Когда взорвется газ? - Данил Корецкий

«Шанхай» закончился, теперь он бежал по неровной утоптанной земле пустыря, сзади раздавался топот — преследователи не настигали его, но и не отставали.

— Стой, щас шмалять буду!

Но оружия у них скорей всего не было, иначе уже давно бы раздались выстрелы…

Выглянула круглая луна, рассеяв тьму, как неожиданно включенный ночник. Прямо перед собой Черепахин увидел черную громаду террикона. Черт! Огибать ее — значит упустить темп, расстояние сократится, и уйти точно не удастся! Остается только рваться наверх…

Не сбавляя скорости, он взбежал по крутому склону на десяток метров, но потом потерял инерцию, упал на четвереньки и продолжал карабкаться вперед, как большая, обезумевшая от страха обезьяна. Куски жужелки летели из-под ботинок, острые края золы царапали ладони.

— Ну все, сучара, я тебя на куски порежу! — орал снизу страшный голос. Второй преследователь только сдавленно матерился.

Иван не обращал на это внимания. У него сейчас была только одна цель: выжить! Вскарабкаться наверх, скатиться вниз с другой стороны, нырнуть в рощу или остановить машину на дороге… А может, они выдохнутся и отстанут… Или потеряют равновесие и скатятся назад! Должна же какая-то высшая сила помочь ни в чем не повинному человеку, которого судьба запустила в беличье колесо непонятных событий и опасных проблем! «Господи, помоги!» — неожиданно для себя взмолился убежденный атеист Черепахин.

Сил как будто прибавилось, или он привык передвигаться на четырех конечностях. Внезапно руки ощутили приятное тепло, через несколько метров нагретый воздух обволок все тело, захотелось вытянуться, прижаться к ласковому теплу щекой, закрыть глаза и расслабиться, погружаясь в блаженный покой… Но в голове будто щелкнуло какое-то реле и тревожно замигала красная лампочка опасности!

Иван резко изменил направление, карабкаясь вдоль крутого склона и с трудом удерживая равновесие. Через десяток метров порода утратила ласковость, и опять стала холодной и колючей. Он вновь пополз вверх. Сил уже не было, он сел перевести дух. Сердце колотилось под горлом, грозя выскочить через рот. Черепахин поднялся уже довольно высоко, внизу переливались огнями улицы Лугани. Или Парижа? Разве может в Лугани быть так много фонарей? А он, дурак, делал передачу о плохом освещении города! Сколько совершено ошибок, сколько допущено просчетов…

Преследователи тяжело пыхтели в нескольких десятках метров внизу. Похоже, они тоже были на последнем издыхании. Так и оказалось. Причем в самом буквальном смысле…

Иван повернул голову и посмотрел вперед. На фоне звездного неба виднелась закругленная голова террикона. Казалось, до нее осталось совсем немного. Собравшись с силами, Черепахин полез вверх. Так вконец измотавшийся альпинист обретает второе дыхание, приближаясь к заветной вершине.

Подручные Семинога тянулись за ним, будто на цепочке. Михайло отстал, блаженно грея руки о внезапно потеплевший склон. Уж, оправдывая свое прозвище, обогнал его метра на четыре и довольно легко заползал на крутизну. И вдруг, прямо из-под белой кроссовки Ужа, зазмеилась вниз узкая, курящаяся дымом, красноватая трещина, она пробежала прямо под Михайлой, ошпарив струей нестерпимого жара, от которого лопнула кожа живота и задымилась одежда. Боль и испуг породили крик, до отказа разодравший рот и одновременно разверзший края трещины. Открылась раскаленная до бела бездна, в которую и провалился Михайло. Брови, волосы, одежда и кожа с хрустом сгорели, когда он еще падал. Потом его плоть зашипела и превратилась в облачко отвратительно чадящего дыма.

Уж, у которого земля ушла из-под ног, рванулся вперед, вскочил, но пышущая адским жаром дыра не собиралась его отпускать: порода осыпалась и, как конвейер, тянула его в огонь…

Иван уже приближался к вершине, когда снизу послышался треск и адские красные отблески разорвали темноту. Тут же раздался отчаянный, животный крик ужаса и боли.

— А-а-а-й-й-я-я-я!!

Человек не может так кричать. Разве что сгорая заживо…

Иван резко развернулся, в лицо ударила волна теплого воздуха. Из черного бока террикона вырывался язык огня — будто кто-то запалил пионерский костер или включил гигантскую паяльную лампу.

— Помоги! Держи меня!

На фоне красно-желтых сполохов, отчаянно размахивая руками, балансировала беспомощная черная фигура. Но она не могла победить закон всемирного тяготения — через мгновенье животный крик ужаса повторился, и черная тень сорвалась в преисподнюю… Взметнулся сноп искр, повеяло жаром и запахло то ли серой, то ли обычным углем, и еще — горелым мясом. Ивана замутило, сознание будто заволокла пелена, и он пришел в себя уже сидящим на вершине.

Сколько прошло времени, он не знал. Но опасность исчезла, его никто не преследовал… Снова сгустилась темнота: вспыхнувший было от притока воздуха костер погас — склон осыпался, засыпав коварный огненный мешок. А Михайло с напарником, чьих лиц он не запомнил, успели провалиться в огненную каверну и превратились в обугленные кости… Это случайность, или… Или за него заступилась та высшая сила, которую он призывал на помощь?

Ответа на этот вопрос Иван не знал. Да и никогда не узнает. Больше того — он и не хотел его узнавать.

Коренастый флегматичный водитель спокойно и уверенно вел КамАЗ по пустынным проселочным дорогам. Уверенность эта основывалась не только на изрядной физической силе и многолетнем опыте перевозок, но и на двуствольном обрезе, спрятанном под сиденьем. Обрез этот Олександр невзначай «засветил» перепачканному мужчине, который на рассвете попросился в попутчики. Но вид наличных денег полностью подтвердил благочинность пассажира и снял настороженность шофера. Поэтому пожелание избегать людных мест он воспринял как руководство к действию. Грузовик шел по убранным полям, вдоль осыпающихся лесополос и рощиц, легко преодолевал мелкие речушки вброд, ловко вписывался в неожиданные повороты, сокращающие путь и экономящие время.

— Границу проходить будешь или как? — наконец нарушил молчание Олександр.

— Гм… — задумался Черепахин. — Ну, а что, паспорт есть…

Водитель усмехнулся.

— Знаешь анекдот: бьют не по паспорту, а по морде? Ты на себя посмотри… И потом: ты ж от кого-то хоронишься. Вон мы как зайцы петляем. А на посту тебя легче всего перестреть…

Иван помрачнел. Преследующий его рок повторялся: одежда вновь перепачкана сажей и провонялась горькой угольной вонью, снова по пятам идет погоня…

— Куда же мне деваться?

Водитель бросил на него косой взгляд.

— Да перейти через поле пешком, и все дела… Пока еще строгостей нет: ни проволоку не натянули, ни автоматчиков с собаками не поставили… Иногда граница через усадьбу проходит: дом в Украине, а сортир — в России… Я знаю удобное местечко…

— Спасибо. И еще — дайте мне телефон позвонить. Я заплачу.

Угловатый черный «Гелендваген» с дочерна затонированными стеклами, подскакивая на многочисленных выбоинах, несся по шоссе международного значения. Вокруг мелькали такие же пустые поля и облетающие желтыми листьями рощи, но это уже была другая страна, в которую Иван Черепахин попал нелегально, незаконно перейдя границу. Но как ни странно, ему было спокойно. Может, потому, что впереди маячили широкие спины, толстые шеи и бритые затылки молчаливых парней, а рядом, в распахнутой до пупка рубахе и со стаканом виски в руке, сидел давний дружбан Игорь Переверзев и, откинувшись на мягкую спинку сиденья, расслабленно горланил залихватскую песню:

То с севера, то с югаПриносит ветер друга,То мачта, то труба торчит в порту…На берег сходят хмурые ребята-ростовчане,А через час они уже в хмелю…

Действительно, оба успели изрядно набраться, хотя Иван сел в джип всего час назад. И то, что с корабля он не сходил, а опасливо вышел из придорожных кустов, никакого значения не имело.

Мы ростовчане — веселый народ,Пусть шумный город пляшет и поет,В Ростове так много огней,Здесь можно встретить знакомых и друзей…

— А ты что, Игорек, уже ростовчанин? — спросил Иван.

Он тоже развалился на сиденье и умиротворенно покачивал широкий стакан, звеня кусочками льда, плавающими в соломенного цвета жидкости. Переверзев, сын бывшего председателя колхоза под Луганью, в первые университетские годы был ярым патриотом Украины и говорил, что москали объедают и опивают республику. Но потом постепенно националистический азарт пропал, он остался в Ростове и сейчас думал совсем по-другому.

— Конечно! Ростов — свободный город. Не жлобский, не занудный, не скупой. Здесь даже сала больше, чем в Лугани! Земляки приезжают и закупают пудами… А батя как-то повез друзьям в Москву три кило, так на границе отобрали!