Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски - Валентин Фалин

Имелся ли на горизонте политик, который рас­полагал достаточным доверием, чтобы с видами на успех развернуть летом — осенью 1989 года глубо­кое реформирование ГДР? Не хочу никого обидеть, отметив, что Республика нуждалась в варягах. Ко­лоссальным авторитетом пользовался Горби. Смени гражданство и поклянись на Библии, он смог бы, пожалуй, содействовать консолидации Респуб­лики, хотя поручиться за это, памятуя содеянное им в Советском Союзе, нельзя. Отличный рейтинг в Восточной Германии имел В. Брандт, но от него ждали бы, что он поведет дело не к демократиче­ской перестройке ГДР, а прямиком к ее соединению с Федеративной Республикой. Г. Коль владел «ко­ролевским флешем» — властью и деньгами. И не только. Выступив с «программой из 10 пунктов», он прочно взял в руки инициативу, которую не усту­пал никому до 3 октября 1990 года.

Выбор пал на Эгона Кренца. Он оправдал его тем, что не допустил перехлестов, чреватых насилием. Вместе с тем передача три месяца спустя заглавной роли X. Модрову показывает, что не всякий вариант, первым приходящий на ум, является наилучшим. К тому же он может стоить невосполнимо дорого. Тут не была должным образом заполнена пауза Перед тем, как начался сплошной, лавинообразный обвал.

К концу 1989 года для неглухих и зрячих стало очевидным: история спрессовала 100 лет в 100 дней. Самоопределение немцев в ГДР состоялось. Поли­тикам досталось расставлять вехи таким образом, чтобы материализация прав одних не нарушила пра­ва и интересы других наций. Эту работу предстоя­ло выполнить в отменном темпе. Настроениями в обоих германских государствах овладевало нетер­пение. Оно легко могло вылиться в нетерпимость, займись заинтересованные правительства по образ­цу прежних десятилетий пустопорожними слово­прениями.

Стартовая расстановка сил, если смотреть на нее под советским углом зрения, была в чем-то даже обнадеживающей. Г. Коль выступил за конфеде­рацию. М. Тэтчер рассматривала конфедеративную модель как конечную станцию в достаточно плав­ном процессе переустройства германо-германских отношений. Ф. Миттеран сочувствовал оговоркам Лондона и был внутренне готов кое-что прибавить к ним. Его демонстративный визит в ГДР свиде­тельствовал сам за себя. По данным, поступавшим в Москву, Дж. Буш решил выждать. Президента США занимал преимущественно вопрос, как отра­зятся возможные перемены в Германии на НАТО. Будущие германо-германские отношения, как тако­вые, интересовали американцев во вторую очередь.

При обсуждениях у М. Горбачева (ноябрь—де­кабрь 1989 года — январь 1990 года) дали себя знать две тенденции или два видения дальнейшей совет­ской политики. А. Черняев и Г. Шахназаров, по­мощники генерального, ратовали за переход всей Германии под крыло НАТО. Особой изобретатель­ности в доводах они не развивали. Распространение сферы действия атлантического блока на терри­торию ГДР при современных средствах ведения войны ничего не меняет, утверждали они. Будь так, ничего не должен был бы менять и демонтаж на­товских структур в Федеративной Германии. На этот контраргумент, однако, помощники не реагиро­вали. Мой, правда, запоздалый анализ наводил на мысль, что А. Черняев и Г. Шахназаров отразили — не обязательно скрупулезно точно — какие-то ус­лышанные от своего шефа замечания к наброскам будущей военной доктрины СССР в условиях рос­пуска Организации Варшавского договора.

Э. Шеварднадзе избегал четких оценок. Во вся­ком случае, их не было слышно на совещаниях с моим участием. Но общая траектория его рассуж­дений по возможным этапам и методам преодоле­ния раскола Германии приспосабливалась к идее: не стоило бы излишне тесной кооперацией с Лон­доном и Парижем обременять взаимоотношения между СССР и ФРГ, а недостаточно «гибкой» по­зицией по НАТО вносить диссонансы в партнер­ство с США. По-видимому, сюда уходит корня­ми не санкционированный советским президен­том сход Э. Шеварднадзе 13 февраля 1990 года (на встрече шести министров иностранных дел в От­таве) с позиции «переговоры по формуле «четы­ре + два» на позицию Х.Д. Геншера, отстаивавше­го формулу «два + четыре».

Свою точку зрения я излагал без междометий и ужимок. Сердцевина германской проблемы для СССР — в недопущении новой агрессии с немец­кой территории. Поэтому говоря «да» объединению страны, если сами немцы за это, наша сторона вправе настаивать на внесении в урегулирование условий, должным образом учитывающих интере­сы СССР и прежде всего интересы его безопас­ности. Три западные державы постоянно показы­вали примеры того, как нужно стоять на страже своих прав, возникших ранее появления на свет обоих германских государств и независящих от их существования. В юридическом и моральном от­ношении советские права ничем не уступают пра­вам бывших союзников, и нет причин испытывать тут комплекс неполноценности.

При заключении Московского договора имелось понимание того, что преодоление раскола Гер­мании и раскола Европы должно протекать парал­лельно. Исходной для обеих трагедий являлась во­енная конфронтация. «Мирный порядок в Европе», о котором говорилось в письме В. Шееля А. Громы­ко (12.08.1970), немыслим в условиях сохранения в том или ином виде противостояния, отсутствия об­щеевропейской системы безопасности. Объедине­ние Германии должно было бы стать, как минимум, мостом к такой системе, если невозможно из-за не­достатка времени решить обе задачи сразу.

Отсюда делался вывод — планы распростране­ния сферы действия НАТО на территорию ГДР надо расценить как неприемлемые. Договариваю­щиеся стороны оказывались бы в совершенно раз­ном положении. Центральное звено западной военной инфраструктуры — ФРГ — продолжало бы выполнять ранее определенные ему функции. ГДР — центральное звено советской военной ин­фраструктуры — выпадала бы, что влекло бы се­рьезные дисбалансы. Если же сверх того в рас­поряжение или под контроль НАТО перешла бы территория ГДР, это причинило бы оборонитель­ной системе СССР невосполнимый урон или даже вызвало ее расстройство.

И заключительный элемент моей тогдашней по­зиции. По различным мотивам Англия и Франция заинтересованы в том, чтобы эволюция германо-германских отношений совершалась без перенапря­жений для Западной и Восточной Европы. Если Лондон и Париж не уклонятся в данном контексте от диалога с советской стороной, то и нам было бы не резон замыкаться на одного партнера, на какую-то одну модель решения.

Каких отметок держался М. Горбачев? Насилия не должно быть. Лучше обойтись также без давле­ния. Если цель — мирная Германия в мирной Ев­ропе — общая, согласие возможно. Пока на пе­редний план не выходили «детали», все выглядело ладно. Объявлять свою позицию по большинству конкретных вопросов генеральный не спешил. То надо обождать встречи с Дж. Бейкером, затем с Г. Колем, то выборов в ГДР, то обмена мнениями с Ф. Миттераном.

Но все же до поездки летом 1990 года в Вашин­гтон М. Горбачев больше склонялся к решению, которое отдавало должное, пока они сохранялись, обеим военным системам в Европе. Генеральный вместе с тем изначально сдержанно реагировал на сигналы, приглашавшие СССР к адвокатированию французских и британских оговорок. Париж и Лон­дон хотят переложить на Советский Союз черную работу, чтобы самим остаться чистенькими, — та­ким по смыслу был довод, хотя против поддержа­ния контактов, как таковых, возражений не выска­зывалось.

У меня на руках копии четырех документов, посылавшихся М. Горбачеву с февраля по июль 1990 года перед каждой из встреч с канцлером Г. Колем и министром иностранных дел Х.Д. Ген­шером. Я направлял ему также, соображения, касав­шиеся особенностей подходов Франции и США. Ав­торские копии этих записок исчезли, достать ксе­рокопии с оригиналов мне не удалось. Потеря не слишком велика, если не считать обстоятельно­го анализа тенденций американской политики при президентстве Дж. Буша. Последняя вписывала от­ношение США к европейским делам в глобальные концепции Вашингтона, без чего нельзя ни понять, ни объяснить его упрямство касательно членства Германии в НАТО.

Названные и неупомянутые записки писались не под копирку. Учитывались характеры собеседни­ков, несовпадения объективного положения стран, исторические традиции. В общем, свои полутона имелись, но стержень, вокруг которого развивалась мысль, не сменялся. Мозаика складывалась каждый раз из камней общего происхождения и отгранен­ных одним резцом. Автор никогда не поклонялся правилу Меттерниха — каждому говори его правду.

Февральский (1990 г.) разговор между М. Горба­чевым и Г. Колем выполнял несколько назначений. Пора было предать забвению тягостный инцидент, весьма омрачивший климат советско-западногер­манских отношений[20], а по результатам сопоставле­ния позиций, как они могли быть изложены, пред­стояло заключить, наличествуют ли предпосылки для договоренности и располагает ли СССР в ли­це канцлера солидным партнером для превращения шанса в реальность. Я находил, кроме того, целе­сообразным прозондировать, насколько поддаются синхронизации поворот в германской проблеме и расчистка европейской действительности от дефор­маций «холодной войны». В западной прессе печата­лись со ссылками на правительство ФРГ материалы, в которых говорилось, что развитие в Восточной Европе обогнало представления об обязательности для объединенной Германии членства в НАТО. Г. Колю вкладывались в уста слова, что на сей счет у Бонна имеются разночтения с Вашингтоном. В чем они состояли, стоило выяснить.