Когда взорвется газ? - Данил Корецкий

— Василий Иванович, расскажите, пожалуйста, зрителям — что самое сложное в вашей работе?

Лицо оператора. Он морщит лоб.

— Поддерживать постоянный уровень рабочего давления…

Камера крупным планом показывает шкалу манометра с подрагивающей черной стрелкой.

— …и своевременно реагировать на нештатные ситуации, чтобы избежать аварий. Динамический удар может порвать трубу и даже вызвать газовый взрыв. А это самое опасное в нашем деле…

Крупно: лицо оператора, его глаза. Крупно: монитор контрольного компьютера с графиками параметров перекачки. Снова глаза. Снова монитор.

— Пожелаем уважаемому Василию Ивановичу перекачать еще не один миллион кубометров газа и следующий юбилей встретить на своем рабочем месте в добром здравии и таком же хорошем настроении! — трещит за кадром дикторша.

Седой и бородатый Василий Иванович с застывшей улыбкой смотрит на свой монитор и щелкает тумблерами. Все. Конец сюжета, титры.

Черепахин запускает материал с начала. Смотрит еще и еще. Но не может ничего понять. Никакой тайны в банальном сюжете нет. Избитые приемы чередования крупных планов, затянутая съемка, смысловые повторы — ничего необычного, довольно сырой материал. Общий вид магистральной трубы и пункта перекачки, бородатая рожа оператора, который, сразу видно, не дурак выпить, его натужное умствование… Чистого времени в готовом, смонтированном виде — три минуты.

Из-за чего же разгорелся весь сыр-бор?! Из-за чего убили Пашку, арестовывали его самого? Непонятно… Но главное, что все закончилось…

— Ну, сколько ты еще будешь смотреть одно и то же? — обиженно спросила Вероника. — Неужели эта ерунда тебе интересней, чем я?

Иван Сергеевич выключил компьютер и опрокинулся на диван. Молодое дарование на этот раз говорило вполне разумные вещи. И делало то, что не могло вызвать возражений. Поэтому нервный тяжелый день завершился расслабляющим приятным вечером и бурной горячей ночью.

«Все тайное становится явным». В справедливости этой пословицы неоднократно убеждались шаловливые дети и неверные жены, воры и политики, милиционеры и бандиты, разведчики и контрразведчики, государственные мужи и рядовые обыватели, отпетые злодеи и законопослушные граждане. Конечно, это высказывание, как и любое другое, имеет исключения, но они только подтверждают сформулированное выше правило.

Одна загадка разрешилась сама собой, когда Черепахин перед включенным телевизором завтракал вареными яйцами и гренками, которые сам же и приготовил, ибо кулинарные способности не входили в число достоинств Вероники, да от нее и не требовались.

— В поселке «Зеленая Гора» сгорела дача, хозяин которой подозревался в совершении ряда должностных преступлений, — истерической скороговоркой затараторил репортер утренних новостей.

На экране появились останки черепахинской дачи, которые выглядели совсем не так, как накануне. От обгорелых конструкций второго этажа ничего не осталось. Из каменной коробки передвижной кран вычерпывал замызганным ковшом черный мусор пожарища.

— Во время производства следственного эксперимента сгоревшие руины обрушились и завалили подозреваемого, — радостно сообщил репортер и извиняющимся тоном добавил: — По счастью, никто из сотрудников правоохранительных органов не пострадал…

Его «по счастью» прозвучало как «к сожалению», и тут же последовало привычное нагнетание обстановки.

— В этой истории много странного. Отчего сгорела дача? Что искали в развалинах? Случайна ли гибель подозреваемого? В настоящее время Служба спасения ведет раскопки на месте происшествия. Скоро мы получим ответы на все эти волнующие вопросы. Следите за нашими информационными выпусками!

Яйца и кофе сразу утратили вкус. Черепахин отодвинул тарелку. Вот почему его никто не преследовал: Крайко считает, что тело арестованного завалено в подвале… И как только поймет, что тот сбежал, травля тут же возобновится! Причем, может быть, отсутствие трупа уже обнаружено!

Он вскочил, пробежался по комнате, зачем-то выглянул в окно и целенаправленно заглянул в шкаф. Здесь у него хранилось немного одежды, в которую он переодевался, снимая повседневный официальный костюм с галстуком.

— Что случилось? — насторожилась вышедшая из ванной Вероника. Она была завернута в полотенце и вид имела довольный, хотя и немного усталый.

— Мне надо срочно уехать!

Прыгая на одной ноге, Иван натянул джинсы, надел синюю клетчатую шведку и новую кожаную курточку, которую они с Вероникой купили в Турции. Рассовал по многочисленным карманам деньги — доллары отдельно, гривны и рубли отдельно. Расстегнув «молнию», в потайном отделении за подкладкой он с удивлением и радостью обнаружил свой загранпаспорт. Здорово! Обулся в легкие кроссовки, побросал в дорожную сумку белье, несколько рубашек, джемпер, новые турецкие туфли, спрятал рядом с паспортом злополучную флэш-карту.

— В командировку? — спросила догадливая Виагра.

— Да, что-то вроде того… Тебе лучше тоже уехать домой на какое-то время…

— Домой?! — У девушки был такой вид, будто он с маху ударил ее в солнечное сплетение. — Как домой?!

— На время… У меня проблемы… Потом я тебя заберу…

Вероника заплакала.

— Так я и знала! Ты меня бросаешь! Мне даже сон приснился про разбитую кринку…

Черепахин вспылил.

— Да не бросаю я никого! Просто из-за меня у тебя могут быть неприятности!

— Никуда я не поеду! Я буду здесь жить! — агрессивно кричала девушка. — Ты же обещал!

— Смотри, как хочешь, — махнул рукой Иван. — Квартира оплачена на три месяца вперед. Только будь осторожна. А если будут расспрашивать, то ты меня неделю не видела и ничего не знаешь. Поняла?

— Поняла, — кивнула несколько повеселевшая девушка. — Я и взаправду ничего не знаю!

Непроизвольно хлопнув дверью, Черепахин выскочил из квартиры, сбежал по лестнице и выбежал во двор. Прохладный ветерок заставил поежиться. Что делать? Куда идти?

На всякий случай он отошел от подъезда подальше и сел на скамейку, чтобы собраться с мыслями. Но мысли не хотели собираться — крутились в бессмысленном хороводе вокруг всего, на что падал нервно бегающий взгляд. По небу плыли кучерявые облачка, похожие на готовых к стрижке баранов. В песочнице возились три малыша, похожие на взъерошенных воробьев. На вытоптанном газоне наскакивали друг на друга взъерошенные воробьи, похожие на неразумных малышей. А на кого сейчас похож преуспевающий журналист Черепахин? На бомжа — вот на кого! На кого похожа молодая женщина, устало толкающая по разбитому тротуару неновую детскую коляску? На задрюченную жизнью мать-одиночку… На кого похож вон тот парень, выскочивший из неприметной замызганной машиненки и проворно нырнувший в первый подъезд?

Черепахина будто молнией ударило: да это один из его конвоиров, только коричневую куртку сменил на короткий светлый плащ! Волна животного страха снесла его со скамейки, пронесла по пыльным улицам, забросила в автобус… Он медленно покатился от остановки к остановке.

— «Изобильный», приехали, конечная! — недоброжелательно прокаркал водитель, и Иван очнулся.

Он оказался в шахтерском поселке пригорода, который после банкротства шахты «Глубокая» медленно умирал. Впрочем, даже в свои лучшие времена поселок не жил, а агонизировал и никогда не оправдывал своего официального названия: местные жители более обоснованно именовали его «Шанхаем». Скученный шлакоблочный самозастрой, перекошенные, как рты дебилов, окна, латаные крыши, выгребные ямы у прогнивших заборов, водоразборная колонка в конце квартала, печное отопление с бесплатным когда-то углем, ветхое белье на веревках, магнитофоны и салат «оливье» в получки да праздники, заземленные электросчетчики, силикозный кашель, беспробудное пьянство, поножовщины, бытовые самоподрывы вынесенным из забоя аммоналом…

Сейчас шахта остановилась, праздники кончились, уголь не завозили, электричество отключили, остались нищета, безысходность, разложение и тлен… Дома рушились и сгорали, не потерявшие себя жильцы перебирались — кто куда мог, но большинству деваться было некуда, и они доживали свои дни здесь, продавая нехитрый скарб, оставшийся от лучших времен аммонал, а когда совсем припечет — и копеечное жилье…

По узкой кривой улочке Иван шел куда глаза глядят, впереди мрачно чернели два террикона, на склонах которых несколько женщин выбирали из пустой породы куски антрацита. Дело это было столь же малопродуктивным, сколь и опасным, ибо внутри гигантских черных конусов тут и там происходят самовозгорания — иногда проступающие красным пятном или едва заметным дымком, а иногда ничем себя не выдающие, но готовые в любой момент заглотнуть в огненное чрево неосторожно ступившего человека.