Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский

– Нет, не подходит! – ответила она, и по акценту я понял, что точно: она.

Она снова посмотрела на меня и, конечно, узнала, но виду не подала. Просто развернулась и ушла.

– Молодой человек, мне очень жаль, – забормотал Фельдерман. А мне что? Я вышел, но к Беттине мне уже не хотелось, и конверт я просто вернул Надману.

* * *

Через несколько дней она позвонила как ни в чем не бывало, эта русская. Был уже конец рабочего дня, мы с Максом считали секунды до закрытия линии. Она позвонила на мобильный, которые нас заставляют выключать, но я не выключаю – фиг ли мне?

– Привет, – голос был бодрый, язык слегка заплетался. Она любила пить вино, делала это с удовольствием. – Что делаешь?

– Работаю, – ответил я, и Макс за соседним столом усмехнулся.

– Молодец! – сказала она. – И долго тебе еще? Мы с подругой пошли на вечеринку, вроде ваша компания спонсор. В «Феликсе». Может, подойдешь к нам?

– Может, подойду, – ответил я. Обрадовался, с одной стороны, потому что не знал, куда в этот вечер деться. А с другой – получалось неудобно, потому что денег у меня не было. Но еще оставался шанс передумать.

На всякий случай я взял у секретарши приглашение на вечеринку. В тяжелые времена их давали сотрудникам, а так в «Феликс» попасть нелегко…

Бумаги, которые надо было обработать, сдвинул в сторону и стал смотреть на часы. Часы у меня, кстати, нефиговые – Breitling, здоровенные и дорогие. Ну то есть, между нами, куплены они у китайцев за 50 евро, но выглядят ого-го – девчонкам нравится. И вот пока я смотрел, как ползет секундная стрелка, мимо проходили начальники смены, «контролеры качества» – крысы, которые слушают наши звонки. Начали подтягиваться «ночники» – те, кто закрывал линию в 12. Вот выбрался из кабинета Надман, оглянулся и выбежал вон. Макс вернулся из курилки, подошел, постоял рядом. Сказал: «Арно, скоро я уйду отсюда», – и сел за свой комп.

Я промолчал, не стал уточнять. Потом прошла наконец начальница смены, – тупая дура с писклявым голосом, которую за глаза называли «мышью». Подождал, пока хлопнет дверь, заработает лифт – и тоже сорвался к выходу.

– Что, свидание? – спросила секретарша. Типа, подколола. С ней как-то тоже было один раз, просто так, для удовольствия.

В «Феликсе» было полно народу, я еле протолкнулся. Если б не ВИП-приглашение – точно не прошел бы. Концерт группы еще шел полным ходом, она и подруга, молчаливая девчонка, тоже русская, сидели за столиком. Она чмокнула меня в щеку.

– Думали, не придешь… Мы уже выпили неплохо… Но хотим еще… Возьми себе что-нибудь, а нам – по бокалу шампанского…

Я отвалил от стола, и первым, кого увидел, был Надман. Сидел за соседним столиком с девчонкой. Не со своей любовницей, с какой-то другой. Эта была одета как с картинки про старые моды – вуаль, перчатки, прическа как у Мерилин Монро. Сигарету курила через мундштук, двигалась с кошачьей грацией, и даже под вуалью было видно, какие длинные у нее ресницы. Что она делала рядом с этим мудаком? Что делала моя русская рядом с тем Манфредом, или Зигфридом, или как там его? Да бог с ним, с Зигфридом, что она делала у Фельдермана? Ведь не с ним же она… Было в этом что-то не то…

Перед Надманом стояла бутылка шампанского в ведерке, он сидел выкатив грудь, важный. Увидев меня, махнул рукой и отвернулся. Я вспомнил, что у меня нет денег. Что мне должны, и вот этот, который сидит за столом с шампанским, в первую очередь должен. Не знал, как заказать им шампанское, себе виски или, там, коньяк, неважно, что покрепче. Дам карту. Может, чудо случится…

– Оплата невозможна, – безучастно ответил мне бармен, а я сделал круглые глаза и попросил попробовать еще раз. И обернулся на Надмана. Бармен еще раз проволок карту через машинку, и, пока что-то там нажимал, я увидел, как она, моя рыжеволосая русская, идет ко мне.

– Ну что ты? – спросила она.

– Да вот, оплата не проходит, что-то с карточкой, – сказал я. Мне было стыдно, и я снова посмотрел через зал на Надмана. Он тоже смотрел на меня, то есть не столько на меня, сколько на мою подругу. И отвернулся, как только увидел мои глаза. К его столу подошел официант, унес ведерко. Я вспомнил Израиль, песок, наш аэродром, вспомнил успокаивающую тяжесть калашникова – мне ее сейчас так не хватало… В Израиле этот Надман был бы штабным офицером, это точно…

– Давай, что ты будешь? Я заплачу, – вынула она кошелек.

Потом мы сидели за столиком, пили, смеялись. Напряжение прошло. У них был такой смешной акцент – у ее подруги чисто русский, знаете, когда немецкие буквы произносят очень жестко и все слова получаются с трудом узнаваемые. А она говорила неплохо, но ударения ставила почему-то все время на конец, и слова все не в том порядке у нее шли.

Группа тем временем играла джаз или не джаз, короче, что-то, что я не слушаю, но в тот вечер играли они приятно, и певица пела хорошо, даже не пела, а мурлыкала, как кошка. И на одной песне, которая показалась ужасно знакомой, будто я ее каждый день слышал, хотя я уже говорил, что джаз не слушаю, – так вот она, совсем пьяная и веселая, сдернула меня танцевать. И я пошел, расталкивая плечом толпу, и взял ее за талию, рванул за собой. Танцевать нетрудно – надо просто слышать музыку, доверять ей и уверенно вести девчонку, – они это любят. И мы танцевали почти как в кино, я кружил ее, и все было бы хорошо, если бы не какой-то подлый фотограф, который вдруг напрыгнул, сверкнул вспышкой – и лицо девчонки вдруг стало белым как мел, она испугалась, а у меня зашумело в ушах и на секунду будто пропал звук – все стали двигаться неподвижно, рты открывались, люди двигались, мы сами переступали ногами по полу – но я слышал только «шшшш», будто газ, который тихо шипит в трубе.

А потом все разом прошло. Я даже узнал песню, под которую мы танцевали – это была моя любимая «Guns of Brixton», только с музыкой там сделали непонятно что, одни слова оставили как были.

You can crush us