, которые скоро опра­вятся от шока.

Сделка в Архызе во многом уникальна. Судь­бу ГДР, как-никак члена ООН, решили без участия Республики, в отсутствие ее представителей. СССР прекращал действие всех договоров и со­глашений, заключенных с ГДР, не считаясь в боль­шинстве случаев с предусмотренным в договорен­ностях порядком их денонсации. Ликвидация ГДР с распространением на ее территорию компетен­ций НАТО предваряла конец восточноевропей­ской системы обороны. Однако консультаций в канун Архыза с союзниками не проводилось, ин­формации от советского руководства они не по­лучали. Архызские договоренности ставили крест на четырехсторонней ответственности великих дер­жав за Германию и лежавших в ее основе между­народно-правовых актах. США, Англии и Фран­ции предлагалось не обсуждать этот вопрос, а оформлять свершившийся факт.

Продолжать ни к чему. Какие бы нормы ни бра­лись в расчет — внутренние или международные, — архызские решения юридически весьма уязвимы. С моральной точки зрения они были гнетуще неспра­ведливы, оскорбительны для памяти 27 миллионов советских людей, павших в борьбе за правое дело.

Раскол Германии стал несчастьем для немцев и всей Европы. Ради собственных интересов СССР обязан был действовать решительней и последова­тельней, чтобы помешать раскольникам. С созда­нием двух германских государств немцы не пере­стали быть одной нацией. Сойдя здесь с принци­пиальных позиций, советская политика совершила грубый просчет. Его должна была исправлять не история, а мы сами, исправлять, пока предостав­лялся выбор, а не будучи прижатыми спиной к сте­не. А. Громыко не хотел снять шоры, признать, что средневековье с его «что с возу упало, то пропало» и прочими дикостями минуло безвозвратно. Но что мешало М. Горбачеву одуматься до того, как зазво­нил колокол?

«А что я, собственно, сделал? — с невинной ми­ной кокетливо вопрошал и по сию пору повторяет экс-президент. — Отдал Германию немцам». Но он не находит, что сказать, когда слышит: неуже­ли немцы перестали бы быть немцами вне НАТО? Что, немцы хуже французов, испанцев или кого-то еще и потеряли бы себя вне военной организации НАТО? Что, немцы не выиграли бы от создания об­щеевропейской системы безопасности, вобравшей в себя все полезное от сепаратных западной и вос­точной систем? Что, немцы лишились бы сна от беспокойства за свое завтра, если бы на немецкой земле не размещалось ядерное оружие?

Архыз можно признать закономерным финалом, если взглянуть на него вот с какого угла. Ричард Никсон, потеряв президентский пост, увлекся, как известно, публицистикой. Одна из его книг назы­валась «1999 год: победа без войны». В ней, как и в ряде других сочинений, он сетовал: «В последние сорок лет верхушка Америки (с точки зрения об­разованности, денег, власти) утратила чувство на­правления в мире. Она увлекалась всеми интеллек­туальными странностями, какие только попадали в ее поле зрения. Разоружение и пацифизм ныне на подъеме, и это могло бы оказать губительное воз­действие на судьбу Запада. И если стратеги в нашем обществе и те, кто оказывает на них влияние, утра­тят волю к руководству, тогда весьма вероятно, что большинство в Америке не сможет пресечь сполза­ния к катастрофе».