Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски - Валентин Фалин

Перестройка открылась констатацией: система, общество, страна в опасно запущенном недуге. На­прашивался вопрос: на ком ответственность за слу­чившийся, как утверждалось, сбой? Что на чужаков вешали — малоинтересно. Какие познания вынес­ли наружу раскопки в самих себе — это куда существенней. Вскорости доморощенный злодей сыс­кался — Л. Брежнев. Он кругом виновен: за «зас­той», за разлад снабжения и торговли, за корруп­цию в госаппарате, за интервенцию в Афганистан. Л. Брежнев, оказывалось, особенно нашкодил пос­ле 1975 года, когда существовал по милости врачей, царствовал, но не правил.

На сей счет у меня состоялось письменное объяснение с М. Горбачевым. Я счел своим дол­гом сделать представление по поводу не столь­ко развенчания покойного генсека, сколько отсут­ствия хотя бы намеков на роль здравствовавших в ту пору его сподвижников. Как-никак они восемь лет руководили страной от его имени. Некоторые из регентов удостоились быть названными в за­писке по имени, остальные, включая М. Горбаче­ва, шли под псевдонимом «и другие». Вы, чита­тель, правильно подумали — отец перестройки не пришел в восторг.

Пусть виноват Л. Брежнев. Восемь лет терпел, что за его спиной обделывались всякие комбина­ции. Потерпит еще. Но не следовало ли М. Гор­бачеву пойти несколько дальше совместной с Э. Шеварднадзе клятвы исключить «на будущее» решения, не опробированные полным составом По­литбюро, и позаботиться о том, чтобы таковых не было за спиной партии? И вслед еще один подвопрос: насколько в принципе может быть эффектив­ной и устойчивой система, формально завязанная на монопартию, а в действительности на возне­сенную над всеми и вся должность, отдававшую­ся (с одним известным изъятием) в пожизненное владение некоей персоне и зависевшую всецело от ее наклонностей и причуд?

Партия — это не пчелиный улей. Иначе говоря, единственно верной увертюрой перестройки долж­на была быть глубокая реформа партии снизу до­верху, превращение ее из организации, аукающей генеральному секретарю и обслуживающей его, в институт, поставленный в непрерывной связи с жи­вой жизнью генерировать свежие идеи. М. Горба­чев предпочел, однако, другой сценарий. Сначала чистка партаппарата, расстановка, как полагал ген­сек, верных ему кадров. Затем вторая селекция. За 1985—1990 годы краевые звенья поменялись триж­ды. Пошло ли это на пользу М. Горбачеву или боль­ше — Е. Лигачеву?

1988 год — год смены вех, год решающих — по убеждению многих, роковых — перемен. КПСС возвратила властные функции Советам разных уровней. Нужная реформа, и крайне серьезная. Она предполагала самую тщательную подготовку, ибо Советы за десятилетия их вождения на помо­чах разучились самостоятельно ходить. К тому же в их распоряжении не было ни специалистов, ни материальной базы. Правление Советам предсто­яло начинать с нуля. Партия, таким образом, обо­сабливалась от государственных обязанностей, не позаботившись, пока расправит плечи дееспособ­ный преемник. Открылась полоса безвластия.

Если бы авторы плана с плакатным названием «Вся власть Советам!» сегодня объявили, что хао­тический переход из одного состояния в другое вызывался ими намеренно, в расчете на разоруже­ние и партии, и Советов, я лично не удивился бы. Еще меньше поразило бы меня признание, что вся «реформа политической системы» 1988 года затеивалась для нейтрализации предрекавшегося сопротивления в партии усилению режима личной власти М. Горбачева в противовес всем прочим государственным и общественным надстройкам и пристройкам.

Облагораживание советской действительности в отрыве от перелома в сознании? Такого, на мой взгляд, быть не могло. Либо будет четко обозначен берег, от которого отправляется корабль, и коорди­наты нового порта приписки, либо болтаться это­му кораблю без руля и ветрил в надежде, что тече­нием его куда-то прибьет.

Сталинизм не просто тенью преследовал нас. Он сидел в порах самого склада жизни, в гипертрофи­ровании государственности, противном отдельному человеку и обществу в целом, в антидемократичес­ком централизме, наделявшем верховного владыку качествами божества.

Неудача перестройки многими нитями связана с неспособностью М. Горбачева сказать правду о на­шем прошлом, назвать все вещи своими именами, признать, что сталинизм был абсолютным отри­цанием социализма, его нежеланием восстановить Б правах принцип разделения властей вместо того, чтобы, разделяя, властвовать как прежде.

«Безусловный приоритет», отданный политике перед экономикой, уподобил в конечном счете пе­рестройку перестановке мебели, людей, акцентов. Со временем обращались так, как будто в кладо­вой держали про запас еще одну жизнь. Но иной потерянный час за годы не наверстаешь. Вчера — хворь, сегодня — недуг, назавтра — инвалидность или летальный исход. И возникает критическая масса, селевой поток, который даже при огром­ном напряжении сдержать редко кому удается.

Идеология сталинизма себя изжила. О новой не удосужились позаботиться. Общее идеологическое пространство распалось. Расцвели пресловутые 100 цветов. Цветки дали завязи. В национальных квартирах зажглись собственные огни. Несмотря на высочайшую степень интеграции — 84 процен­та, поползли швы экономического корсета. Развал экономики запрограммировал распад державы с многовековым прошлым.

Россия отброшена в XVII век. Наука в загоне. Школы в упадке. Культура во мраке. Хозяйство в распаде. Каждый оставлен спасаться как может. Успешней всего это получается пока у людей без совести и морали.

XX век будет среди прочего тем отличен от пре­жних эпох, что сделал осязаемо близкими древние апокалиптические легенды и пророчества. Ныне в возможностях человека устроить «атомную зиму» и адово пекло, перенести на Землю по заказу марси­анский или меркурианский климат. Перекрыть пла­нете кислород, лишить ее озонового щита и пресной воды — вообще не проблема. Этим люди занимают­ся давно и небезуспешно.

Перестройщики могли бы подать заявку на от­дельную строку в скорбном мартирологе. Еще бы! Никому пока не удавалось сотворить хаос, подоб­ный нынешнему, на одной пятой земной суши. Есть от чего возгордиться или воскликнуть: порез­вились всласть!

Не станем, однако, всем напастям наперекор, впадать в фатализм. Небо и земля пока при нас. От­делить бы свет от тьмы, вдохнуть в человека душу живую, зажечь в его сердце надежду. Перестройка преуспела в разбросе камней. Настало время кам­ни собирать.

«Будущее — это не то, куда мы идем, а то, что мы создаем. Дороги следует не искать, а строить. Сам процесс строительства меняет как самого твор­ца, так и его судьбу». Хорошо, согласитесь, сказа­ло. Когда-то я записал эти близкие мне по настрою мысли себе в блокнот, но упустил проставить, кто автор. Кажется, слова эти принадлежат Д. Эйзенха­уэру, умудренному к тому моменту опытом полко­водца и президента.

От себя к воспроизведенной записи я прибавил бы: неверно также спасаться от неопределенностей и рисков будущего бегством в прошлое. Реставра­ция не есть возврат. Она даже не отход от осевой линии развития, а сход на обочину. «И если будешь гнаться за ними (делами), не достигнешь, и, убегая, не уйдешь» (Иисус, сын Сираха, 11). Так было три тысячи лет назад познано и остается верным по се­годня и навсегда.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1

Докладная записка В.М. Фалина М.С. Горбачеву.

Ноябрь 1986 года

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Культ личности отнюдь не сводился к беззако­нию. Он был преступлением. Преступлением не только против конкретных людей, но против на­родовластия, против партии, против социализма. Нам придется — и не раз — возвращаться к этой больной теме. Ее не обойти ни на XIX партийной конференции, ни на XXVIII съезде. Восстановле­ние ленинизма в полном объеме и первозданной редакции, к сожалению, затянулось сверх всякой меры. Видно, на нас выпало бремя и этой рабо­ты. Иного не дано. Если перестройка не должна оборваться на полпути, если есть намерение вес­ти ее ответственно, с серьезностью и глубиной, подобающими революции.

Нет нужды специально останавливаться на фун­даментальной важности обеспечения тождества сло­ва и дела. В общей форме отмечу, что идеология не сводится к философским формулам и не исчерпыва­ется ими. Философия-абстракция чаще всего выпол­няет функцию кадила, чтобы курить фимиам по­требному и непотребному, раз без них не обойтись или поскольку они удобны. Нам это ни к чему.